Отзывы на книги автора «Николай Бердяев»

Мне никогда не приходилось задумываться, что именно столпы нашей классики оказали столь заметное влияние на события конца XIX - начала ХХ века. Ну вот как-то в большом отрыве друг от друга они у меня шли - русская (да что русская! мировая, скорее!) история и русская литература. Понимаю, что в корне неверно, но, согласитесь, если "Бесы" Достоевского прямо связаны с идеями революционного движения в России, то "Ревизор" или "Мертвые души" как-то не заставляют думать в этом направлении.
По сути, книга - очень интересный и небанальный анализ творчества самых ярких русских писателей с точки зрения влияния на общественно сознание. Вы когда-нибудь думали о Гоголе, как о "художнике зла"? А о том, что в творчестве Достоевского гораздо больше веры в человечество, чем у того же Гоголя? А приходило ли Вам в голову, что Брестский мир - это результат порочной по своей сути (не нужно бросать в меня камнями! Николай Александрович все очень хорошо объясняет! И да, я с ним согласна) философии Толстого?
Вот такая очередная книга, переворачивающая сознание.

Вначале была тьма. Тьма была долгой. И тьму эту Бердяев слегка стыдливо называл обскурантизмом. И было там безмыслие . безмолвие и безгласие с одним часто повторяемым мотивом:
Православие- единственное истинное христианство.
Московское царство – единственное православное царство.
Значит , Московское царство – единственное истинное!
Потом пришел Пётр I с фонариком , купленным в Германиях там всяких и Голландиях .
Посветил – посветил вокруг. И понеслось !
Пушкин выяснил , что при свете хорошо пишется . Да писать стал так, что зачал русскую изящную словесность.
Другие при свете стали читать. Начитались немчуру Гегеля и стали думать.
Первые читатели были , правда, баре , мыслили категориями мыльных пузырей, поэтому идеалистами и были названы. Думали они всё больше, какой же путь у России – славянский или западнический.
Потом им надоело бесконечно талдычить про "Две дороги, два пути" и , в спорах челюсти натренировав в первичную славяно-западническую дилемму добавили цыганочку с выходом и коленца всякие с подвывертом.
Боже мой! – восклицает Леонтьев . - Неужели Колизеум и колонны Акрополя , победы Македонского и средневековые рыцари существовали только для того, чтоб довольный и сытый буржуа грелся на солнышке !? Нет, У России должен быть другой путь.
Да! - заявлял Хомяков – Немцы нам не годятся: ни духовности в них ни возвышенности . У нас свой путь. Отдельный от всех.
Достоевский в своих метаниях начав с того, что русский народ- народ богоносец , что только русский мальчик мыслит о звёздах а мирское для него низменно , транзитом через слезу ребенка пришел к определению огромной разницы между человекобогом и богочеловеком.
И после прихода в мыслители разночинцев , вакханалии с народниками и террористами , лампочку у фонаря подвыкрутили .
Но уже ненадолго , память то оставалась. Свет дали опять . Народ опять кинулся читать .
На сей раз массово начитались Ницше и понесло уже совсем . Причем кого куда. Кто о мирообустройстве думал. Кто о обустройстве общества. Кто учение о истинной религии на гора выдавал.
Тут и серебряный век с его вычурной поэзией, мистикой и эзотерикой подоспел. И тут БАБАХ ! – шестидюймовка Авроры к общему спору подключилась. И в крестьянской стране с отсталой промышленностью и малочисленным рабочим классом восторжествовал пролетарский миф .
Тут Бердяев собственно и заканчивается , никакой главной русской идеи не выведя.
Добавлю от себя.
Что Было 70 лет после этого – лучше не вспоминать.
А потом пришёл незабвенный Виктар Степаныч со своей сильно недооценённой квинтэссенцией русской идеи про : «Хотели как лучше , а получилось как всегда»
А потом пришёл Сурков , заявив: « А вот хрен Вам, жаждущие, ищущие и думающие. Россия еще сотни лет ̶в̶ ̶т̶е̶м̶н̶о̶т̶е̶ находится на особом пути будет , а русский народ так и будет оставаться ̶т̶ё̶м̶н̶ы̶м̶ глубинным.
Историческая спираль, в общем, сделала полный виток.
А всё , возможно , потому, что не идеал и рай на земле нужно было искать , а пытаться минимизировать недостатки. Немудрёная идея и не новая, но тоже могла бы русской стать.
Если бы не догматизм ))

P.S
А наилучшая, пожалуй , рецензия принадлежит Науму Коржавину в
"Памяти Герцена"

