Мул ждал там, где я его оставила, довольный кормежкой в огромных храмовых кладовых. Мы нагрузили его припасами, обменяв вино на козлиные шкуры, сыр, фрукты и оливковое масло, и повели обратно через многолюдный город.
Купцы в тюрбанах шагали рядом с навьюченными ослами в сторону рынка. Мальчишка, держа посох наперевес, гнал мимо нас стадо тощих коз. Мы прижались к стене, чтобы пропустить телегу – шаткую грубую конструкцию, оставлявшую за собой дрожжевой запах пива.
У восточных ворот, таких же широких и высоких, как те, через которые мы вошли с запада, пришлось дожидаться паузы между волнами входящих.
– Отведи меня в сад Ашеры, – умоляла я Самаэля. – Я хочу его увидеть. Если твоя жрица права, нам по пути.
– Она не моя жрица! И ее указания неточны. Нам нужно найти гору, отмечающую путь к подземному миру.
В толпе за воротами вспыхнула потасовка, и до нас донеслись звуки тяжелых ударов и вопли. Пока забияки дрались, поток путников, толпившихся в воротах, немного стих, и мы выскользнули из города.
– Она говорила, что это на востоке.
Но в той стороне не было никаких гор: только болота и бесконечная бурая равнина, по которой даже сейчас, в послеполуденный зной, к Уруку стремился непрерывный поток путников.
Самаэль пристально посмотрел в сторону горизонта, словно желая, чтобы горы все-таки показались. Потом плечи у него поникли: он сдался.
– Но нам нельзя задерживаться, – предупредил он меня. – Когда мордовороты Яхве узнают, что я соврал насчет побега Ашеры, они начнут нас искать.
Мы пустились в путь по тропе вдоль заросших камышами болот, ведя в поводу упрямого мула, которого мы оба теперь звали Адамом. Вьючные сумы на боках животного были битком набиты дарами, которые дала нам жрица, чтобы мы могли войти в мрачное царство Эрешкигаль.
Через пару часов после того, как мраморные зиккураты Урука скрылись из виду, мы вышли к крепости, высокие стены которой поднимались над равниной. В отличие от городов, которые мы видели с реки по пути на юг, стражи здесь не оказалось. На валах не стояли ни лучники, ни мечники. Вход был только один: прочная кленовая дверь с большой бронзовой ручкой в форме львиной пасти. Два выложенных камнем канала подводили с востока и запада воду, которая проникала в сад через узкие просветы в стене. Дверь была закрыта. Мы привязали Адама к огромному кольцу на двери, развернули крылья и перелетели через стену.
О том, что мы обнаружили внутри, мне больно вспоминать. Стволы смоковниц, финиковых пальм и оливковых деревьев валяются там, где упали; пни изрублены, словно в приступе безумия. Все розы до единой вырваны и раздавлены. Резная фигура в виде головы быка в центре фонтана разбита, а рога из слоновой кости стерты в прах. Абрикосы, инжир и яблоки гниют на земле. Даже драгоценности не избежали гнева: сердоликовые плоды, лазуритовые листья были разбиты и втоптаны в грязь, и среди их осколков запуталось одинокое сизое голубиное перышко. Виноградную лозу, которую заботливо холили и подрезали столетиями, порубили на куски, а раздавленные гроздья переливались пурпуром на земле, напоминая вывалившиеся из чрева внутренности.
– Они всё знают, – ошеломленно выдохнул Самаэль, оглядывая разоренный сад. – Значит, они нас опережают. Нужно уходить, Лилит! Сейчас же!
Я подобрала с земли уцелевший цветок бледнейшего розового оттенка и вдохнула пьянящий аромат. Тот же сильный запах, те же тонкие желтые прожилки, что и у роз, за которыми я ухаживала в Эдеме.
– Но зачем, Самаэль? Откуда такая ненависть к Ней?
– Это не ненависть к Ней. – Он нервно огляделся. – Они просто хотят стереть все следы Ашеры. Они уничтожат все, что Она создала, убьют всех, о ком Она заботилась. Они станут врать, скрывая Ее труды, подчистят имя Матери во всех документах. Все будет выглядеть так, будто Она вовсе никогда не существовала.
– Это Его рук дело. Как Он посмел? Она же была – и остается – Его женой!
