19 сентября
Летние тренировки не прошли даром – меня при всех похвалили. Выделили и дали хорошую роль в предстоящей постановке.
– Миронова превзошла себя, – кивнула педагог. – Она лучше тебя, Лана. Смотри, насколько ты отстаешь. Позор.
Лана Кириленко, дочка бывшей балерины, покосилась на меня с таким выражением лица, словно ее опустили головой в тухлые овощи. Наверное, неприятно слышать такое, особенно публично.
Мне стало ее жаль, и я даже подошла к ней после занятия, но Лана не захотела разговаривать.
Теперь я задаюсь вопросом: получится ли у меня однажды взять соло? Тогда мама точно обратила бы внимание на свою приемную дочь и безумно гордилась бы мной.
1 октября
На выходных с классом мы пошли гулять. Это редкое явление для нашего училища, но недавно произошел громкий скандал – две ученицы подрались в раздевалке, – и психолог на педсовете настоятельно рекомендовала для улучшения атмосферы между учащимися, отправить нас на совместную прогулку.
После прогулки мы зашли в кафе у реки, там была очень приятная атмосфера и вкусно пахло сдобой. Многие девчонки весело болтали, я же молча села в уголок и выпила воды, а не чай, как все остальные. Мы сделали фотографии, опять же для социальных сетей, чтобы показать, как классно проводим время.
В какой-то момент мне захотелось в туалет. Я поднялась из-за стола, растерянно оглядываясь. Табличек на дверях там почему-то не было, но Лана подсказала мне, что женский туалет – за серой дверью. Я зашла в уборную и едва не упала в обморок, увидев тебя.
– Глеб, – прошептала растерянно. На несколько секунд ты тоже замер в недоумении.
– Так истосковалась по мужскому вниманию? – наконец подал признаки жизни ты и подошел к раковине, чтобы вымыть руки.
– Это уборная.
– Мужская.
– Мне Лана сказала… – пытаясь справиться со смущением, я натянула на пальцы рукава от кофты.
Ты подошел ко мне и так внимательно разглядывал, словно хотел что-то увидеть. Кто-то дернул ручку, пытаясь войти, но ты грозно крикнул:
– Занято!
И по ту сторону двери покорно послушались. Я в очередной раз поразилась, как уже в детстве ты умел демонстрировать собственное превосходство одним голосом.
Вблизи я заметила, что твои зеленые глаза при тусклом освещении меняли оттенок. Они напоминали холодное северное море, в которое нельзя входить, иначе замерзнешь насмерть. Ты для меня – закрытая книга. И кажется, это никогда не изменится.
– Слышал, мамочка тебя хвалила, – яд сочился из твоих уст.
– Я добилась успехов, – зачем-то выпалила я, ощущая невероятную гордость. – И это только начало.
– Тебя все ненавидят, и это тоже только начало, – пообещал ты. Я смотрела на тебя растерянно, пытаясь понять, угрожаешь или по негласной традиции хочешь задеть меня обидным словом.
– Если ты меня ненавидишь, это не значит, что меня ненавидят все.
– Тогда почему ты оказалась в мужском туалете?
Я сглотнула и не нашлась с ответом. Скорее всего, ты прав, и меня отправили туда специально, чтобы высмеять. Может, не открыто, но за спиной точно. В детском доме у нас тоже были девочки, которые любили поставить на место выскочек, правда, они не скрывали своей неприязни. В нынешнем мире мне приходится гадать, где поджидает опасность. Здесь принято носить маски.
Ты вышел первым, а когда вышла я, то, к своему удивлению, не привлекла всеобщего внимания, и надо мной никто не насмехался . Одноклассницам совершенно не было до меня никакого дела. И все… из-за тебя.
Ты стоял рядом с Ланой, диктовал ей свой номер, который она аккуратным почерком выводила на салфетке. Кириленко была смущена до кончиков ушей, то и дело кусала губу и тайком поглядывала на тебя. А когда ты вернулся к своему столику, Лана еще долгое время не могла прийти в себя. Она радостно щебетала подругам, что ее впервые пригласил на свидание незнакомый мальчик.
– Ты видела, какие у него часы? – пищала она, оценивая твой стиль.
И это она еще не знает, в каком доме ты живешь и на какие курорты ездишь отдыхать. У тебя даже есть личный шеф-повар, который не готовит для меня и нашей матери.
– А мобильник?
– Ого! Да он из очень богатых, еще и милашка такой. Повезло тебе, Лана.
Дальше в их разговор я не вникала, только сжимала нервно в руках салфетку. Мне казалось, что между мной и тобой нейтралитет, вроде мирного договора друг друга не трогать. Но ты пригласил на свидание девочку, которая хотела меня унизить, и это означает только одно – между нами скрытая война.
Не понимаю, почему мне из-за этого настолько обидно.
10 октября
Кто-то написал на моем ящике в раздевалке тушью «сука».
– Какой кошмар, – театрально сочувствовали одноклассники. Но я видела, что им наплевать. И не только им. Учителям. Руководству. Моей маме. А мне до слез обидно. Я ведь никому ничего плохого не сделала, просто пыталась оправдать возложенные на меня ожидания.