Чего ждать от религиозного мыслителя, высланного из России на «Философском пароходе»? Возможно того, что его идеи окажутся мощными, увлекательными, способными изменить общество. Ну или нет.
Перед нами философское рассуждение о смысле творчества, охватывающее многие сферы деятельности человека: политику, искусство, семью, религию. В каждой из глав Бердяев описывает достижения в той или иной области, пропуская их через призму христианства. Центральным вопросом исследования становится попытка оправдать человека в его бездействии. Бердяев мыслит посредством категорий, в достаточной мере понятных современному читателю: через антропоцентричность мира. Человек несёт в себе Бога, т.е. ему присуща божественная способность Творения – возможность создавать что-то новое. Однако человек ещё не готов к такому дару, ему нужно переосмыслить многое в контексте противопоставления: философии и науки, искусства и литературы, семьи и половой жизни, морали и права, хозяйства и техники...
Таким образом мы получаем 400 страниц пространных размышлений обо всём на свете, венцом которых является утверждение, что творчество неизъяснимо. Т.е. по сути мы не можем мыслить в категории истинности/ложности относительно вот этого всего, пока не определимся с объектом.

Мне никогда не приходилось задумываться, что именно столпы нашей классики оказали столь заметное влияние на события конца XIX - начала ХХ века. Ну вот как-то в большом отрыве друг от друга они у меня шли - русская (да что русская! мировая, скорее!) история и русская литература. Понимаю, что в корне неверно, но, согласитесь, если "Бесы" Достоевского прямо связаны с идеями революционного движения в России, то "Ревизор" или "Мертвые души" как-то не заставляют думать в этом направлении.
По сути, книга - очень интересный и небанальный анализ творчества самых ярких русских писателей с точки зрения влияния на общественно сознание. Вы когда-нибудь думали о Гоголе, как о "художнике зла"? А о том, что в творчестве Достоевского гораздо больше веры в человечество, чем у того же Гоголя? А приходило ли Вам в голову, что Брестский мир - это результат порочной по своей сути (не нужно бросать в меня камнями! Николай Александрович все очень хорошо объясняет! И да, я с ним согласна) философии Толстого?
Вот такая очередная книга, переворачивающая сознание.

Для понимания Достоевского нужен особый склад души. Для познания Достоевского в познающем должно быть родство с предметом, с самим Достоевским, что-то от его духа.

Крайне неприятное чтиво.
256 страниц восхваления не сколько Достоевского, сколько самого Бердяева. Какой он дескать гениальный, что смог всецело оценить все достоинства Достоевского, а другие вот так не смогли. Все они непременно что-то не поняли, а вот он вот понимает Достоевского как себя самого. И если где-то какой-то другой критик высказывал какие-то свои мысли по поводу "миросозерцания Достоевского", то он абсолютно точно был не прав, потому что понять Федора Михайловича способен исключительно Бердяев. Как-то так.

Лучше всего все-таки писал о Достоевском Мережковский в своей книге «Л. Толстой и Достоевский». Но и он слишком занят проведением всей религиозной схемы, параллелью с Л. Толстым. Для него Достоевский часто является лишь средством для проповеди религии воскресшей плоти, и единственное своеобразие духа Достоевского он не видит. Но впервые Мережковскому удалось что-то приоткрыть в Достоевском, что раньше оставалось совершенно закрытым. Его подход к Достоевскому все же принципиально неверен.

И написано всё еще с таким пафосом, все фразы построенные до ужаса нелепо - просто, чтобы растянуть предложение и кинуть пыль в глаза своим высокопарным слогом. По фактам, полезной информации почти нет, а та, что есть - уже давно известный факт и всё это рассказывалось еще на школьных уроках литературы. Так что ничего нового из книги узнать не удалось (хотя не знаю, на что я вообще рассчитывала) только зря мучалась, пытаясь пробраться через этот неприятный слог...

Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли. И те, которые отказываются принять участие в этом пиршестве на том основании, что в своей скептической рефлексии заподозрили ценность всякой мысли и всякой идеи, обрекают себя на унылое, бедное и полуголодное существование.

И всё в этом роде...
А от подобных идей в книге (а подобное тут частенько мелькает) в нынешние времена и вовсе как-то тошно:

Русский человек – всечеловек и самый свободный человек в мире.

К самому Достоевскому и его произведениям я свое мнение не изменю, а вот Бердяева точно больше читать не буду ни в каком виде.

Для понимания Достоевского нужен особый склад души. Для познания Достоевского в познающем должно быть родство с предметом, с самим Достоевским, что-то от его духа.

Крайне неприятное чтиво.
256 страниц восхваления не сколько Достоевского, сколько самого Бердяева. Какой он дескать гениальный, что смог всецело оценить все достоинства Достоевского, а другие вот так не смогли. Все они непременно что-то не поняли, а вот он вот понимает Достоевского как себя самого. И если где-то какой-то другой критик высказывал какие-то свои мысли по поводу "миросозерцания Достоевского", то он абсолютно точно был не прав, потому что понять Федора Михайловича способен исключительно Бердяев. Как-то так.

