Мы пустились в дорогу, не поев, идя по следам леопардицы, которую я видела на рассвете. Оставив многоводные болота позади, мы оценили дальнейший путь.
По словам жрицы, вход в подземное царство лежал на дальней стороне гор. Следовало подняться в предгорье, где в осеннее равноденствие встает солнце. Там найти тропу, ведущую к горному перевалу. Спустившись с вершины и двигаясь прямо на восток, мы должны были выйти к пастушьей хижине, отмечающей пещеру, из которой идет лестница в темные чертоги Эрешкигаль.
По моим расчетам, равноденствие прошло два дня назад. Оглядывая холмы, я заметила неровную зазубрину, понижение в линии древесных верхушек: несомненно, там и была тропа.
К середине утра мы достигли поросшей маками долины, которую видели с берега. Мои опасения, что мы идем слишком медленно, не ослабевали. Повсюду мне виделись дурные знамения, багровые цветы напоминали бескрайнее озеро крови. Но худшее ждало нас впереди.
Темная туча жужжала и гудела над трепещущими лепестками. Адам отказывался идти. Чтобы вести мула дальше, понадобились все наши усилия: Самаэль тянул за уздечку, а я толкала животное сзади. Только подойдя совсем близко, мы разглядели, что туча состоит из мух – миллионов мух. Они облепили нам глаза и губы, оставляя отвратительный привкус на языке. Мы оторвали пару полосок ткани от моего подола и, обернув ими лица, поплелись по тропе вслепую.
Миновав полчище насекомых, мы подошли к подножию холмов, засеянному пшеницей. Урожай уже должен был созреть, но стебли были изъедены, а зерна обратились в песок. Землю усеивала мертвая саранча. Сухие тельца насекомых хрустели под ногами при каждом шаге. Среди листьев и стеблей виднелись оранжевые яйца – предвестники нового опустошения. На скалистом выступе каркали вороны.
Мы поднялись выше через заросли дубов и миндаля. В полдень небо потемнело, словно наступила ночь. Закапал легкий дождь, сменившийся градом. Градины размером с орех обрушились на нас, оставляя ссадины на коже. Адам обезумел и начал брыкаться. Из-за ледяной бури мы сбились с пути. Самаэль соорудил из молодых деревьев беседку, чтобы защитить Адама, а мы сами забрались в шатер из козлиных шкур.
– Это Его рук дело? – спросила я, слушая, как градины колотят по шкуре над головой.
Самаэль мрачно кивнул.
– Полчища саранчи, град, мухи – да, это в Его духе.
– Но мы ведь так далеко от Его владений! Откуда у Него здесь столько власти?
Мой спутник выглянул наружу, чтобы посмотреть, не слабеет ли буря, и обернулся ко мне, поморщившись.
– Наверное, Он становится сильнее.
И тут меня осенило.
– Это потому, что Она слабеет!
Ветер завывал среди деревьев, шкура хлопала, градины летели со всех сторон.
– Что будет с этим миром, если мы не сможем вернуть Ее?
– Нужно поспешить. Мы можем пролететь над бурей, взяв из даров все, что сможем унести. Я уболтаю стражей впустить нас, Лилит. Ты же знаешь, я неотразим.
– Я потеряла крылья и больше не могу летать.
Самаэль обнял меня в темноте, и мы слушали ярость бури – гнев Яхве, обрушенный на нас.
Ночью, когда я проснулась, было темно, но тихо: ветер не свистел, град не падал. Далекий крик филина выманил меня из шатра. Там, где полог леса редел, я попыталась отыскать большие созвездия: Небесного Быка, изогнутый хвост Скорпиона. Я искала звезду Ашеры, вечернюю звезду, но ее не было видно. Я чувствовала, как Матерь слабеет, обращаясь в пустоту, словно убывающая луна.
С первыми лучами солнца мы снова пустились в путь. Тропинка вилась среди зарослей орешника, пока не вышла к краю зеленого плато, на дальней стороне которого поднимались серые горы.
День выдался солнечным, без следа дурных знамений, преследовавших нас на пути от реки. Этот ранний час был наполнен пением птиц. Пара каменных дроздов носилась в воздухе, сверкая на солнце голубыми грудками. Они щебетали, словно тростниковые флейты, пока даже Адам, нелюбопытное животное, не заинтересовался источником трелей. На поле перед нами, согнувшись в три погибели и укрыв головы от яркого солнца пестрыми шалями, работали женщины с корзинами за спиной.
– Время урожая шафрана. – Самаэль указал на небольшие сиреневые цветы, которыми было усеяно плато. – Видела бы ты, какая начинается суматоха, когда его привозят в храм Урука. Там потом все несколько дней поют и танцуют.