– Мам, я не понимаю, почему кто-то так сделал, – почти шепотом выдавила я, когда мы сидели на кухне вечером.
– Ты, может, не устала, раз еще в силах думать о всякой ерунде? Тогда иди в зал и тренируйся, пока не отключишься, – получила я ответ. Неужели все родители общаются с детьми вот так?
Сглотнув, я отодвинула от себя тарелку и поднялась из-за стола. В этот момент ты вошел на кухню, а может, ты давно там стоял. Мы не обмолвились ни словом, но и так понятно, что ты радуешься, когда мне плохо.
20 октября
Лана вполне ожидаемо получила на занятии выговор. Она допустила ошибки, которые в ее случае совершать нельзя.
– Где ты вообще витаешь? Мне переставить тебя с середины в боковушку? – закричала педагог.
Кириленко едва сдерживала слезы, потому что у центрального станка всегда стоят лучшие ученики класса, а в профессиональном балете – солисты. Боковушки для тех, кто выполняет упражнения хуже, они вроде рабов, необходимых для создания идеального образа дворянина, в нашем случае – образа примы.
Даже на тренировках действует строгая иерархия, которая редко меняется. Попасть в центр равносильно тому, что оказаться среди звезд на Аллее Славы. А если тебя выгоняют на боковушку – это провал страшнее катастрофы. Изначально я тоже стояла среди неудачников, но с недавних пор мое место у центрального станка, что бесит многих девочек.
Исключений почти не делают. Но в то же время я стала этим исключением.
После занятий в раздевалке я услышала разговор Ланы с подругами.
Ты бросил ее. Сказал, что она ужасно целуется и настолько худая, что тебе стыдно появляться с ней в компании своих друзей. Я не знаю, радоваться или нет, что ты поступил так с девушкой, которая меня недолюбливает.
Хотя… ты все-таки ужасен. Так нельзя поступать с девочками.
Интересно, зачем ты это сделал?
14 апреля
Меня впервые пригласили на свидание в тринадцать лет. И это не мальчишка с улицы, а один из одноклассников Гордеева. Он высокий, выше меня на две головы, но худощавый. У него очаровательные ямочки на щеках и прикольная майка с эмблемой группы «Linlin Park».
Он пожал мою руку, назвав свое имя. Максим. Звучит классно. И ладонь у него теплая, приятная, словно он пользуется специальным кремом, чтобы кожа была мягкой. Вообще я не планировала до восемнадцати общаться с мальчиками, но Максим такой милый, и у него смешные шутки. Поэтому я решила после тренировки сходить с ним погулять.
Но мое решение не понравилось тебе.
Ты подловил меня в коридоре, перегородил дорогу и строго посмотрел. Наверное, не будь мамы на моей стороне, ты мог бы сделать что-то ужасное. Мы все-таки живем в состоянии войны.
– Не смей приближаться к моим друзьям, – грубо приказал ты, смотря прямо мне в глаза.
– Твой друг сам меня пригласил, не ты, – пробурчала я. – Поэтому отойди.
– Дашка, – раньше ты никогда не обращался ко мне по имени, обычно «тыкал» или бросал «эй». Для меня это что-то новенькое. – Предупреждаю. Иначе будешь жалеть.
Я ничего не ответила, лишь задрала нос и обошла тебя. Мне наплевать на твои слова, как и тебе на мои. Я искренне не понимаю, почему ты так эгоистично себя ведешь. А потом вдруг схватил меня за запястье. Наши взгляды пересеклись. В твоем читалась бездонная глубина и мрачность, словно ночь перед бурей. Мне показалось, что мой взгляд в тот момент был светлым и невинным, как крылья ангела. Мы такие разные. В твоих глазах была решимость, сила и уверенность, а в моих, наверное, желание доказать этому миру свою значимость. Однако я все равно интуитивно сжимаюсь.
– Глеб, – только и смогла выдать я, стараясь отвести взгляд. А ты лишь сильнее сжал мое запястье, будто хотел сломать мне руку.
– Когда ты уже перестанешь быть такой дурой?
– Сам дурак! – взорвалась я и выдернула руку.
Ушла, нет, убежала. И плевать, что со стороны мой побег, вероятно, выглядел трусливо. Лучше держаться от тебя на расстоянии, нежели пытаться подружиться. Ты давно дал понять – семьей нам не стать. Я навсегда чужачка в твоем сердце. Рядом со мной тень твоей ненависти.
Но несмотря на этот разговоря все равно решила пойти на свидание с Максимом в следующую субботу. Впервые соврала маме, иначе она не отпустила бы. Для нее наличие у меня друзей – табу. Ничто не должно отвлекать меня от балета. Мне было неприятно ее обманывать,поэтому я то и дело теребила края плиссированной юбки во время разговора.
– Ты не заболела случаем? – уточнила мама. – Сейчас не время. Отлежаться не выйдет, не под конец полугодия.
– Нет, просто хочу сходить в книжный.
– Ладно, – она махнула рукой, намекая, чтобы я ушла. И я ушла, не представляя, чем закончится мое первое в жизни свидание.
