Отзывы на книги автора «Михаил Лермонтов»

Бродский-гений. Не знаю, что еще сказать.

Единственным разочарованием было то, что я думала, что рождественской поэзии у него больше. А книжица совсем тоненькая, но настроение, слог и общая атмосфера, такая, немного бунтарская. Но несмотря на это, мы вместе с Иосифом Александровичем ждем этот праздник, и это Рождение..

Прилично б было мне молчать о том,
Но я привык идти против приличий,
И, говоря всеобщим языком,
Не жду похвал. — Поэт породы птичей,
Любовник роз, над розовым кустом
Урчит и свищет меж листов душистых.
Об чем? Какая цель тех звуков чистых? —
Прошу хоть раз спросить у соловья.
Он вам ответит песнью… Так и я
Пишу, что мыслю, мыслю что придется,
И потому мой стих так плавно льется.

Замечательная поэма, по всей видимости, не законченная, но остроумная и игривая, изобилующая юмором и прелестными чувственными образами. В этом произведении Лермонтов избрал исключительно насмешливый тон, едко изобразив нравы высшего света. Досталось всем и всему: и мужчинам, и женщинам, и любви, и дружбе. В чем-то «Сашка» созвучен «Евгению Онегину» Пушкина, в чем-то гораздо более прямолинеен и даже жесток. Очевидно, для Лермонтова эта поэма была забавной игрой, она написана легко, упоительна в своем искрометном юморе и изящной легкости описываемых событий. Я прикипела сердцем к Сашке и расстаться с ним так скоро было даже болезненно. Чтение поэмы доставило истинное удовольствие и признаюсь, она понравилась мне больше «Евгения Онегина», хоть ни по объему, ни по проработанности сюжета не может с ним соперничать (но вот такой парадокс).

Собственно, в тексте поэмы автор сам поясняет свой замысел и то, как следует воспринимать это его творение.

Пускай от сердца, полного тоской
И желчью тайных тщетных сожалений,
Подобно чаше, ядом налитой,
Следов не остается… Без волнений
Я выпил яд по капле, ни одной
Не уронил; но люди не видали
В лице моем ни страха, ни печали,
И говорили хладно: он привык.
И с той поры я облил свой язык
Тем самым ядом, и по праву мести
Стал унижать толпу под видом лести…

Исследователи предполагают, что Лермонтов работал над этим произведением в период с 1835 по 1839 гг. Но скорее всего, оно было написано в 1835-36гг. Поэма «Сашка» в отдельных моментах автобиографична. Она отражает наблюдения и впечатления поэта, связанные с реальными фактами его жизни. Таковы строфы, повествующие о домашнем воспитании героя, о студенческих годах его жизни, о быте московского барства. Однако центральное действующее лицо поэмы, «друг» поэта — Сашка, не имеет определенного прообраза. Он — образ собирательный, наделенный чертами, типичными для многих современников поэта. В основе произведения Лермонтова лежит повествование о бесплодной жизни одного из «героев» современной поэту действительности. Следуя за Пушкиным, Лермонтов в форме непринужденных поэтических записок, лирических размышлений, иногда средствами иронического повествования и сатиры ставил в своей поэме те же вопросы, которые определили идейный замысел «Евгения Онегина», а в его собственном творчестве — «Думы» и «Героя нашего времени».

Дальше...

Главный герой.

Итак, обратим взор на главного героя поэмы Сашку. Он- типичный представитель своего времени и общества. Идет по жизни легко, балагурит, постоянно меняет дам, часто влюбляется и любит веселые, а иногда и опасные забавы. Ниже я привожу строки, которые дают читателю понять, что для этого героя, вероятно, подразумевался тернистый жизненный путь (хоть, вполне возможно и короткий), который изменил бы его и заставил пройти некое духовное преображение. Но поэма не раскрывает этих возможных замыслов, она ограничивается насмешливым повествованием о детстве и юности героя.