Он сорвал цветок у наших ног и вырвал одну из похожих на змею ярко-оранжевых нитей, тянувшихся из лепестков к солнцу.
– Шафран священен. – Самаэль положил эту нить мне на язык, и она растаяла, оставив легкий древесный привкус.
Пока мы шли через поля крокусов, я озиралась в поисках признаков Его гнева, опасаясь навлечь на эту мирную долину беду – ураган или, может, грозу с ливнем и градом. Но все было спокойно: никаких темных туч, никакого волчьего воя на горных перевалах.
В тени развесистого фисташкового дерева дюжина женщин отделяла рыльца от цветков. На каждую огромную груду лиловых лепестков, которые они получали, приходилась лишь скудная горстка насыщенно-оранжевых нитей на серебряных подносах, стоявших у ног работниц.
– Приветствую вас, дамы, – окликнул их Самаэль. – У вас не найдется шафрана на продажу?
– Изыди! – ответила густобровая женщина. – Мужчинам здесь не место, ты испортишь урожай.
– На небе и на земле не найдется того, что я могу испортить, – улыбнулся Самаэль.
Работница подняла голову, и ее подруги поступили так же.
– Да и вообще, – Самаэль присел, чтобы быть на одном уровне с ними, – я не мужчина.
– Неужели? – спросила предводительница, не отрываясь от работы. – Тогда позволь спросить, кто ты?
– Ангел, – ответил он, загребая полную горсть лепестков и делая глубокий вдох. – Из небесного воинства.
Густобровая отогнала его.
– Подойди, – подозвала она меня. – Твоя спутница может присоединиться к нам. Такая красотка только благословит урожай.
Самаэль отвел Адама в сторону, чтобы отряхнуть его запылившиеся в дороге бока. Я села, и одна из женщин вывалила мне на колени корзину свежесобранных цветков крокуса. Я последовала примеру других женщин и принялась отделять рыльца, откладывая в сторону лепестки.
– Что ты здесь делаешь, девушка? – спросила меня их предводительница. – Ты ведь не здешняя.
– Мы идем за горы, – указала я на вершины за их спинами.
– Наверняка в подземный мир, в темные владения Эрешкигаль. Вы ищете там Царицу Небесную.
– Но… Но откуда вы знаете?
– Потому что Она исчезла.
– Вы тоже заметили?
– Конечно, заметили, – нахмурилась густобровая. – Думаешь, мы, горные жители, такие простаки? Пшеница и ячмень не дают урожая, козы не родятся, женщины бесплодны. Это может означать только одно: наша Матерь томится в подземном мире. Даже урожай шафрана испорчен, – она указала рукой на крошечную горстку на подносе, стоявшем перед ней. – А он нам нужен, чтобы испечь для Нее шафрановые лепешки.
– Испечь что?
– Лепешки для Царицы Небесной. Чтобы убедить Ее вернуться.
Я не знала, что на это сказать, поэтому промолчала. Моим пальцам недоставало ловкости, и я отставала от других женщин.
– Не уверена, что Ее можно убедить, – произнесла я после недолгого молчания. – Мы думаем, Ее удерживают против воли. Ее заточили.
– Так и есть. Это сделала Ее завистливая сестра. Уже не в первый раз.
– Вы отнесете лепешки Ей… в подземный мир?
Женщина рассмеялась, выронив цветок из рук.
– Мы не можем туда пойти! Ни один смертный не может проникнуть в мир теней и вернуться обратно. Но ты, дочь небес, можешь. – Она подмигнула. – Мы ждали тебя.
Тут работница подозвала одну из женщин, которая поставила передо мной корзину. Внутри лежали лепешки в форме полумесяца, ярко-желтые от шафрана. От них пахло выпечкой и терпким сандаловым деревом.
– Поднеси эти лепешки в дар Эрешкигаль. Но не ешь того, что она предложит тебе взамен. Если она предложит воды, не пей; если предложит тебе табурет, не садись. Ничего не бери, ни к чему не прикасайся, или должна будешь остаться там навсегда.
– Она отпустит сестру?
– Лепешки польстят ей. Никто не печет для Эрешкигаль! Но их будет недостаточно. Придется предложить ей что-то еще.
– Где же мне найти достойное возмещение Царице Небесной?
Густобровая закашлялась и отвела взгляд.
– Ты сама поймешь. – Она погладила меня по руке. – А теперь… Видишь каменного орла?
Я встала и посмотрела в направлении, куда она указывала, в сторону гор, поднимающихся над зеленым плато. Очертания статуи сильной птицы, запрокинувшей голову и направившей клюв в небо, отчетливо виднелись среди скал.