Самаэль обмакнул пальцы в то, что осталось от пчелиного гнезда, висевшего на ветке молодого дуба.
– Уже нет. Он теперь одиночка.
Он слизнул мед с пальцев и дал попробовать мне. Нектар богов на вкус отдавал тимьяном и лавандой. На изрубленном розовом кусте рядом со мной оказалось несколько плодиков с семенами. Я собрала их, надеясь спасти хоть что-то, чтобы потом посадить снова.
Проходя мимо срубленного оливкового дерева, я увидела, что вандалы оставили на обрубке свои инициалы: три переплетенные буквы «самех», вырезанные словно ножом по плоти.
Где же теперь эти мстительные ангелы?
Направляясь на восток через пахотные земли между могучими реками, мы высматривали их среди высоких золотых колосьев на полях. Когда суша уступила место болоту, мы выглядывали их серые крылья и гневные лики среди журавлиных гнезд в камышах.
И где же теперь Он – автор всех моих несчастий, нелюбящий Отец, отвергший меня, предавший меня из-за отказа отдать себя в рабство?
Я не видела Его с тех пор, как покинула Эдем. Если бы не оскверненный сад Ашеры, я могла бы себе представить, как Он сидит, одинокий и бессильный, посреди уничтоженного сорняками Эдема, горюя о том дне, когда предал собственную жену и проклял собственных детей.
Была ли в этом моя вина? Если бы я не предложила Еве плод, жили бы они до сих пор с Адамом беспорочными, неизгнанными, непроклятыми?
Самаэль утешил меня, сказав, что нет: преступление уже было совершено. У Ашеры уже отняли власть; я, равная женщина, была изгнана; гармонии и равновесию наступил конец. Заговор с целью лишить человечество материнского дара мудрости и свободы воли уже разворачивался, подобно причальному канату.
Болото мы пересекали на машуфе – узкой и длинной лодке, на корме которой послушно устроился мул Адам. Пока мы двигались среди пышных, похожих на перья камышей, я начала понимать, чего еще мы были лишены в Эдеме: прекрасной реальности. Потому что я начала влюбляться в этот мир – этот настоящий рай, который был во всех отношениях лучше того места притворства и иллюзий. Семя, посаженное в землю моих желаний еще в Аласии, теперь проклюнулось и пустилось в рост. Мы скользили по спокойным водам под хриплые крики цапель, трескучий щебет выдр, под смех детей, которые рыбачили и ныряли с лодок.
Часто родители маленьких рыбаков, завидев, что мы отдыхаем в пути, зазывали нас разделить трапезу в свои жилища, поднимавшиеся из болот, словно плавучие башни. Мы преломляли хлеб, сидя вместе с ними, скрестив ноги, и наслаждались ветром, гулявшим среди сплетенных из тростника стен. Однажды, насытившись тушеной буйволятиной, я покачала на руках новорожденную малышку, пока ее мать занималась очагом. Это был первый ребенок, которого я держала на руках: я, которой когда-то было суждено стать матерью для всех. Эта судьба уступила место моему нынешнему приключению. Я не собиралась останавливаться, пока не отомщу Отцу, проклявшему всех женщин, пока не восстановлю мир в должном виде ради этой малышки и всех ее будущих дочерей. Мир, где они не будут обречены на рабское существование.
В ночь накануне возвращения на твердую землю, когда заходящее солнце высветило сверкающую оранжевую дорожку, мы увидели огромную стаю фламинго. Неловкие в полете, словно плохо обученная армия на марше, они опустились перед нами, и болото вспыхнуло розовым пламенем. Греясь на солнце, прихорашиваясь, пронзительно крича, фламинго расступались перед узким носом нашей лодки, высоко задрав клювы и вытянув тонкие змеиные шеи.
Я вспомнила сад, где родилась. Не таким, каким он был вначале, когда задумывался как венец творения, а таким, каким он стал после Ее ухода. Без божественной защиты Матери, когда вся женская сила была изгнана, Эдем стал местом порабощения и тирании, вечного застоя, а не обновления. Местом заповедей делать то и не делать это, провозглашенных мужской властью. Местом мужской иерархии, подчинения и прогресса, не уравновешенного женским стремлением заботиться, поддерживать и возобновлять.
Это и толкало меня вперед. Поэтому и нужно было найти Ашеру.
