Глава

V

Аня сидела в отделении милиции. Страха все еще не было. Не было, когда комья земли взметнулись вверх вместе с человеческой плотью, не было и сейчас, когда серые глаза Константина смотрели на нее не моргая.

– Быстрову я уже позвонил, – спокойно констатировал он, заметив в ее руках телефон. Аня так и не осмелилась набрать номер Палыча.

Девушка безучастно кивнула. Она все еще находилась не здесь. В глазах еще рвалась земля, в ушах – гремел взрыв. Зверев протянул ей пластиковый стаканчик с водой, Аня послушно приняла его, но так и не сделала ни единого глотка. Костя еще что-то сказал ей вполголоса, Аня не расслышала. Только сейчас она безучастно заметила, что правая рука Константина перевязана, на шее – два пластыря.

У Ани мелькнула странная мысль, что не война сделала из него зверя, что-то злобно-животное жило в нем давно. Жизнь подчас бывает горше любой войны, потому что ты не ожидаешь от судьбы такой жестокости. На войне ты готов ко всему. Жалеть тебя здесь никто не будет. Именно поэтому Константину нравилось воевать: многое здесь контролируешь ты сам, устанавливаешь справедливость, которую в миру можно ждать вечно.

– Один боевик задержан, второй ликвидирован на месте, – это уже подполковник милиции докладывал начальству.

Того, как Зверев бросил мальчишку-смертника всем телом на взрывное устройство, Аня уже не увидела. Первое, что она вспомнит после шока, это взлетающее в воздух изуродованное тело и скрежет гнущегося металла Газели. Именно она и спасет всех от волны взрыва.

К Звереву подошел полковник, крепко пожал руку.

– Как догадался, майор?

– На коже боевика вкрапления пороха, загар только на кистях и лице, значит, тренированный. Парень наоборот знал, что он смертник, но не был к этому готов, сразу выдал себя, от прибора к телу парня шли трубки, но приклеены кустарно, еле держались. Да и потом, инсулиновая помпа, откуда такое богатство в наших краях?

Полковник потер лоб, усмехнулся. Наверное, Зверев в его глазах сейчас был если не пророком, то русским Шерлоком Холмсом. Хотя, как показалось Ане, милиционер догадался, что чутье Зверева было куда глубже, оно врожденное. И полковник ему позавидовал.

Аня зашла в кабинет Быстрова. Палыч сидел, уперевшись лбом в скрещенные руки. Аня молча присела на стул. Она не хотела ни говорить, ни слушать. В голове была пустота. Как только уазик пересек КПП части, в сердце, как ни странно, вернулось спокойствие. Аня будто вышла из зала кинотеатра после просмотра фильма об ужасах войны. Она еще не знала, что всего через несколько дней пережитый кошмар этого дня вытеснит другой. Но это будет потом… А сейчас Палыч подошел к ней, крепко обнял, поцеловал в затылок.

– Отдыхай. Завтра на работу можешь не выходить.

Шла третья неделя службы в части Быстрова, и все чаще Аня возвращалась к мысли о том, что больше разговор с мамой откладывать нельзя. В свете последних событий она сама чувствовала острую необходимость побыть ребенком, которого все еще оберегают крылья его земного ангела.

Здесь стоило бы написать, что Аня собралась с духом, но его не было, поэтому она просто собралась и направилась в город в ближайший парк (если несколько аллеек и потрепанную беседку можно было так назвать) подальше от общежития и части. В магазине Аня запаслась бутылочкой воды, разговор предстоял тяжелый и долгий. Мысленно она уже представляла пылкую тираду и праведный гнев мамы. Аня миновала старую покосившуюся калитку сквера и прошла к неухоженному цветнику, туда где людей было больше. Она часто так поступала, когда нужно было принять важное решение. Как говорится, нигде не чувствуешь себя так одиноко, как в толпе людей. Набирая номер, Аня уже набросала себе приблизительный ход разговора, но все пошло наперекосяк. После двадцати минут слез, уговоров, обвинений и обоюдных признаний в любви, разговор был закончен. Произошло то, чего Аня опасалась больше всего: мама не одобрила ее решения и категорически отказывалась принять его. С тяжелым сердцем девушка повесила трубку и печально выдохнула. Влажные пальцы по-прежнему сжимали неоткрытую бутылку. Теперь водой из нее можно было заваривать чай.