Лучше всего все-таки писал о Достоевском Мережковский в своей книге «Л. Толстой и Достоевский». Но и он слишком занят проведением всей религиозной схемы, параллелью с Л. Толстым. Для него Достоевский часто является лишь средством для проповеди религии воскресшей плоти, и единственное своеобразие духа Достоевского он не видит. Но впервые Мережковскому удалось что-то приоткрыть в Достоевском, что раньше оставалось совершенно закрытым. Его подход к Достоевскому все же принципиально неверен.

И написано всё еще с таким пафосом, все фразы построенные до ужаса нелепо - просто, чтобы растянуть предложение и кинуть пыль в глаза своим высокопарным слогом. По фактам, полезной информации почти нет, а та, что есть - уже давно известный факт и всё это рассказывалось еще на школьных уроках литературы. Так что ничего нового из книги узнать не удалось (хотя не знаю, на что я вообще рассчитывала) только зря мучалась, пытаясь пробраться через этот неприятный слог...

Творчество Достоевского есть настоящее пиршество мысли. И те, которые отказываются принять участие в этом пиршестве на том основании, что в своей скептической рефлексии заподозрили ценность всякой мысли и всякой идеи, обрекают себя на унылое, бедное и полуголодное существование.

И всё в этом роде...
А от подобных идей в книге (а подобное тут частенько мелькает) в нынешние времена и вовсе как-то тошно:

Русский человек – всечеловек и самый свободный человек в мире.

К самому Достоевскому и его произведениям я свое мнение не изменю, а вот Бердяева точно больше читать не буду ни в каком виде.

Николай Александрович Бердяев – экзистенциалист, литератор, публицист, русский политический и религиозный философ и общественный деятель. Его перу принадлежит самобытная концепция философии свободы личности. Он начинал как марксист, но потом все более склонялся к персонализму, принимал участие в деятельности «Союза освобождения» и московского Религиозно-философского общества. Основные направления философии - метафизический идеализм и трансцендентализм. Вводит понятие «нового религиозного сознания». Разберем основы философии Бердяева на примере его труда «Смысл творчества (опыт оправдания человека)».

Свою книгу «Смысл творчества (опыт оправдания человека)», напечатанную в 1916 году, в отличие от остальных, философ считал не самой совершенной, но по-настоящему дельной. Начал он писать ее в Италии. Основная идея, побудившая автора взяться за перо, звучит так: «что есть творчество?» Отсюда следует его мысль, что с помощью творчества идет общение человека с Богом. В Евангелии, по Бердяеву, специально замалчивается мысль о праве человека на творчество. (Разумеется, Бердяев отходит здесь от догмата веры).

«Творческий акт всегда есть освобождение и преодоление». Творческий акт - это выход из себя. Таким образом, оно неразрывно связано с идеей свободы и проявляется в культурном продукте (поэзии, живописи, музыке), а он всегда конечен. Творчество, по его мнению, отлично прослеживается именно в романтизме, где есть трансцендентный порыв и потусторонность.

Человек создан Творцом гениальным, но не обязательно гением. Философ также говорит о нашей эпохе, как не позитивной, «в ней нет солнечности». Трагедия же творчества состоит в несоответствии между творческим замыслом и его воплощением. Идет несоответствие между творческим горением и холодом завершенного творения. Философ также пишет о двойственности человеческой природы, но критикует антропоцентризм марксизма: человеческая жизнь - самоценна.

В книге, в отличие от других опусов начала XX века, четко сказано о философии человека, ориентированной на жизнь, смерть и любовь.

В целом, его труд чрезвычайно искренний, изобилующий сложными метафизическими идеалистическими идеями. Во многом философия Бердяева есть продукт его времени, продукт ломки эпох, однако мысль, что на «восьмой день творения» человек начинает творить вместе с Богом, не лишена оригинальности.

Духовность есть болезненный нарост, порожденный страданием.

И пускай эти слова вырваны из контекста и выписывались для опровержения, но есть в них какая-то поэтичность. Бердяев в этом месте «Духа и реальности» пытается развить мысль о том, что с исчезновением физического, материального страдания человека его духовность и глубина не исчезнет, что в некотором роде любопытно. Всегда полагал, что такие вещи как духовность, мудрость, глубина и внутренняя сила рождаются только в результате страданий, лишений, а автор проводит иную занимательную мысль. Любой достойный человек является противником несправедливости, эксплуатации человека человеком и всех негативных явлений жизни, с другой же стороны эти самые негативные события жизни дают человеку нечто важное, возвышающее, я бы даже сказал, первостепенное, и это является определенным противоречием. Бердяев говорит о том, что человек существо трагичное и, что с искоренением ужаса жизни проявится «истинный внутренний трагизм жизни, тоска станет еще большей, и явится более напряженная духовность, ныне задавленная внешними несчастьями и неустройством общества». Это я выписываю отдельно, как один из самых интересных кусков трактата.

