Глава вторая
Когда-то…

Наши воспоминания порой обманчивы, порой вообще не имеют ничего общего с прошедшей реальностью. Еще мы обожаем сочинить то, что нам удобно предъявить себе и окружающим по истечении солидного срока. «Я никогда не умела считать! У меня по математике еле-еле тройка была!» – восклицают дамы, когда их спрашивают, почему превышен лимит на банковской карте. Обычно муж не верит таким пассажам, но, главное, оправдание найдено.

Дина Васнецова предпочитала быть честной. Она старалась не лукавить и не утверждать, что школьные годы – это лучшие годы ее жизни. И при этом она всегда подчеркивала, что именно в старших классах появились те черты характера, которые определили всю ее дальнейшую жизнь.

До шестого класса ей в школе вообще было неинтересно. Все, что они учили, читали и о чем им рассказывали, она знала. Ее бабушка всему научила, все прочитала и все рассказала. Это, впрочем, не отменяло троек и двоек в ее дневнике. Но плохие оценки были свидетельством невнимательности и неусидчивости, а вовсе не отсутствия знаний. Так сказала учительница маме. Дина сама это слышала. И когда кто-то из родителей делал ей замечание, она особо не расстраивалась.

В седьмом классе, когда за лето она выросла из всех своих платьев и школьной формы, все очень изменилось. Во-первых, в школе появились новые предметы и новые учителя. Учебники стали увлекательными, как художественные книги, и на уроках появилось больше свободы. Дина вдруг поняла, что в школе может быть очень интересно. Она стала лучше учиться, подружилась с девочками и стала принимать участие во всех школьных мероприятиях. До седьмого класса она редко смотрелась в зеркало, равнодушно носила то, что велела мама, а свои рыжие волосы заплетала в тугие косы.

В седьмом классе Дина обнаружила, что она выше почти всех мальчиков в классе. И девочек, кстати, тоже. «Ну и кобыла ты стала!» – сказал ей Аркаша Пилюгин, ее вечный сосед с парты позади.

«Сам ты конь!» – отмахнулась Дина и тут же рассмеялась. Пилюгин, когда он вытягивался и распрямлял плечи, доходил ей всего лишь до подбородка. Дина на первом же уроке внимательно рассмотрела одноклассников. Мальчики были ужасно смешными – казалось, что все они остались на второй год в шестом классе. «Малыши-крепыши!» – подумала Дина, и тут ее взгляд упал на того, кого она никогда не замечала. Не замечала, потому что мальчик никогда ни в чем не участвовал, – он приходил за пять минут до звонка и уходил сразу после уроков. Он почти ни с кем не общался и никогда не оставался после уроков, что бы в классе ни происходило. Классная руководительница ему иногда делала замечания, но таким тоном, каким когда-то сказали про Дину: «Она очень способная и много знает, но неусидчивая и невнимательная!» То есть эти замечания в какой-то степени были похвалой. Дина Васнецова уже тогда различала подобные оттенки. Еще в этом мальчике была какая-то особенность – он не задирался, не обзывался, не хулиганил на переменах, не имел этой дурацкой манеры обрушить свой портфель на голову соседа. Этот мальчик всегда был аккуратно причесан, чисто одет, и вместо портфеля у него была папка. Внешне мальчик был очень домашним. Но никто и никогда не пытался проверить его на «слабо». Его не задирали и не дразнили. «А как можно его дразнить? – подумала Дина. – К нему не прицепиться. Он же очень правильный. Прямо-таки идеальный». Сама Васнецова подвергалась преследованию со стороны разгильдяев. В шестом классе к ее прозвищу Рыжая-бесстыжая, добавилось Кривляка. Последнее особенно было обидным. Ее стали так называть после того, как учительница литературы Майя Леонидовна вызвала ее к доске, после ответа поставила «отлично», но добавила: «Только не кривляйся!» Дина удивленно пожала плечами и опять получила замечание: «Да, да, вот не надо кривляться».

После этого ее дразнили Кривлякой довольно часто. До тех пор, пока в седьмом классе Кривляку не вытеснило прозвище Каланча.

