СПОЙЛЕРАТО
Егор Иваныч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало — не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
Какой Зощенко всё-таки сочный! После такого начала — ну да как рассказ не прочитать? Хоть и называется он "Беда", а всё же...
Бедный-бедный Егор Иваным. Два года, по его выражению, солому жрал, чтобы купить себе конягу. А уж как он её покупал! Сейчас бы это обозвали арт-перфомансом. Действительно, лошадяга, ради которой он два года молился, постился и слушал радио "Радонеж", не может быть просто куплена у знакомого. Это же священный Грааль, это гоголевская шинель, это награда за великую жертву. Поэтому Егор Иваныч едет за лошадью в город, чтобы соблюсти ритуал чин-чинарём.
Эх, а как Егор Иваныч выбирает этого коня... Настоящая клоунада в цирке. Картинные всплёскивания руками, покрякивания, торг, драмы.
Он неожиданно дул ей в глаза и в уши, подмигивая, прищелкивая языком, вилял головой перед самой лошадиной мордой и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего времени, начала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
И всё это не ради какого-то волшебного скакуна, а из-за простой неказистой клячи. Брюхо у неё раздутое, стать грубая, для масти даже громкого слова не найдёшь вроде "буланая" или "чалая". Разве что "какашечно-землистая". Однако в глазах Егор Иваныча, я уверена, это конь покруче радужных единорогов. Ведь ради единорогов он два года не воздерживался от бухла. Куда уж им теперь.
Заканчивается же крошечный рассказ в страничку, как и следует из названия, бедой. Мне-то, несведущему человеку, показалось поначалу, что лошадка издохнет к концу этой странички. И пузо у неё раздутое, и мужик явно в лошадях не особенно сечёт. Но беда оказалась совсем в другом, я же совсем упустила из виду, что это Зощенко. Сатирик.
Мужичок грешным делом решил покупку-то обмыть. Два года же самогонку не пил. Ах, эта чёртова самогонка! Прямо по-чеховски выстретила прямо из первого абзаца рассказа и убила мужика наповал. Пропил он коняку. Где, как, при каких обстоятельствах — нам известно не будет. Да это и не важно. Важно, что он при этом сказал. Думаете, он стал винить собственную невоздержанность? Свою широту русской души? Друзей, которые подзуживали его набухаться? А вот фигушки.
— Как же это? Два года ведь солому зря лопал… За какое самое… За какое самое это… вином торгуют?
Виноват, как водится, какой-то там дядя. Или общество. Или правительство. Или общество, дядя и правительство, но только не мужик. У него ж менталитет (как я ненавижу это слово!) такой, перед ним водку не ставь, он как при звуках флейты теряет волю.
Однако ж до этого-то два года терпел...
В этом весь Зощенко. Его рассказы — слёзы сквозь смех, я не устаю читать его, как и Чехова, жирными пачками. Но и как в рассказах Чехова, остаётся горький осадочек. Ну да, всё так. Глупые мы люди, слабые, безвольные, постоянно косячим, обманываем всех и самих себя в первую очередь. А делать-то нам что?
Пока только один выход. Читать рассказы Зощенко и стараться не превратиться в жизни в одного из его героев.