«Молю, забери меня! Забери! Сил моих больше нет!»
Я вздохнула, вертя в пальцах ручку. Писать все равно не получалось, а слова преподавательницы терялись из-за навязчивого голоса в голове. К концу зимы вызовов, как я их про себя называла, заметно прибавилось. Фон из сильных и требовательных и совсем слабых голосов сопровождал меня даже во сне. Люди звали смерть так рьяно и искренне, словно она была их доброй подругой.
– Господин А. начал терапию год назад. Он попал ко мне после двух неудачных попыток самоубийства и госпитализации. Мы надеялись, что третьей не случится. – Маленькая женщина с необычным именем Мальвина в сотый раз поправила на коленях сумочку-клатч. Брючный костюм на точеной фигурке и стрижка с модным пробором набок молодили, но скрыть истинный возраст не могли. – Однако утром первого января его нашли в ванной его квартиры с перерезанными венами.
По рядам пронесся тихий вздох, но лица большинства не изменились. Я заметила, что это было чем-то вроде опознавательного знака будущих психологов: в какой-то момент они – мы – на все начинали реагировать подчеркнуто спокойно.
«Пожалуйста, забери меня, я больше не могу!»
Сжав ручку, я изо всех сил попыталась сосредоточиться на голосе преподавательницы. Хотя именно преподавательницей, пожалуй, она не была: по субботам на психфак приходили действующие психотерапевты и рассказывали о реальных случаях из практики. Первокурсников туда не пускали, но студенческий на входе никто не проверял. Так что я уже несколько месяцев ходила на встречи с говорящим названием «Психология травмы», слушала истории страха, отчаяния, выгорания, обиды, растерянности, злости – и думала, что кроме заморозки сердца существует масса вариантов с этим справиться.
И люди ведь справляются. Почти всегда.
– К сожалению, в данном случае я не смогла спросить напрямую у пациента разрешения на рассказ вам, – бесцветным голосом закончила Мальвина. – Однако я считаю, вы должны видеть всю картину. Иногда бывает и так. У господина А. всю жизнь была склонность к суицидальным мыслям – это подтверждают дневники, которые мне любезно предоставила его мать.
В аудитории было душно – чтобы не выпускать тепло, окна лишний раз не открывали. Воздух был до того сухой, что першило в горле. Обычно я садилась поближе к большому панорамному окну – там было прохладнее, но сегодня в аудиторию набилось столько народу, что не всем хватило стульев.
«Умоляю!»
Я в изнеможении прикрыла глаза. На самом деле они не хотят умирать, почти никогда. Пугаются, увидев неизвестно откуда взявшуюся женщину в красном, вырывают руки, когда она пытается взять их за запястье и нащупать пульс.
– Есть ли у вас вопросы? – спросила Мальвина.
Курчавый парень рядом вскинул руку. Справа оживилась девушка в твидовом пиджаке – возможно, аспирантка. Впрочем, на психфаке нельзя доверять внешности: мне вот скоро двадцать четыре, а я только на первом курсе.
Мальвина устало оглядела аудиторию и подтянула к себе съехавшую сумочку.
– Вижу, что вопросов много, ребята. Давайте устроим небольшой перерыв, а потом продолжим.
И проветрим.
Я щелкнула по экрану айфона – сообщения, которого ждала уже неделю, не было. Зато пришло от Аскольда – он спрашивал, в силе ли наша встреча сегодня в два, – и уведомление об отклоненной рекламе.
Вот ведь. Я уже даже музыку к рекламному ролику отключила – и все равно не пропускают! Хорошо, что пауза – как раз успею зайти в рекламный кабинет и посмотреть, в чем проблема.
Чтобы не толкаться на выходе, я ждала, пока студенты выйдут из аудитории. Мальвина сидела неподвижно. Я слышала, как неровно стучит ее сердце – гулко и резко, как у человека сразу после испуга. Похоже, не так хорошо она проработала этот кейс, как сказала нам в начале практикума.
– А вы? Уже заканчиваете учебу? – вдруг спросила она.
– Нет. – Я встала, прихватив рюкзак с ноутбуком. Ручку и раскрытую тетрадь оставила – на случай, если кто-то захочет занять мое место. – Только поступила.
Запоздало пришла мысль, что первокурсникам сюда нельзя, но Мальвина, кажется, не обратила внимания.