– Это единственный проход. Он приведет тебя к пещере, а оттуда ты спустишься в мир теней.
Самаэль навьючил лепешки на Адама.
Я обняла женщину. Она прижала меня к своей пышной груди, потом крепко обняла за плечи.
– Ступай с миром, дочь небес. – И добавила шепотом: – Но помни, что за тобой следят.
Она подняла бровь, указывая на темную линию леса у нас за спиной. Что-то белое промелькнуло в пологе леса прямо над тропинкой, по которой мы пришли.
На прощание работница заткнула мне за ухо цветок крокуса.
– Она сказала, что нам понадобится подношение, – сообщила я Самаэлю, когда мы достигли края плато.
Горы нависали над нами яростной волной.
– У нас есть дары. От жрицы.
– Это для подкупа привратников. Мы должны предложить Эрешкигаль что-то взамен Ашеры.
Мой спутник поморщился.
Мне следовало все понять уже в тот момент. Но я во все глаза смотрела на тропинку в поисках просвета в сплошной каменной стене. Потом я обернулась проверить, не видно ли ангелов, потому что, вне всяких сомнений, именно они и преследовали нас. Но небо было чистым, если не считать игриво круживших скворцов, которые резким свистом разрывали выжженную солнцем тишину долины.
Мы внимательно рассматривали сплошную стену известняка, поднимающуюся над долиной. Над нами по узким уступам и расщелинам карабкались ловкие козы, но нигде не было и намека на проход. Самаэль пошел на север, а я – на юг. Пробираясь вперед, мы оба касались рукой скалы, убеждаясь, что ее неприступность – не иллюзия.
Я задумалась о том, что нас ждет дальше. Подземный мир, где мертвые едят глину и пьют пыль, где женихи разлучены с невестами, а младенцы жалостно плачут целую вечность, так и не познав прикосновения матери.
Неужели Ашера так все и задумывала? Неужели Она устроила все эти ужасы для собственных детей? Что еще хуже – и при этой мысли я содрогнулась, – не я ли случайно послужила причиной этому? Ведь говорили, что до Евы смерти не было, а именно я привела Еву к падению. Но это казалось бессмыслицей. Все живые существа умирают, травы усыхают и вянут, даже деревья достигают предела своей жизни. Смерть – часть этого мира, настоящего мира, а не памятного мне фальшивого Эдема. Лишь одна я избежала всеобщей участи. Но почему? Конечно же, не по Его воле, не потому, что увернулась от Его проклятия, как полагал Самаэль. Я видела в этом Ее руку. Я была спасена ради чего-то, чего Матерь от меня хотела.
Крик Самаэля вывел меня из задумчивости. Его сияющее лицо высунулось из-за камня, и он показал мне на расщелину, которая расширялась, переходя в разбитую, вымощенную камнем тропу. Отсюда наш дальнейший путь был ясен: тропа вилась змеей по крутому утесу и исчезала где-то высоко над нами.
Полуденный зной путал нам мысли. Эхо разносило по скалам непонятные звуки. Стук козьих копыт летел со всех сторон. Далекий рев горного льва казался близкой опасностью.
Выше линии деревьев местность выглядела мрачной и суровой. Безжалостное солнце слепило глаза, отражаясь от белой тропы, которая вела через узкие теснины, мимо огромных валунов. Растительности было мало: лишь мох да упрямый паслен росли в расщелинах.
Наступивший вечер принес передышку от жары, но с ним пришел внезапный туман, который затянул дорогу. Крики орлов, которых мы видели кружащими над нами при свете дня, приобрели новое, зловещее звучание. Густая завеса облаков вынудила нас остановиться на ночлег, и мы доели запасы, которые взяли с собой из Урука.
– Самаэль, – спросила я, смакуя остатки сыра, – а как убить богиню?
Он осушил бурдюк с вином и положил голову мне на живот, как на подушку. Высоко над нами орлица вернулась с широкого плато к своему надежному гнезду, устроенному на скале.
– Сила богини происходит от тех, кто поклоняется ей, – произнес наконец Самаэль. – Чтобы убить ее, нужно лишить ее поклонения. Боги не могут жить без молитв, подношений, благовоний – это их воздух и пища.
– Значит, если никто не будет молиться Ашере, Она тоже умрет?
– Ты слыхала когда-нибудь об Амонет или Кишар, о прочих птицеглавых или змееволосых богинях, которых даже я позабыл? Все они когда-то были созданы и вскормлены, а затем уничтожены. Кто теперь произносит их имена, кто жжет благовония к их удовольствию? Никто не предлагает им вино, на их алтари не проливается кровь непорочных тельцов, и богини хиреют и исчезают. Богов создает вера и губит неверие.