«Я и мир объектов» и «Дух и реальность» фактически охватывают одну и ту же тему и даже имеют некоторую схожесть в названии. Основная тема этих работ это изучение того, что является объективным, что субъективным и как эти категории друг с другом взаимодействуют.

«Я и мир объектов» - это протест против объекта и всего, что с ним связанно. Протест против объективного, что, по мнению автора, является вторичным и блеклым, и против объективации (социализации), то есть намеренного подравнивания под общее. Объективной истины не существует, истина бывает лишь субъективная. Именно всё субъективное интересно, высоко и прекрасно, не объективное и тому подобное.

«Дух и реальность» в своём итоге приводит к осознанию необходимости обнаружения и исповедования новой духовности, основанной на созерцании и активности.

Отрицание духовности есть отрицание человека, как образа Божьего в человеке, но отрицание значения техники, социальной борьбы и организации ведет к отрицанию и унижению человека, к рабству и покорности злу. С этим связана проблема новой духовности, которая соединяет созерцание и активность, духовную сосредоточенность и борьбу. Совершенно ложно строить духовную жизнь на старом противоположении «духа» и «плоти».

P.S.

Принятие на себя креста есть всегда вместе с тем и облегчение страдания, как получающего смысл в духовной жизни. Неприятие креста, злобное отвержение страдания и проклятие ему делает страдание темным.

Духовность есть болезненный нарост, порожденный страданием.

И пускай эти слова вырваны из контекста и выписывались для опровержения, но есть в них какая-то поэтичность. Бердяев в этом месте «Духа и реальности» пытается развить мысль о том, что с исчезновением физического, материального страдания человека его духовность и глубина не исчезнет, что в некотором роде любопытно. Всегда полагал, что такие вещи как духовность, мудрость, глубина и внутренняя сила рождаются только в результате страданий, лишений, а автор проводит иную занимательную мысль. Любой достойный человек является противником несправедливости, эксплуатации человека человеком и всех негативных явлений жизни, с другой же стороны эти самые негативные события жизни дают человеку нечто важное, возвышающее, я бы даже сказал, первостепенное, и это является определенным противоречием. Бердяев говорит о том, что человек существо трагичное и, что с искоренением ужаса жизни проявится «истинный внутренний трагизм жизни, тоска станет еще большей, и явится более напряженная духовность, ныне задавленная внешними несчастьями и неустройством общества». Это я выписываю отдельно, как один из самых интересных кусков трактата.

«Я и мир объектов» и «Дух и реальность» фактически охватывают одну и ту же тему и даже имеют некоторую схожесть в названии. Основная тема этих работ это изучение того, что является объективным, что субъективным и как эти категории друг с другом взаимодействуют.

«Я и мир объектов» - это протест против объекта и всего, что с ним связанно. Протест против объективного, что, по мнению автора, является вторичным и блеклым, и против объективации (социализации), то есть намеренного подравнивания под общее. Объективной истины не существует, истина бывает лишь субъективная. Именно всё субъективное интересно, высоко и прекрасно, не объективное и тому подобное.

«Дух и реальность» в своём итоге приводит к осознанию необходимости обнаружения и исповедования новой духовности, основанной на созерцании и активности.

Отрицание духовности есть отрицание человека, как образа Божьего в человеке, но отрицание значения техники, социальной борьбы и организации ведет к отрицанию и унижению человека, к рабству и покорности злу. С этим связана проблема новой духовности, которая соединяет созерцание и активность, духовную сосредоточенность и борьбу. Совершенно ложно строить духовную жизнь на старом противоположении «духа» и «плоти».

P.S.

Принятие на себя креста есть всегда вместе с тем и облегчение страдания, как получающего смысл в духовной жизни. Неприятие креста, злобное отвержение страдания и проклятие ему делает страдание темным.

Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни... Он потряс мою душу более, чем кто-либо из писателей и мыслителей.

Так начинает Бердяев своё пневматологическое исследование творчества Достоевского. Блистательно, профессионально, и что важно, целостно философ разбирает метафизику писателя, выраженную в художественном творчестве, анализирует основную тему всех произведений Достоевского - Человек и его судьба, и сопутствующие ей - Свобода, Зло, Любовь. Замечательна по проницательности и глубине глава о "вершине миросозерцания" Достоевского - "Легенде о Великом инквизиторе".

Главная же идея книги Бердяева - показать, что "Достоевский не только великий художник, художник-психолог, и не в этом нужно искать своеобразие его творческого образа. Достоевский – великий мыслитель". В результате философские размышления Бердяева и идеи Достоевского удивительным образом сливаются, переплетаются, перерастают одна в другую, что и составляет содержание этой книги...
Великолепно!