– Значит, еще не определились со специализацией, – она тепло улыбнулась. – Не знаете, кем будете?
Повесив рюкзак на плечо, я приоткрыла окно и замерла, глядя на заснеженные верхушки елей.
– Ну, кем-нибудь точно буду.
Чтобы поработать в тишине, я обычно уходила в курилку. Там же незаметно для себя сама закурила – кто-то предложил, я попробовала. Никотин помогал сосредоточиться и одновременно расслаблял. Сидя в стеклянном закутке и листая статистику в рекламном кабинете, я привычно держала между пальцев тонкую сигарету.
Кафе – запущена.
Онлайн-курсы – запущена.
Услуги бровиста – запущена.
А вот и видео для ювелирного, которое не пропустили. Ну-ка… Воспользовавшись тем, что голоса в голове временно затихли, я сосредоточилась на настройках.
После поступления в институт я стала брать меньше заказов, но совсем от работы не отказалась. Мне нравилась реклама. Нравилось изучать аудиторию, находить нужные для нее слова, видеть, как растут охваты, и знать, что я незримо их контролирую. К тому же полностью жить на содержании мужчины, с которым спишь в разных спальнях, все еще казалось мне несколько… неправильным.
Я так увлеклась, что не сразу заметила странную женщину напротив – дородную и сутулую, похожую на нахохлившуюся ворону. Сигареты в руках у нее не было, сердце бухало тяжело и медленно. Непроницаемо черные глаза смотрели прямо и недружелюбно. Что-то в ней заставило меня вспомнить Аскольда: пристальный взгляд, корона из черных кос, бледное лицо без косметики и черная одежда, полностью скрывающая фигуру. Ведьма? Экстрасенс?
Быстро оглянувшись на куривших у панорамного окна, я негромко спросила:
– Вы хотите мне что-то сказать?
Женщина усмехнулась полными губами и произнесла грубоватым низким голосом:
– Хочу посмотреть на девочку Аскольда.
Я вернулась к настройкам. Это мы уже проходили. Возлюбленная Аскольда, девочка Аскольда. Кто там еще? Как-то мелькнула «привороженная проститутка», и я перестала читать. Каких только заголовков не выдумывали интернет-издания, чтобы поднять охваты.
– От тебя за километр несет его охранными ставами, – веско продолжила женщина. – Но он забыл, что защищать нужно в первую очередь себя, а не сосуд древней силы.
Пальцы замерли над клавиатурой. Я подняла голову. Взгляд черных глаз явно говорил: «Я знаю, что ты такое».
– Вы курите? – Не дождавшись ответа, я бесшумно закрыла ноутбук и подхватила лежащее рядом пальто. – Предлагаю продолжить на улице.
Сосуд древней силы. Ну-ну.
День был морозный и ясный. В воздухе висела белесая дымка. Календарная весна уже неделю как наступила, но погода и не думала меняться. Альбина пока не родила, а мне жутко не хотелось забирать еще одного человека, чтобы зима держалась весь месяц.
Крыльцо психфака пустовало – похоже, единственным практикумом в этот день был наш. Похожая на ворону женщина куталась в мохнатую шубу и неторопливо набивала табаком блестящую маленькую трубку.
Я чиркнула зажигалкой, зажав сигарету в губах.
– Слушаю вас.
– Что ты такое, я примерно вижу. Понимаю, почему Аскольд тебя выбрал. – Женщина вынула из складок шубы коробок спичек и завозилась с трубкой.
Я разглядывала ее длинные ногти и подушечки пальцев – потрескавшиеся и почерневшие, как от работы в земле. У меня тоже такие были в период жизни на кладбище.
– Выбрал? – спокойно уточнила я.
– Почитай на досуге форумы.
Я прислушалась к ритму ее сердца: она не боялась.
– Почитаю.
– Его давно зовут на передачи. На встречи. А он засел дома, как сыч. Или семейный человек. – Я ожидала насмешки, но женщина, видно, говорила серьезно. – А ты, если и вправду жена, так и смотри за ним. Сейчас особенно. Неровен час…
Я выпустила в сторону струйку дыма.
– Что конкретно ему угрожает?
Женщина неодобрительно усмехнулась.