***
Поход в кино отменился – Максим заболел. Но предложил приехать к нему в гости на дачу, где бабуля пыталась лечить его всякими народными способами. И я согласилась без всякой задней мысли. Надела сарафан кораллового цвета,тонкая ткань приятно струилась по телу, создавая ощущение свободы. Волосы распустила, чтобы они золотым каскадом струились по спине. А белые лодочки с маленьким каблучком идеально вписались в образ. Покружилась перед зеркалом, довольная, и даже немного пожалела, что у меня нет косметики. Но я нравилась себе, казалась настоящим белым лебедем, и думала, что Максиму тоже понравлюсь.
До дачи Максима меня довез личный водитель. У входной двери уже ждала молодая горничная, она странно поглядывала на меня, но молчала. Шагая за ней по коридору в комнату Максима, я в томительном ожидании крепко сжимала перекинутую через плечо ручку сумочки. На пороге его спальни я замерла, волнуясь, но все же постучалась и вошла.
– О! Это же Дарья! – воскликнул Максим, и пять незнакомых лиц обернулись на меня, рассматривая с нескрываемым интересом. Даже джойстики отложили.
– Я думала… – почти шепотом обратилась к Максиму, – ты болеешь.
– Болел, – отмахнулся он, поднявшись. – Теперь вон здоров и прекрасен. Давай, заходи скорее.
Один из его друзей, мальчик лет пятнадцати с огненно-рыжими волосами, толкнул другого в бок и многозначительно подмигнул. Я не понимала, что происходит, и даже начала жалеть о своем приезде.
– Заходи, чего ты? – Максим кивнул на пуфик у входа.
И я села, больше по глупости, конечно. Мои ровесницы уже давно общались с мальчиками, а мой же опыт заключался только в бесконечных тренировках. Поэтому в тот момент в спальне Максима язык у меня будто одеревенел, а взгляд привычно сфокусировался на одной точке.
Я не умею поддерживать беседы, шутить и вливаться в компании, хотя раньше часто смеялась, болтала без остановки и много читала. Порой ловлю себя на мысли, что жизнь в детском доме была не самая плохая, по крайней мере, там не приходилось переживать из-за веса и отражения в зеркале.
– Газировку хочешь? – Максим протянул мне банку, а я не знала как сказать, что не пью сладкие напитки.
– Как ты девушкам напитки предлагаешь? – подскочил с дивана его друг. Он выхватил банку, сильно взболтал ее и начал открывать. Содержимое газировки в секунду оказалось на моем сарафане, я вскочила с пуфика, но было поздно.
Сарафан промок насквозь, прилипнув к телу, и даже лифчик начал просвечивать. Парни засвистели, ошалевшими взглядами бегая по моей груди.
– Да там даже смотреть не на что, – засмеялся кто-то.
Сердце у меня зашлось в лихорадочном ритме, губы задрожали. Я поджала их, чтобы не разреветься, и скрестила руки. Сделала шаг, но Максим вдруг поймал меня за запястье и притянул к себе.
– Все нормально, тут все свои, – спокойно сказал он, облизнувшись. И снова его взгляд опустился туда, куда не следовало. Он ощущался как неприятные прикосновения, будто меня нагло лапали.
– Ты просто придурок! – вырвалось у меня, а затем рука сама взлетела в воздух и зарядила ему звонкую пощечину.
Он в шоке, его друзья тоже. И это был идеальный шанс, которым я воспользовалась, чтобы позорно убежать. Да, они будут смеяться за моей спиной, называть разными некрасивыми словами, это все жутко унизительно, но другого выбора у меня не было. Я глотала горькие слезы и мчалась по коридору, желая провалиться сквозь землю. Стать невидимкой. А лучше исчезнуть.
Но вместо спасения судьба подкинула мне очередную бомбу.
Я врезалась в коридоре в тебя. Наши взгляды встретились. Твой как обычно был покрыт ореолом тьмы и загадок, хотя сегодня в нем проявлялось что-то другое. Будто ты не сильно удивлен нашей встрече. И тут до меня дошло! Скорее всего, происходящее твоих рук дело.
– Рад? – прошептала я, дрожа от переполняющих эмоций.
Ты склонил голову набок и проговорил с каким-то снисхождением:
– Наверное. Должна же ты чему-то учиться.
– За что ты меня так ненавидишь? – повысила я голос. В ответ ты наклонился настолько близко, что я уловила аромат твоего геля для душа – апельсиновая цедра.
Ты схватил меня двумя пальцами за щеки и больно сжал их. В твоих глазах было столько отвращения, будто перед тобой стоял кто-то мерзкий, а не обычная девчонка.
– А за что я тебя должен любить?
Мне нечего было ответить. Потому что я и сама не знала. Но твое поведение неимоверно бесило. Я оттолкнула тебя и в сердцах бросила фразу, которую не хотела говорить:
– Такого как ты никто не полюбит. Никогда! Понял?
– А мне не нужна любовь, – с твоих губ слетела усмешка.
О проекте
О подписке
Другие проекты