– Что будет с этим миром? – в гневе спрашивала я у Самаэля. – Что будет с мудростью и любопытством – теми качествами, которые Она ценила? Неужели за них теперь ожидает кара? Что будет с нашей ролью в этом мире – как части природы, не как ее господ? Неужели без Нее мы все пропадем?
Самаэль терпел мою злость и разделял ее со мной, подтверждая согласие легкими кивками. Но он никогда не пытался унять мою радость.
И поэтому я полюбила его еще сильнее.
В конце концов болото уступило место быстрому и бурливому Тигру. Мы с трудом преодолели бушующие водовороты, сносившие нас далеко вниз по течению, и едва добрались до противоположного берега. Там мы впервые увидели горы. За маковым полем по их склонам поднимались вверх дубовые и сосновые леса, похожие на штормовые волны, что плещутся под сверкающими заснеженными вершинами.
Впервые за последние несколько недель мы заночевали на твердой земле. Болотные жители дали нам кремни, луки и стрелы в обмен на масло, и мы в изобилии питались мясом резвых пятнистых оленей, водившихся в этих местах. У нас оставалось еще достаточно вина, фиников и орехов, сушеных абрикосов и соленого ломкого сыра из Урука.
– Мы могли бы и полететь, – заметил Самаэль, когда я вытянулась рядом с ним, грея пятки у потрескивающего костра.
Его слова задели меня за живое, потому что я и сама подумывала о том же. Но без мула мы не смогли бы нести поклажу.
– Твоя жрица сказала, что мы должны принести дары, чтобы войти в подземный мир, – напомнила я.
– Перестань называть ее моей жрицей! – Он убрал ладонь с моей талии.
Ночь стояла ясная. Полумесяц висел низко над горизонтом и вскоре должен был погрузиться в мерцающие серебром воды Тигра. Тысячи звезд сверкали и плясали только для нас двоих. Со стороны реки доносился хор лягушек, приветствовавших наступление ночи.
И кое-что еще тут было лучше, чем в Эдеме: ощущение партнерства рядом с мужчиной, который был мне равным и давал почувствовать свою любовь множеством разных способов. Который никогда не командовал мной и не направлял, который восхищался уверенным полетом моих стрел. Который никогда не заставлял меня ложиться под него. Который доставлял мне удовольствие всеми возможными способами, как я доставляла удовольствие ему.
Я знала эту радость до тех пор, пока Адам не отвернулся от меня, пока не начал болтать ерунду о греховности тела. Какой дурак отказывает себе в плотских удовольствиях? Кто откажется от этого мира и всех его прелестей?
Нет, вот в чем состоял план Ашеры: в гармонии. Мужчина и женщина, равные друг другу, наслаждающиеся своими телами, а не презирающие их; секс как воплощение удовольствия и родства душ, а не господства и контроля.
– Так или иначе, – я поцеловала медовые губы Самаэля, и он ответил на мой поцелуй, – путешествие очистит нас для последующих дел.
– Я очищу тебя. – Он усадил меня на себя, задрав подол моего одеяния выше бедер. – Тебя ждет благословение моим могучим скипетром и помазание моими священными водами.
Я рассмеялась, и мы предались сладостным играм на расстеленной овечьей шкуре, добавив свои радостные ноты к ночному хору лягушек.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружила у нашего тлеющего костра самку леопарда. У нее было разорвано ухо. Она посмотрела мне в глаза, моргнула и поковыляла прочь в сторону гор.
Я оставила спящего Самаэля и пошла к воде, чтобы искупаться. Среди неподвижной красоты розового рассвета я размышляла над его предложением. Возможно, и правда имеет смысл полететь. Разве вдвоем мы не унесем все дары, которые приготовили для Эрешкигаль?
Я передернула плечами и призвала крылья. Ничего не произошло.
Я попробовала еще раз, не сводя глаз с журавля, кружившего над самыми камышами. Сосредоточилась на его изящных крыльях, вспоминая ощущение несущегося навстречу воздуха, движение сильных мышц в полете. Но крылья так и не появились.
Окунувшись в воду, я помылась. Мои крылья, благословение Ашеры, оставили меня. Ее дар исчез вместе с Ее затухающей силой.
О проекте
О подписке
Другие проекты