– Все тебе расскажи. Скажи спасибо, что вообще пришла. У меня перед ним старый должок.
– Ясно. Что-то еще?
Она задержала взгляд на кольце, украшающем мой безымянный палец. Оно было простым – ободок из белого золота и крупный прозрачный камень. Чисто формально камень был тем, чем и казался – бриллиантом.
Женщина хмыкнула.
– Чья была идея?
Я промолчала. Она пожала массивными плечами и беззлобно сказала:
– Дурак.
Я затушила сигарету о парапет.
– Или говорите по существу, или я пойду.
Пришло в голову припугнуть ее, коснуться холодом там, где ни одно живое существо не способно. Но смысл? Вряд ли она действительно что-то знает. Иначе бы уже сказала.
– Передай ему, чтобы смотрел в оба, – донеслось мне в спину.
Я кивнула, на ходу вытаскивая из кармана телефон. Набрала почти не глядя:
«Ты в порядке?»
Звучит, будто я его мама.
«У тебя ничего не болит?»
Теперь персональный врач. В итоге я написала:
«Конечно. Встретимся в два».
И нажала «Отправить».
За полтора года жизни с Аскольдом я так и не привыкла есть дома. Мы редко оказывались на кухне в одно время, а когда это все-таки случалось, заказывали суши или пиццу. По выходным обедали в городе.
В этот раз я приехала в ресторан на пятнадцатом этаже высотки в самом центре – из окон виднелся шпиль главного здания Университета. Аскольд ждал меня за неприметным столиком в углу. Перед ним лежал планшет и стояли две маленькие круглые чашки. Чай наверняка был зеленый – другой он не пил.
Я приземлилась на диванчик рядом и мельком глянула в планшет: сайт с частными услугами был открыт в разделе «танцы».
– Ищешь себе новое хобби? – Я привычно взяла его за запястье, нащупывая пульс. Обычно я делала это утром, но сегодня Аскольд уехал рано. Он терпеливо ждал, хотя мои прикосновения были не из приятных. – Почему только мужчины?
Аскольд молча кликнул на маленький квадратик на экране, и я запоздало поняла, кто на нем изображен. Светлые волосы по плечи, ясные голубые глаза и полные губы в робкой полуулыбке. «Уроки танго для начинающих».
– Танго… – задумчиво протянула я. – Он же что-то другое танцевал.
Аскольд задумчиво скользнул взглядом по моему свитеру, такому длинному, что закрывал кромку кожаной юбки, и легко пожал плечом.
– Полагаю, это послание для директора танцевальной студии. Он арендует зал напротив.
Я вчиталась в адрес. И правда – Большая Декабрьская, второй этаж… Да, это рядом с Юлиной школой. Ну, если Тёме так хочется потягаться с ней…
Я отпустила худое запястье со старыми шрамами.
– Все в порядке.
– Это не может не радовать, – тихо заметил Аскольд.
«Я так давно тебя жду!» – раздалось в голове.
Да чтоб тебя.
«Пожалуйста, умоляю!»
Нам принесли меню. Я пыталась сосредоточиться на строчках, но все без толку. Настойчивый голос страшно отвлекал.
– Альбина еще не писала? – Аскольд водил длинным пальцем по гладкой поверхности меню и подслеповато щурился. Недавно ему выписали очки, но он постоянно забывал их в офисе.
– Нет.
Я на всякий случай снова прислушалась к его сердцебиению – ровное. Да и выглядел Аскольд не хуже обычного: цвет лица вполне здоровый, кругов под глазами нет. Черный пиджак поверх алой рубашки, пара расстегнутых пуговиц, серебряный крестик в вырезе.
«Сил моих больше нет!..»
Я потерла виски, прекрасно зная, что это не поможет.
– Определились с заказом? – Возникшая перед нами официантка лучезарно улыбнулась.
«Я больше не могу!»
– Скажи, что ты хочешь, я закажу на дом, – негромко предложил Аскольд.
Я подняла голову – он вглядывался в мое лицо с выражением, близким к сочувствующему. Голос словно накрывал пуховым одеялом, отрезая от внешнего мира. Я украдкой заметила, что официантка тоскливо вздохнула, смотря куда-то в сторону.
– Закажи что-нибудь мясное. Спасибо. – Я быстро сжала его пальцы на прощанье и встала. – Отвезешь мою сумку домой? И пальто.