Он был мой друг. Уж нет таких друзей…
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Пусть спит оно в земле чужих полей,
Не тронуто никем, как дружба наша,
В немом кладбище памяти моей.
Ты умер, как и многие, без шума,
Но с твердостью. Таинственная дума
Еще блуждала на челе твоем,
Когда глаза сомкнулись вечным сном;
И то, что ты сказал перед кончиной,
Из слушавших не понял ни единый.

Посмотрим на Сашку внимательнее.

Он ловок был, со вкусом был одет,
Изящно был причесан и так дале.
На пальцах перстни изливали свет,
И галстук надушен был, как на бале.
Ему едва ли было двадцать лет,
Но бледностью казалися покрыты
Его чело и нежные ланиты, —
Не знаю, мук ли то последних след,
Но мне давно знаком был этот цвет, —
И на устах его, опасней жала
Змеи, насмешка вечная блуждала.

Заметно было в нем, что с ранних дней
В кругу хорошем, то есть в модном свете,
Он обжился, что часть своих ночей
Он убивал бесплодно на паркете
И что другую тратил не умней…
В глазах его открытых, но печальных,
Нашли бы вы без наблюдений дальных
Презренье, гордость; хоть он не был горд,
Как глупый турок иль богатый лорд,
Но всё-таки себя в числе двуногих
Он почитал умнее очень многих.

Сашка рос ребенком непоседливым, страсти кипели в нем уже с юных лет. В раннем возрасте он потерял мать, отца с детства ненавидел за то, что тот его сек. Детство и юность его прошли под знаком стремления к страстям и развлечениям. Как мы видим, портрет вырисовывается довольно типичный, но есть что-то, что с неимоверной силой привлекает в этом герое. Поэма написана так легко и изящно, что читатель очень быстро проникается переживаниями главного героя, сопереживает его чувствам, влюбленностям, относится к Сашке, как к доброму другу. Это просто какая-то магия данной поэмы - казалось бы, она так проста, но все же производит большое впечатление.

72

Он был рожден под гибельной звездой,
С желаньями безбрежными, как вечность.
Они так часто спорили с душой
И отравили лучших дней беспечность.
Они летали над его главой,
Как царская корона; но без власти
Венец казался бременем, и страсти,
Впервые пробудясь, живым огнем
Прожгли алтарь свой, не найдя кругом
Достойной жертвы, — и в пустыне света
На дружний зов не встретил он ответа.

Пусть скажет он, что бесом одержим
Был Саша, — я и тут согласен с ним,
Хотя, божусь, приятель мой, повеса,
Взбесил бы иногда любого беса.

Великолепны и чувственные моменты поэмы. Они описаны порою очень даже смело и всегда с юмором, игриво и непринужденно. Не могу не процитировать лучшие из них.

35

Он руку протянул, — его рука
Попала в стену; протянул другую, —
Ощупал тихо кончик башмачка.
Схватил потом и ножку, но какую?!..
Так миньятюрна, так нежна, мягка
Казалась эта ножка, что невольно
Подумал он, не сделал ли ей больно.
Меж тем рука всё далее ползет,
Вот круглая коленочка… и вот,
Вот — для чего смеетесь вы заране? —
Вот очутилась на двойном кургане…

36

Блаженная минута!.. Закипел
Мой Александр, склонившись к деве спящей.
Он поцелуй на грудь напечатлел
И стан ее обвил рукой дрожащей.
В самозабвеньи пылком он не смел
Дохнуть… Он думал: «Тирза дорогая!
И жизнию и чувствами играя,
Как ты, я чужд общественных связей, —
Как ты, один с свободою моей,
Не знаю в людях ни врага, ни друга, —
Живу, чтоб жить как ты, моя подруга!

Нет, надо разбудить меня… Постой,
Я отомщу». И за руку схватила
Его проворно и… и укусила,
Хоть это был скорее поцелуй.
Да, мерзкий критик, что ты ни толкуй,
А есть уста, которые украдкой
Кусать умеют сладко, очень сладко!..