Аня подняла глаза и осмотрелась. Как ни странно, мир вокруг расцветал, не в пример ее настроению. В парке, граничившим с отделением почты, буйно распускалась зелень. Прямо за сквером вырисовывались цепи Кавказских гор, а чуть поодаль в синеве небес предательски чернела туча, но Аня ее не заметила. Погруженная в свои грустные мысли, она брела по тропинке парка. Вдруг где-то сзади раздался свист и слова, произнесенные с акцентом, заставили сердце сжаться.

– Эй, красавица, в нашем городе нельзя грустить. Давай мы тебя развеселим!

В мгновение ока ее догнала группа парней кавказской внешности. Они широко скалились и перекидывались шутками на местном диалекте. Скорее уловив их интонацию, чем догадавшись о значении слов, Аня поняла, что то были искаженные комплименты ее фигуре. Неожиданно совсем близко сверкнула молния и раскатистый гром заполнил тишину сквера. Оглядевшись в поисках убежища, Аня с ужасом обнаружила, что парк опустел. Очевидно, местные жители лучше ее ориентировались в особенностях кавказской погоды. А она была такой же стремительно-бурной, что и характеры горцев. Гром повторно предупредил о надвигающемся ненастье и, решив, что этого достаточно, позволил буре разыграться, как непослушному ребенку. Дождь барабанил по крыше детской песочницы. Ветер убедительно гнал стаю воробьев с кустов, Аню – прочь из парка. Но куда? Вдруг она вспомнила про отделение почты неподалеку. Резкий поворот на каблуках и Аня уже была готова броситься прочь, когда поняла, что путь к выходу перекрыт все той же группой парней. Настроение упало на самое дно. Если бы не разговор с мамой, не отсутствие зонта и не чужой неприветливый город вокруг, она бы точно смутилась, но не сегодня. Аня швырнула бутылку с водой на землю.

– Ну, кто первый повеселиться? – выкрикнула она, направляя на парней газовый баллончик.

Ее громкий крик и последовавший за ним смех чеченцев долетел до молодого офицера, спасающегося от грозы в парковой беседке. Парень быстрыми шагами направился к ним. Аня против воли мысленно позавидовала его выдержке, но краем глаза заметила суровый взгляд из-под козырька фуражки. Спина офицера скрыла девушку от горцев, Аня попыталась скрыть вздох облегчения. Газовый баллончик все еще был наготове, хоть и приплясывал в ее руке.

– Ба, какая встреча! Знакомые все лица. Ребята, не вы вчера на рынке паре мешков овощей ноги приделали?

Среди шпаны произошло движение, похожее на рокировку, и они подались вперед, обступая офицера. Тот уже снял фуражку и передал Ане. Вдруг со стороны парковой ограды послышался свист и тяжелый топот ног. Кто-то из парней бросил несколько слов сквозь зубы офицеру на чеченском языке, сплюнул на землю, и они дали деру. Опять же по интонации Аня поняла, что этим он выразил надежду на скорую встречу. У ворот парка показался патруль из сотрудников МВД.

Аня стояла, дрожа всем телом не столько от промочившего ее насквозь дождя, сколько от злости и обиды. Ее спаситель обернулся.

– С вами все в порядке? Вы вся дрожите. Испугались?

– Нет! – не попадая зуб на зуб, ответила Аня.

– Ну, хватит мокнуть. Бежим скорее. За мной! – он схватил девушку за руку и увлек за собой.