На Кривляку Дина хотела пожаловаться маме, но не стала. Мама бы еще и отругала. «Сама виновата, повод дала. Значит, кривляешься у доски. Учительница не станет просто так говорить», – наверняка сказала бы она. Поэтому Дина старалась не обращать внимания на обидчиков. На уроках литературы была подчеркнуто серьезной. Но это происходило не потому, что Дина боялась учительницу. Дина наблюдала за ней. И вскоре поняла, что Майя Леонидовна, судя по всему, не любит только ее, Дину Васнецову. «Жаль, мне нравятся ее уроки. Рассказывает так интересно», – огорчилась Дина.

Как уже говорилось, Дина Васнецова много читала. Выбор книг был порой неожиданным – и, конечно, не из школьной программы. Это оказывались их «домашние» книги и то, что печаталось в журналах. Журналы девочка таскала тайком от мамы – та не приветствовала чтение «взрослой» литературы. Да, Дина порой не все понимала, но что-то откладывалось в голове, и в следующий раз, встретив то или иное рассуждение уже в другой книге, она начинала сопоставлять и анализировать прочитанное. Родители и бабушка всегда советовали ей думать. Это было любимое выражение в семье: «Умей думать». И касалось оно всего – ответа на задачи по алгебре, образа Герасима в повести Тургенева «Муму» или выбора платья в театр. И Дина начала думать. Итогом ее размышлений о своем поведении на уроках литературы стал небольшой скандал.

В тот день класс пережил пару тревожных минут, пока учительница выбирала жертву.

– Васнецова, к доске, – прозвучало наконец.

И все с облегчением выдохнули. Никто не сомневался в том, что Дина урок знает. И к тому же знает гораздо больше того, что написано в учебнике, а потому, очень может быть, остальных опросить не успеют.

– Так, напиши нам развернутый план сочинения на тему «Природа в произведениях Паустовского», – потребовала учительница, – а потом будешь отвечать.

Дина встала, одернула форменное платье и, на ходу надевая очки, вышла к доске. Пока Дина бойко стучала по ней мелом, класс расслабленно перешептывался, а учительница раздавала тетради с проверенным домашним заданием.

– Итак, Васнецова, готова? – спросила наконец Майя Леонидовна.

– Готова. – Дина положила мел и вытерла пальцы носовым платком.

Платок пах мамиными духами. Кто-то учуял запах и хихикнул:

– Роза-мимоза!

– Тихо, – пресекла учительница. – Давай, Васнецова, отвечай.

Дина откашлялась и громко стала рассказывать о красотах Мещерского края и о том, как писатель Константин Паустовский сумел их описать в своих произведениях. Дина Паустовского не любила, но некоторые его смешные милые рассказы ей читала в раннем детстве мама, и Дина помнила, как уютно было слушать на даче эти книжки. Говорила Дина долго и обстоятельно, тщательно придерживаясь плана, который написала на доске. Закончила она свой ответ словами:

– Я творчество Паустовского не люблю, хотя это, конечно, очень большой писатель.

Майя Леонидовна подняла брови:

– Все, Васнецова? Ничего больше не хочешь добавить?

– Нет, – Дина пожала плечами.

Она рассказала гораздо больше, чем было написано в учебнике.

– Жаль, жаль, – учительница прошлась по классу, – надо бы «пять» поставить, но…

– А почему нельзя «пять» поставить? – удивилась Дина. – Я все рассказала…

– Дело в том, что ваше отношение к творчеству писателя никого не интересует! – Майя Леонидовна повернулась к притихшему классу. – Ваша задача не точку зрения вырабатывать – на это есть критика. Вам надо назубок выучить то, что понадобится в восьмом и десятом классах. То, что вам потребуется рассказать на экзаменах. Школа – это важный этап подготовки к поступлению в институт. И уже сейчас надо думать об этом.

– Так еще четыре года до поступления-то! – проговорил кто-то с задней парты.

– Это очень мало, – учительница обернулась к говорившему, – это – ничего. А объем большой. Не умничайте! Просто учите то, что действительно надо знать назубок.

Дина, по-прежнему стоящая у доски, покраснела. Она не умничала. Она рассказала, что знала. А знала она больше, чем все остальные в классе. И почему она должна была молчать? Что такого она опять сделала? Девочка вдруг почувствовала, как ее бросило в жар. Она поняла, что щеки ее сейчас стали пунцовыми. И вся она, со своими рыжими волосами, горит, точно огненный шар.