– Значит, Ашера уже мертва? Прошла тысяча лет. Или Ей все еще поклоняются?
– Где-нибудь – несомненно. Она известна под разными именами и почитается по-разному: в Уруке ее зовут Инанна, в Кемете – Хатхор, в Аласии – Анасса. Астарта, Изида, Анат – это все одна богиня, Царица Небесная. Ашера могла исчезнуть тысячу смертных лет назад, но те женщины, собирающие шафран, все еще поклоняются Ей. Пока Ашеру помнят, Она жива.
Меня это озадачило. Как сборщицы шафрана могли знать Богиню-Матерь, если не встречались с Ней, как я? Кто их научил? Ведь это мне было поручено передать Ее мудрость, но я потерпела неудачу. А потом сторонилась мира, оставаясь в пустынной долине, пока потомки Адама и Евы процветали.
Звезды проснулись ото сна и замерцали в небе. Они кружили вокруг сияющей луны, словно пчелы вокруг улья. Пока Самаэль спал, я снова и снова мысленно повторяла его слова: «Их создает вера и губит неверие».
Сколько времени у Нее еще осталось?
У заснеженного перевала мы в своих скромных одеждах, в открытых сандалиях дрожали от холода. Цветущее плато с крокусами осталось на западе, далеко позади нас. На востоке горы уступали место лоскутному одеялу полей: пышных зеленых, созревших желтых и вспаханных бурых. Жилища были построены прямо на откосе, и хижины, рассыпанные вдоль берега сверкающего ручья, напоминали грибы. Но так далеко мы не собирались: наш путь лежал вниз, в сырые пещеры в глубине горы.
Возле высочайшей вершины тропа проходила через раскачивающийся веревочный мост над глубокой пропастью. Переломанные доски моста висели над острыми каменными глыбами, напоминавшими копья. В бездне клубился непроглядный туман; он кипел в темноте, издавая ни с чем не сравнимый запах серы.
Самаэль осторожно ступил на мост. Тот бешено раскачивался, но держался. Набравшись смелости, Самаэль ускорил шаг, перескакивая через две или три дощечки за раз и легко преодолевая просветы. Эхо доносило до меня его радостные возгласы. Плечи его нетерпеливо подергивались, но пользоваться крыльями не было нужды.
Ему оставалось всего несколько шагов, когда появились они. Ангелы с гневными лицами налетели сверху, громко хлопая крыльями, словно троица разозленных голубей.
Самаэль обернулся и заметил их.
– Быстрее! – закричал он мне. – Мост выдержит!
Я бросила взгляд на зверские лица приспешников Яхве и повела Адама на мост.
– Нужно было сразу догадаться, – усмехнулся Сеной, зависнув рядом со мной. – Пара поганых изгоев в нечестивом союзе!
– Ничтожества! – фыркнул Сансеной. – Грязные демоны беззакония, безбожные злодеи!
– Как же глубоко ты пала! – взвизгнул Самангелоф. – Первая женщина, девственная невеста – а теперь ты прелюбодействуешь с дьяволом в ненасытной похоти, целуешь его в зад, пока он лижет твои сосцы!
Целую его… куда?! Они спятили. Тысячелетний караул возле дерева не пошел на пользу мозгам.
– Бесплодная Лилит! Чахлая Лилит! Мастерица обмана! – бранился Сеной.
Доски скрипели и стонали, веревки неистово раскачивались. Адам еле плелся по мосту вслед за мной, поэтому каждый шаг давался с огромным трудом.
– И чего вы надеетесь добиться? – продолжал Самангелоф. – Вы не освободите Ее! Она закована в несокрушимые цепи и сидит в огненной яме. Думаете, сможете справиться с владычицей тьмы Эрешкигаль?
Впереди Самаэль уже добрался до безопасного места и теперь переминался с ноги на ногу, полный гнева.
– Ты отвернулась от рая и его вечной роскоши. Ты променяла священный свет на тьму. Теперь ты погибнешь в мире мертвых, в пламени, как и заслуживаешь!
Позади меня хрустнула доска. Адам споткнулся и испуганно заревел. Сеной и Сансеной опустились по обе стороны моста и начали его раскачивать. Я уцепилась за веревочный поручень.
– И где же теперь твои крылья, обманщица Лилит? – съязвил Самангелоф.
Самаэль разбежался и взмыл в небо. Он спикировал на Сеноя, и тот кубарем полетел в бездну. Потом мой защитник взмыл в небо и ударил Сансеноя, который полетел вверх, размахивая руками и ногами. Адам уселся на доски, прочно застряв посреди моста. Я бросила повод и побежала к твердой земле.
О проекте
О подписке
Другие проекты