42

Она прижалась к юноше. Листок
Так жмется к ветке, бурю ожидая.
Стучало сердце в ней, как молоток,
Уста полураскрытые, пылая,
Шептали что-то. С головы до ног
Она горела. Груди молодые
Как персики являлись наливные
Из-под сорочки… Сашкина рука
По ним бродила медленно, слегка…
Но… есть во мне к стыдливости вниманье —
И целый час я пропущу в молчанье.

88

И Саша был четырнадцати лет.
Он привыкал (скажу вам под секретом,
Хоть важности большой во всем том нет)
Толкаться меж служанок. Часто летом,
Когда луна бросала томный свет
На тихий сад, на свод густых акаций,
И с шопотом толпа домашних граций
В аллее кралась, — легкою стопой
Он догонял их; и, шутя, порой,
Его невинность (вы поймете сами)
Они дразнили дерзкими перстами.

96

Упал! (прости невинность!). Как змея,
Маврушу крепко обнял он руками,
То холодея, то как жар горя,
Неистово впился в нее устами
И — обезумел… Небо и земля
Слились в туман. Мавруша простонала
И улыбнулась; как волна, вставала
И упадала грудь, и томный взор,
Как над рекой безлучный метеор,
Блуждал вокруг без цели, без предмета,
Боясь всего: людей, дерев и света…

Немало шпилек досталось дамам, рассказывая о которых, Лермонтов упомянул и кокетливость, и ветреность, и склонность к неверности. Но с не меньшей честностью и откровенностью поэт высмеял и нрав отца Сашки, старого и бессердечного развратника, пытающегося совращать юных девушек.

53

Благодари меня, о женский пол!
Я — Демосфен твой: за твою свободу
Я рад шуметь; я непомерно зол
На всю, на всю рогатую породу!
Кто власть им дал?.. Восстаньте, — час пришел!
Конец всему есть! Беззаботно, явно
Идите вслед за Марьей Николавной!
Понять меня, я знаю, вам легко,
Ведь в ваших жилах — кровь, не молоко,
И вы краснеть умеете уж кстати
От взоров и намеков нашей братьи.

Но, не смотря на всю легкость, присутствуют в поэме и весьма любопытные философские моменты, которые проскальзывают как бы между делом. Поэт словно отвлекается от выбранного насмешливого тона и периодически пускается в серьезные и глубокие размышления.

47

И всё исчезнет. Верить я готов,
Что наш безлучный мир — лишь прах могильный
Другого, — горсть земли, в борьбе веков
Случайно уцелевшая и сильно
Заброшенная в вечный круг миров.
Светилы ей двоюродные братья,
Хоть носят шлейфы огненного платья,
И по сродству имеют в добрый час
Влиянье благотворное на нас…
А дай сойтись, так заварится каша, —
В кулачки, и… прощай планета наша.

48

И пусть они блестят до той поры,
Как ангелов вечерние лампады.
Придет конец воздушной их игры,
Печальная разгадка сей шарады…
Любил я с колокольни иль с горы,
Когда земля молчит и небо чисто,
Теряться взором в их цепи огнистой, —
И мнится, что меж ними и землей
Есть путь, давно измеренный душой, —
И мнится, будто на главу поэта
Стремятся вместе все лучи их света.

В итоге, перед нами прелестная поэма: легкая, насмешливая, чувственная, изящная, но вместе с тем, не приторная, а напротив- прямолинейная и честная.

Так иногда надежды свет
Являет то, чего уж нет;
И нам хотя не остается
Для утешенья ничего,
Она над сердцем всё смеется,
Не исчезая из него.

Упоительная в своей мрачности, красоте и безнадежности история об Ангеле смерти, который некогда был прекрасен, чист и добр, но…

Став свидетелем любви Ады и Зораима, Ангел смерти возвратил умирающей девушке жизнь. Но человеческое сердце не в силах было оценить подобного дара, и, одержимый жаждой власти и денег, Зораим предпочел своей возлюбленной войну.