– Майя Леонидовна, я не умничаю. Я читала про Паустовского не только в учебнике. И его произведения я читала. И мне мало что понравилось. Кроме некоторых рассказов. И просто об этом сказала. Я не умничаю.

Класс замер. Майя Леонидовна обернулась к Дине.

– Ты умничаешь, а сейчас еще и кривляешься. Не надо строить из себя взрослую. Ты не барышня еще, ты ученица седьмого класса. Не забывай об этом.

– Я не забываю. И я не кривляюсь. И не умничаю. Я веду себя так, как… – тут Дина почувствовала, что подступают слезы. «Хорошо бы сейчас в слезах выбежать из класса! Я бегу по коридору, волосы развеваются… – неожиданно подумала она, – так в кино показывали. Точно! Фильм “Доживем до понедельника”…»

Была бы Дина постарше, она бы осознала анекдотичность ситуации и признала все же некоторую правоту Майи Леонидовны. Дина не умничала, но все же что-то изображала. Но она была всего лишь девочкой четырнадцати лет, а потому растерянно произнесла:

– Как я себя вела, так и буду вести. У меня есть родители, они пусть меня и воспитывают. А вы, Майя Леонидовна, лучше литературу преподавайте.

Тут прогремел звонок, и Дина, не дожидаясь разрешения покинуть место у доски, пошла собирать портфель. Учительница литературы, красная и надутая, бросилась что-то помечать в журнале. Губы ее были поджаты. «Так ей и надо – пусть не лезет!» – с тоской подумала Дина. Она знала, что ее ожидает буря.

– Быстрей давай, а то на алгебру опоздаешь, – вдруг услышала она.

Дина обернулась и увидела того самого мальчика. Самого воспитанного, самого спокойного в их классе.

– Я не пойду на алгебру, – буркнула Дина, – я домой пойду, все равно родителей вызовут.

– Хорошо, – пожал мальчик плечами, а потом добавил: – У меня есть твой телефон. Я позвоню тебе?

– Звони, – махнула рукой Дина.

Ей хотелось как можно быстрее выбраться из школы. Было противно и стыдно из-за своей несдержанности.

Буря грянула. Мама отчитала Дину за плохое поведение.

– Ты что себе позволяешь?! Ты кто такая, чтобы так разговаривать со взрослыми? Ты понимаешь, что это – учительница? Человек взрослый, образованный и умный, который желает тебе добра.

– Откуда ты знаешь, что она желает мне добра?! – вскинулась Дина. – Откуда ты это знаешь? А мне кажется, она терпеть меня не может! И специально все это делает. Она могла мне все сказать наедине, а не при всем классе. Она унижает меня!

– Знаешь, ты не забывайся! – взвилась мама. – Тоже мне, пуп земли!

Дома ее не поняли. В школе классная руководительница сказала:

– Дина, ты постарайся принять к сведению, что не всегда за резкими словами скрывается недоброжелательность. Иногда человек так выражает обеспокоенность. И даже заботу. Майя Леонидовна хотела, чтобы ты и к экзаменам была готова, и чтобы отвечала хорошо… И…

«И не кривлялась…» – угрюмо подумала Дина.

Объясняться с классной не хотелось, да и не умела Дина этого делать.

Вскоре ее отпросили с уроков – мама дала Дине записку.

– Хорошо, я поняла, эти три дня пропуски ставить не буду, – сказала классная руководительница, – быстрей возвращайся.

Дина с мамой и папой уехали в дом отдыха. Уехали просто так, посередине недели, словно так и надо. В доме отдыха было пустынно – немного взрослых, совсем немного дошколят и пара ровесников Дины. Те тоже были с родителями. Мама тут же решила взять все под контроль.

– Познакомься, Дина, – сказала она, – это дети наших коллег. Вы можете собираться в холле, у телевизора. О чем-то поговорить. А днем надо быть на воздухе. Вот аллея, там можно гулять.

Но Дина знакомиться не захотела. Она слонялась по корпусу, читала старые газеты в библиотеке, иногда разговаривала с мамой.

– Пойми, все эти твои обиды – форменная ерунда, – как-то воодушевленно сказала мама.