Они пробежали пару кварталов и очутились возле небольшого кафе с красной вывеской «Берд». Офицер открыл дверь. Аня, не раздумывая, вошла внутрь. Кафе оказалось уютным, с деревянной мебелью и шкурами животных на скамьях, запахи шашлыка и свежесваренного кофе щекотали ноздри и дразнили бунтующий желудок. Хотя его бунта Аня не заметила. В груди клокотала досада.

– Так. Нам нужно согреться и как можно быстрее, а то День нашей части пройдет без вас, – весело отрапортовал парень.

Коренастый мужчина с хитрыми черными глазами и радушной улыбкой проворно расстелил на столе бело-красную скатерть. По его обветренному лицу было не похоже, что в жизни ему приходиться часто улыбаться в ответ на ее ласки, но гостям он был всегда искренне рад.

– Здравия желаю, Магомед! Нам два бокала твоего сказочного вина и пару порций шашлыка.

Офицер даже не открыл, предложенное ему хозяином кафе, меню. Мужчина молча удалился. А к Ане наконец вернулся дар речи.

– Почему вы решили, что я буду отмечать этот праздник?

– Потому что вся наша часть будет его отмечать. Вы разве не заметили, что мы в одной части служим? Меня, кстати, Слава зовут, – парень широко улыбнулся.

– Аня! – кивнула она в ответ на его улыбку. – Так как же вы оказались в парке?

– А я тоже заходил в магазин и видел вас там, а потом решил по парку прогуляться, – сконфуженно ответил Слава. – И как видно успел вовремя. Хотя по-моему вы бы и без меня справились. Что вы им предложили: развлекаться по одному? – засмеялся он. – Смело! Смело и дерзко, но знаете, здесь одной лучше никуда не ходить. Это опасно, тем более для девушки с вашим цветом кожи. Сразу вычислят, что вы не местная. Так что, в следующий раз, когда соберетесь прогуляться, зовите меня.

Они весело пообедали и отправились в часть. После дождя в воздухе витала прохлада. Вячеслав заботливо накинул Ане на плечи свой китель, девушка как обычно сорвала веточку сирени. Ее запах притуплял чувство одиночества, искусно прикрытое беззаботной улыбкой. Они медленно брели по городу. То ли долгожданная летняя свежесть, то ли скука, снедающая обоих, мешали им прибавить шагу. Вкусно пообедав и оказавшись в компании приятного молодого человека, Аня почти успокоилась и вернула себе хорошее настроение, пока не оказалась у ворот части. У шлагбаума несколько офицеров во главе с Быстровым активно обсуждали размещение украшений и пограничной символики. Взгляд Николая Павловича скользнул по кителю на плечах Ани, по лицу Славы и остановился на ветке сирени. Аня прикусила губу, Быстров нахмурился.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – гаркнул Слава.

– Добрый день! – Аня стушевалась под взглядом Палыча.

– Прогуляться решили? – отеческим тоном, но со стальными нотками в голосе, спросил Быстров.

– Да вот, спас из рук врага, товарищ полковник! – победоносно заявил Слава.

Если бы сейчас в руках Ани оказалось что-то тяжелое, она бы долго била им Славу, а потом вскрыла бы его голову, чтобы достать оттуда то, что он называл мозгами. «Ну, все! Это конец! И нас похоронят вместе в братской могиле под сиренью!» – подумала она, порывисто снимая с себя китель и передавая его Славе.

– Это как? – голос командира стал ледяным.

– Да вот, вступила в неравный бой с чеченцами. Одна против троих с газовым баллончиком в руках. Они стали приставать к ней в парке, а я оказался рядом. Пришлось разогнать, товарищ полковник, – Слава приложил руку к козырьку.

– Молодец, парень. Хвалю! – Палыч пожал ему руку, но смотрел в это время на Аню. – Можешь быть свободен!

– Есть! – и Слава бодро удалился.