И ангел мыслью поражен
Достойною небес: желает
Вознаградить страдальца он.
Ужель создатель запрещает
Несчастных утешать людей?
И девы труп он оживляет
Душою ангельской своей.
И, чудо! кровь в груди остылой
Опять волнуется, кипит;
И взор, волшебной полон силой,
В тени ресниц ее горит.
Так ангел смерти съединился
Со всем, чем только жизнь мила;
Но ум границам подчинился,
И власть – не та уж, как была,
И только в памяти туманной
Хранит он думы прежних лет;
Их появленье Аде странно,
Как ночью метеора свет,
И ей смешна ее беспечность
И ей грядущее темно,
И чувства, вечные как вечность,
Соединились все в одно.

О боже! – Для таких очей
Кто не пожертвовал бы славой?
Но Зораиму был милей
Девичьей ласки путь кровавый!
Безумец! ты цены не знал
Всему, всему, чем обладал,
Не ведал ты, что ангел нежный
Оставил рай свой безмятежный,
Чтоб сердце Ады оживить;
Что многих он лишил отрады
В последний миг, чтоб усладить
Твое страданье. Бедной Ады
Мольбу отвергнул хладно ты;
Возможно ль? ангел красоты
Тебе, изгнанник не дороже
Надменной и пустой мечты?..

Зораим пал на поле боя и Ада, оплакивающая его, уже не в силах была что-то изменить. Зато перемена произошла в Ангеле смерти, который увидав кощунство и глупость Зораима, навсегда «простился с прежней добротой».

Всё тот же он, и власть его
Не изменилась ничего;
Прошло печали в нем волненье,
Как улетает призрак сна,
И только хладное презренье
К земле оставила она:
За гибель друга в нем осталось
Желанье миру мстить всему;
И ненависть к другим, казалось,
Была любовию к нему.
Всё тот же он – и бесконечность
Как мысль он может пролетать,
И может взором измерять
Лета, века и даже вечность.
Но Ангел смерти молодой
Простился с прежней добротой;
Людей узнал он: «состраданья
Они не могут заслужить;
Не награжденье – наказанье
Последний миг их должен быть.
Они коварны и жестоки,
Их добродетели – пороки,
И жизнь им в тягость с юных лет…»
Так думал он – зачем же нет?..
Его неизбежимой встречи
Боится каждый с этих пор;
Как меч – его пронзает взор;
Его приветственные речи
Тревожат нас, как злой укор,
И льда хладней его объятье,
И поцелуй его – проклятье!..

Ангел смерти символизирует смерть как таковую, не несущую в себе зла, но являющуюся следствием злодеяний людей. Даже смерть обретает презрение, когда становится свидетельницей людской глупости и вероломства. Что может быть дороже любви?! И какой любви! Любви той девы, что была воскрешена, той, которая сама есть ангел. Но, увы, чувства Ады неспособны удержать Зораима от жажды подвигов, славы, денег, свершений. Эта неизбывная жажда, столь хорошо знакомая каждому мужчине во все времена. Ангел смерти сам по себе совершенно невинен, он не несет в себе зловещих начал, не его вина в том, что кто-то умирает, его сердце было соткано из любви и доброты, но обернулось проклятием для тех, кто боится смерти, но все же упорно ищет ее.

К поэзии Лермонтова у меня очень трепетное отношение.

Вот вам моя поэтическая рецензия на его творчество:

Когда весь мир тебя не понимает
И, кажется, что жизнь твоя пуста,
Когда противоречия терзают,
А ты один, как странник, у костра,
Открой его стихи. Все станет проще.
Поймешь, что в этом мире не один.
Ты взрослым и серьезным станешь позже,
Ну а сейчас ты с ним поговори.
Скажи ему: «Как вы люблю Кавказ я,
Лихих коней, ущелья гор, Казбек,
Наверно, как и вы, я верю в сказку
Про край свободы, подвигов, побед».
Скажи ему, что тоже просишь бури,
Как Мцыри, вырваться ты хочешь из оков,
Лететь мечтаешь ветром, меткой пулей,
А вечером уснуть среди стихов…

Пока мечтаешь о свободе. После
Полюбишь. Станет грустно. Отчего?
Оставив юность, просто станешь взрослым,
Поймешь, жизнь - шутка. Только и всего.
Но вспомнишь ты тот долгий зимний вечер,
Когда, забыв о времени, читал
Его стихи. Дрожало пламя свечки
И встретиться с поэтом ты мечтал.