– Не волнуйся.
Официантка открыла рот – видимо, задать вопрос, – но я уже обогнула ее, направляясь в уборную.
– К вечеру буду! – бросила я, выискивая глазами значок дамской комнаты.
– До встречи, – донесся до меня бархатный голос. – Будьте добры, девушка…
За две зимы я забрала шесть жизней. Я помнила их всех: мальчика, которого придавило грузовиком в автокатастрофе; солдата, которому пуля угодила в горло; двоих стариков из хосписа, которые беззвучно шевелили бескровными губами; молодую мать – совсем девочку, не старше семнадцати, – с синеющим тельцем на руках. Пуповина обвила шею ребенка еще в утробе. Я пыталась убедить девушку, что жизнь на этом не кончена, что она обязательно родит другого… Но она так отчаянно цеплялась за мои руки, так просила отправить ее вслед за ребенком, чтобы тому было нехолодно и нестрашно… Я почувствовала, что жизнь ее все равно скоро оборвется – и исполнила просьбу. Хватило одного прикосновения к раскрасневшейся коже на груди, чтобы беспокойное сердце замерло навсегда.
Шесть человек умерло, чтобы на мир опустилась зима, укрыла истерзанную землю, сохранив ее до прихода благословенной весны. Я помнила их всех. И сейчас пришла за седьмым.
Последние два дня он звал меня так требовательно, словно я была негодным подчиненным, а он – важным начальником. Я шла по узкому коридору под звуки надрывного кашля. Платье тянулось следом, как хвост неповоротливой рыбы, тяжелой тканью замедляя шаги.
В маленькой темной комнатке пахло пылью и лекарствами. Окна были наглухо закрыты, шторы задернуты. В воздухе вился горьковатый запах болезни и немытого тела. На кровати скорчился старик – весь седой, с отросшей бородой и усами. Глаза его слезились, плечи и тощая грудь под одеялом сотрясалась от надрывного кашля.
– Ты кто? – От удивления он на мгновение перестал кашлять. Слабое сердце застучало испуганно и нервно.
– Та, кого ты звал.
Приблизившись, я взяла его за запястье, сухое и белое, с разводами тонких голубых вен.
– Чур меня, чур! Уйди, окаянная!
Пульс забился, как у вспугнутой пташки, кашель снова разодрал легкие. Я взглянула на его грудь – под ребрами темнели крылья безвозвратно испорченных легких.
– Ты звал меня, – тихо произнесла я.
Старичок попытался отползти, но мои пальцы на его запястье не отпускали.
– Я Бога звал! Господа нашего Иисуса Христа. Чтобы отпустил мне мои прегрешения!
– Что за прегрешения?
– Ничего я дьявольскому отродью не скажу! Уйди, уйди отсюда!
Старичок забился в угол между стеной и кроватью и снова зашелся в кашле.
На тумбочке у кровати стоял пустой стакан. Я взяла его и пошла на кухню – такую же маленькую и неубранную, как комнатка. Налив воды из-под крана, вернулась и протянула ему.
– Так кто ж ты? – недоверчиво спросил старичок, принимая стакан. – Как картинка, ей-богу.
– Пей.
В итоге, периодически прерываясь на кашель, он рассказал мне все: как дважды отправлял жену на аборт против ее воли, как увольнял подчиненных инженерного бюро, хотя им было некуда идти. С каждым новым словом хрипов в груди становилось больше. Глаз старик уже не открывал.
– Я был… кхе… кх… плохой человек, – заключил он, когда я снова взяла его за руку. – Прощения хотел… – Воздух в легких закончился, а вдохнуть уже не было сил. – По… по…
– Нет плохих людей.
Холод потек в его тело, начал медленно прокладывать себе путь к сердцу, смешиваясь с кровью и оглаживая внутренности.
– Как же! Кх… Все наши решения делают нас хорошими или плохими! Так все… – Скрюченные пальцы впились в мою ладонь. Сердце заколотилось тревожно и глухо.
Я склонилась к его лицу с несвежим дыханием и позволила заглянуть в свои глаза.
– Как тебя зовут?
– Николай… – с хрипом выдохнул старик.
– А меня Вера. Спи, Николай. Ты хороший человек. Спи.
О проекте
О подписке
Другие проекты