Ане тоже захотелось убежать, но взгляд Палыча приковал ее к земле. Этого взгляда она боялась больше, чем троих чеченцев, вооруженных до зубов.

– Жди меня здесь. Мы с тобой позже поговорим! – отрезал он и направился к офицерам.

Аня созерцала носки своих туфель. Куда бы она не подняла глаза, казалось взгляд Быстрова следил за ней с безмолвным укором. Через несколько минут все разошлись, а Палыч вернулся к девушке.

– Пойдем-ка пройдемся!

– Николай Павлович, я… – начала было Аня.

– Пойдем! – резко повторил он и широкими шагами направился к воротам.

Девушка поплелась за ним. Несколько минут они шли рядом в полном молчании дальше и дальше от ворот части, Николай Палыч заговорил первым.

– Вот что, Нюта, нужно признать, я был не прав. Напрасно я пошел у тебя на поводу и устроил этот перевод. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты – молодая привлекательная женщина и тебе не место здесь. Я не смогу всегда быть рядом и уберечь тебя в нужный момент. Но если с тобой что-то случится, я себе потом всю жизнь этого не прощу. Ты должна вернуться домой! – твердо закончил он.

Аня методично обрывала лепестки сирени и вот уже у ее ног растеклось белоснежное облако на прозрачной поверхности лужи. Если бы не этот день, не разговор с мамой, не история с кавказцами, она бы нашла в себе силы и промолчала, но их не было. Сил сдерживать свою обиду больше не было.

– Да, вы правы! – сдавленным голосом произнесла Аня. – Вы все как всегда правы! Вот и мама так считает. Ничего хорошего из этого не получится, потому что у меня в жизни вообще ничего не получается. Не потому ли, что все кроме меня одной знают, где мне жить, как поступать? А кто-нибудь хоть раз спросил, чего хочу я? Это жизнь! Моя жизнь! Никто не может знать, что с нами будет завтра, но это не значит, что нельзя жить. Почему вы все решили, что там в безопасности мне будет лучше, чем здесь? Потому что здесь опасно? А там я одна, понимаете одна! – закричала она, швырнув под ноги сирень. Слезы безмолвным водопадом катились по щекам.

Палыч хмурился, но молчал. Взгляд уперся в белоснежные, благоухающие хлопья под ногами. Аня вскинула голову, не вытерев слез. В надтреснутом голосе звучал вызов.

– Завтра я напишу заявление, товарищ полковник! Вы правы, это моя жизнь и только я несу за нее ответственность… раз больше никто не хочет ее брать на себя!

Она круто развернулась на каблуках и пошла прочь.

С противоположной стороны улицы к Палычу подошел Константин.

– Сильная речь! – иронично хмыкнул он.

– Ты все слышал?

– Прошу прощения, командир, но тут невозможно было не услышать. Она так орала!

– Ну и что ты скажешь?

– А что я должен сказать? – удивился Костя. Две пары мужских глаз смотрели вслед удаляющейся Ане.

– Ну, а кто у нас спец по женским сердцам? – вздохнул Быстров.

– А что случилось то?

Николай Павлович вкратце рассказал о дневных похождениях Анны.

– Да, тот еще характер! Смелая девчонка. С такой в разведку идти не страшно, – улыбнулся Зверев. – А если честно, такого у меня точно не было. Желаю успехов, товарищ полковник! – посочувствовал он.

Весь воскресный день Аня проведет в квартире за сборами. Она никогда не была трусихой, не пасовала ни перед трудностями, ни перед будущим, а сегодня сдалась. На душе кошки скребли. Аня хорошо училась, обожала свою работу, помогала друзьям, заботилась о родителях, а ее оберегали. Всю жизнь ее оберегали от жизни. Решали за нее где учиться, кем работать, как жить. И никогда никто не спрашивал, чего хочет она. Аня хотела только одного: не бежать от самой себя.