январь-февраль 2004года

"Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях Ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца".

Одно слово - гений.

Михаил Юрьевич Лермонтов - главный подросток русской литературы. Он протестует, он отчаивается, он страдает от одиночества, он саркастически смеется и угрожает. И все это - со слишком редкими просветами оптимизма и надежды на лучшее.
В лирике Лермонтова чрезвычайно много отрицаний:

Нет, не тебя так пылко я люблю...

И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды...

Увы, - он счастия не ищет И не от счастия бежит!

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой, Как язвы, бойся вдохновенья...

Как подросток с вызовом отвергает "их", взрослых, интересы, ценности и занятия, так и Лермонтов плюет на общество, толпу, "чернь", которой Поэта не понять:

С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью,
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Иногда подростков спасает счастливая влюбленность. А если влюбленность несчастливая?.. Лермонтов уничтожает предмет своей страсти с на редкость ядовитой желчью:

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья,
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Что с верой? Она тоже не может спасти поэта от обреченности. Лермонтов - автор чуть ли не богоборческих стихов:

За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,

За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

Невесело становится от таких стихотворений, совсем невесело. И в то же время как объяснить такие проблески почти пушкинского жизнелюбия и умения жить в гармонии с собой, окружающим миром и Богом? Лермонтов поразителен.

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, -

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.

Да, здесь очевидна целенаправленная подражательность Пушкину, конечно это почти прямая отсылка к "Евгению Онегину" (не смотря на отсутствие прямых посвящений в тексте, как например в "Тамбовской казначейше), но я здесь вижу и "Руслана и Людмилу", и "Домик в Коломне", и "Полтаву", и "Героя", а тут прям самый-самый то ни наесть экстрагированный Лермонтов с его "Демоном"...Совершенно не удивилась, когда узнала, что поэма была опубликована с серьезными купюрами почти через полвека после смерти Лермонтова - да даже если бы она была полностью закончена, такие откровенности, знаете ли, цензура конечно не допустила бы. Да и дело даже не в эротической составляющей - это типичное для Лермонтова дерзкое, даже провокационное неприятие петербургского света, всего образа жизни и города Петербурга как такового, в очередной раз противопоставление его "милой Москве", это насмешливое предпочтение в качестве главной героини произведения не светской женщины (и даже не уездной барышни), а московской шлюхи-еврейки да крепостной крестьянки!!! - помилуйте, да кто ж такое в 30-40-х гг. допустил бы?! Так что преполагаю, что незаконченная рукопись "ходила по рукам" в офицерской среде однополчан. А жалко, в очередной раз безумно жалко ещё одного несостоявшегося шедевра Лермонтова.

Михаил Юрьевич Лермонтов - главный подросток русской литературы. Он протестует, он отчаивается, он страдает от одиночества, он саркастически смеется и угрожает. И все это - со слишком редкими просветами оптимизма и надежды на лучшее.
В лирике Лермонтова чрезвычайно много отрицаний:

Нет, не тебя так пылко я люблю...

И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды...

Увы, - он счастия не ищет И не от счастия бежит!

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой, Как язвы, бойся вдохновенья...

Как подросток с вызовом отвергает "их", взрослых, интересы, ценности и занятия, так и Лермонтов плюет на общество, толпу, "чернь", которой Поэта не понять:

С тех пор, как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью,
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Иногда подростков спасает счастливая влюбленность. А если влюбленность несчастливая?.. Лермонтов уничтожает предмет своей страсти с на редкость ядовитой желчью:

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья,
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

Что с верой? Она тоже не может спасти поэта от обреченности. Лермонтов - автор чуть ли не богоборческих стихов:

За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,

За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

Невесело становится от таких стихотворений, совсем невесело. И в то же время как объяснить такие проблески почти пушкинского жизнелюбия и умения жить в гармонии с собой, окружающим миром и Богом? Лермонтов поразителен.