Дина заметила, что маме нравится здесь отдыхать – вокруг были знакомые, которые все время спорили о чем-то умном, смеялись над странными шутками и даже хором пели песни. Мама, улучив свободную минуту, по-прежнему весело реагировала на замкнутость Дины:

– Ты забудешь об этом происшествии через полгода. Надо о деле думать прежде всего. А дело – это институт. Да, далеко еще до экзаменов, но время летит быстро. У тебя как с одноклассниками? Дружишь с кем-нибудь?

Девочка уныло кивала – ей совсем не хотелось рассказывать, что ее в классе обзывают и что противно делать вид, будто бы ей это все равно. И что ее подруга Ира записалась на танцы, а ей ничего не сказала. И не очень понятно, подруги они теперь или просто соседки по парте. В эти три дня Дина извелась, потому что приходилось делать вид, что весело, приходилось отвечать на вопросы, как учеба в школе, рассказывать о книгах, которые читала, и о том, куда же она будет поступать после окончания школы. Обо всем об этом спрашивали отдыхающие здесь коллеги родителей, а ответы бодрым тоном подсказывала мама.

Уже на обратном пути, в автобусе, мама наклонилась к Дине:

– Вот, ты передохнула. И теперь давай с новыми силами принимайся за учебу. И чтобы больше никаких историй.

Вечером того же дня Дина горько расплакалась, стоя в ванной и глядя на себя в зеркало. В руках она сжимала зубную щетку, к которой сползал полосатый червяк зубной пасты.

На следующий день Дина встала рано, не стала заплетать косы, а сделала из рыжих волос тугой пучок. Еще она залезла в большой шкаф и достала оттуда новенькие замшевые туфли. Туфли привез папа из-за границы, и они считались «выходными». Дина решительно выложила из мешка старую сменку и положила туда замшевые туфли. Еще она тихонечко залезла на мамину полку и подушилась капелькой духов. После этого Васнецова пулей вылетела из дома. Он шла к школе и старалась согреть руки. Дина давно заметила, что, когда она волновалась, пальцы у нее становились ледяными. Почему она так переживала, отчего чувствовала себя так неуверенно, неизвестно. Но, подойдя к дверям школы, сердце она не чувствовала.

– А, Два-К пожаловала, – раздался голос сзади.

– Почему – Два-К? – растерялась Дина.

– Каланча-кривляка! – расхохотался мелкий и противный мальчишка. На него в классе никто не обращал внимания – такой тихоня-троечник. Дина рассвирепела: «Нашел слабее себя? Других не трогает! А меня, значит, можно!»

Васнецова с силой стукнула поганца портфелем. Тот растерялся и полез было в драку, но тут появился завуч Григорий Семенович:

– Васнецова, прекрати бить мальчика, – сказал он сурово.

– Я больше не буду, – скороговоркой выпалила Дина.

– Вот и хорошо, иди на урок, – порадовался ее покладистости завуч.

Завуча Дина уважала – он никогда не устраивал головомоек и был справедлив. Дина сняла плащ, надела новые туфли, поправила волосы, собранные в пучок, и поднялась на третий этаж к кабинету географии. Девочки встретили ее восклицаниями, мальчики смешками. Дина прошла к своему месту, достала учебник, тетрадь и контурные карты. Она искала в портфеле карандаш, когда кто-то остановился рядом с партой.

– Дина, вот, возьми. Это задание на сегодня. Я тебе сделал, – перед ней стоял тот самый вежливый и воспитанный в классе мальчик. Который просил разрешения позвонить ей и не позвонил.

– Олег, зачем? – спросила растерявшаяся Дина.

– Сегодня по ним спрашивать будут. Я тебе все разрисовал и заполнил. Прямо смотри и рассказывай.

Дина покраснела:

– Охота же была тебе возиться…

– Это ерунда, я и так все время рисую.

– Спасибо, Бахметьев, – пробормотала Дина. – Но все равно пристанут, что это не я сделала.

– А ты не говори никому, – произнес Олег, развернулся и направился к своей парте.

А Дина, пораженная его поступком, замерла, глядя на контурные карты.

Прозвенел звонок, и соседка Ира толкнула ее:

– Что это Бахметьев около тебя вертелся? Он же такой у нас гордый, ни с кем не дружит, ни с кем не ходит. А тут вдруг к тебе пристал.