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, -

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога.

В эту бесснежную и такую теплую зиму, хотелось оказаться на Енисее, в Сибири, насладиться тайгой и тундрой, подышать прохладой и упасть в снег. Поэтому и взяла эту книгу. И действительно, первые рассказы оказались прекрасными проводниками. Особенно «Бойе» и «Капля». Первый из них увез на зимовку в тундру, на промысел за песцом. Но он не только и не столько о тундре, сколько о том, что она может сделать с человеком. Ведь и Шаманка и спасший Колю призрак Бойе — это тоже она — тундра. Проверила на прочность и на умение остаться человеком, поиграла, как кошка с мышкой. И отпустила, показала дорогу к спасению. А ведь начав читать рассказ, именно на нем я и хотела бросить книгу (что поделаешь: собачница я, и убийство собаки для меня — очень трудное чтение).
Рассказ «Капля» понравился особенно — лето и ранняя осень в тайге на притоке Енисея - реке Опарихе — рыбалка и приключения рыбаков, но главное — с какой огромадной любовью написан рассказ, с любовью к жизни, к своему краю — своей Родине, тайге, реке, людям, живущим здесь. И еще укачал на волнах, по настоящему погрузил в тайгу и лес, особенный слог, язык рассказа:

Серебристым харюзком мелькнул в вершинах леса месяц, задел за острие высокой ели и без всплеска сорвался в уремную гущу. Сеево звезд на небе сгустилось, потемнела речка и тени дерев, объявившиеся было при месяце, опять исчезли.

И совсем не тот разговор ведет автор дальше. «Не хватает сердца». Два разных мира в рассказе — на пароходе праздная и легкомысленная встреча с новым хозяином жизни «Парижанина». И как контраст — жизнь строителей Норильска, «норильцев» - бандитов и «политических», людей и нелюдей. И хотя рассказ у меня читался не очень легко, историю тоже знать нужно, обязательно нужно, хотя бы потому, что

не дай бог, не дай бог, мужики, если Серый и Шмырь да их сотворители начнут миром править.

Последней была «Царь-рыба». Прочитана в момент — на одном дыхании. И снова книга о силе природы, силе, которая проверяет человека, исповедует. «Казнить нельзя помиловать.» Где поставит царь-осетр запятую в жизни Игнатьича, за самолюбство да за жадность его?
Так что да, книга понравилась. Буду ли перечитывать? «Каплю» и «Царь-рыбу» однозначно да!

Так себе, ожидал большего...
Ну да, классики иногда чудили. Ничего удивительного, они тоже люди. Я тоже написал в детстве целую тетрадь стихов в стиле Баркова.

Так вот, Барков мне совершенно не понравился. Есть смысл читать только "Луку Мудищева" да про Троянскую войну, но оба произведения написал псевдо-Барков, не знаю, кто это такой, раздолби его в качель.

У Пушкина, разумеется, все знают "Гавриилиаду". Она попала в непечатные не из-за фривольности, а скорее из-за неортодоксального прочтения первых глав Книги Бытия и Евангелий.
Всё остальное надо изучать разве что пушкинистам. Кое-чего вообще не понял: за давностию лет то, над чем смеялся Пушкин, давно забыто.
Зато я неожиданно понял, кого пародировал Хармс в некоторых своих кратчайших рассказах. Оказалось, Пушкина! А я и не знал, едрить твою налево!

Что же касается Лермонтова, думаю, без этой части его работ вполне могут обойтись даже специалисты. Это явно не лучшие его достижения, япона мать.

Впрочем, я вообще плохо понимаю поэзию, так что очень может быть, что на самом деле всё это жемчужины русской литературы. Но сильно сомневаюсь, и мои эвфемизмы как раз на этом кончаются.