Глава 2
Погромы в архивах

1. Опасная находка в Житомире

После ознакомления с документами Медико-хирургической академии, в которых указывалось, что братья Бланки окончили Житомирское поветовое училище, я написал письмо в Государственный архив Житомирской области с просьбой сообщить, имеются ли в архиве какие-либо сведения о А.Д. Бланке. На момент отправки письма в Житомирский архив я еще не знал, что до принятия православия у него было имя Израиль. Не указывал я в письме и факта перехода в православие братьев Бланков. Не упоминал в письме и о Д.Д. Бланке.

Спустя некоторое время пришел ответ за подписью директора Д.В. Шмина. В нем говорилось, во-первых, что незадолго до моего письма в Житомирский архив поступил запрос из Музея истории Ленинграда. Но этот запрос касался двух братьев Бланков – Дмитрия и Александра.

Во-вторых, сообщалось, что работники архива при подготовке ответа на мой запрос выявили в фонде Волынского главного суда дело по обвинению староконстантиновского мещанина Мойши Ицковича Бланка в том, что он в 1809 г. якобы поджег город Староконстантинов. Сообщалось также, что суд признал М.И. Бланка невиновным.

В-третьих, в письме указывалось, что из упомянутого дела следует наличие у М.И. Бланка в 1809 г. сына Абеля, а в 1826 г. сына Дмитрия. А.Д. Бланк в письме Шмина не упоминался, и это наводило на мысль, что Александр и Дмитрий Бланк не родные, а двоюродные братья. Но эта версия практически сразу же исчезла. Появилась другая. Не было ли конфликта между А.Д. Бланком и его отцом, в результате которого между ними произошел разрыв? Причину конфликта можно было предположительно увидеть в том, что братья Бланк приняли православие. Тогда непонятно, почему М.И. Бланк не отрекался от сына Дмитрия?

Но вернусь к письму Д.В. Шмина. В конце его он спрашивал, имеют ли сообщенные им сведения отношение к интересующему меня вопросу и не могу ли я привести каких-либо дополнительных сведений для продолжения поисков¹.

К моменту получения письма я уже ознакомился с документами о крещении Бланков в Сампсониевском соборе Петербурга, а потому немедленно написал, что поиск ведется в правильном направлении. Практически сразу же, как только Д.В. Шмин получил мое письмо, между нами по его инициативе состоялся телефонный разговор. И как результат переговоров – письмо, отправленное в мой адрес 19 февраля 1965 г. с таким текстом:

«15 февраля с.г. Вам был направлен ответ за № 94 на Ваше письмо об А.Д. Бланке.

Ввиду допущенной нами ошибки, выразившейся в том, что ответ по столь важному вопросу мы отправили на Ваш домашний адрес, убедительно просим после ознакомления срочно возвратить нам наше письмо… Для продолжения дальнейших наших поисков Вам необходимо выслать в наш адрес официальное письмо учреждения, по поручению которого занимаетесь данным исследованием»².

Думаю, текст письма в комментариях не нуждается. Я вернул опасный документ в Житомирский архив и вскоре получил новый, за тем же номером и от того же числа. Только там уже не было упоминаний о М.И. Бланке и его сыне Абеле.

К сожалению, возврат мною письма не спас от наказания Д.В. Шмина и непосредственно выявившую документы о М.И.Бланке в Житомирском архиве Е.З. Шехтман – старшего научного сотрудника архива.

Решением Житомирского облисполкома они были освобождены от работы «за нарушение установленного порядка использования документальных материалов»³. Хотя вся их вина состояла в том, что они вовремя не догадались, какое отношение Мойша Ицкович Бланк имеет к деду В.И. – Александру Дмитриевичу Бланку. Е.З. Шехтман, ныне пенсионерка, случайно прочитав газету «Литератор» с моей статьей, прислала мне письмо, где подробно рассказывает об этом эпизоде. Правда, как она пишет, обоих «виноватых» быстро трудоустроили: ее – заведующей одной из городских детских библиотек, Шмина – заведующим библиотекой техникума механической обработки древесины⁴.

Еще до увольнения, 22 февраля, 1965 г. Д.В. Шмин, выполняя служебные обязанности, сообщил в Житомирский обком Компартии Украины и Архивное управление при СМ УССР о том, что в Житомирском архиве обнаружены материалы, касающиеся прадеда В.И. М.И. Бланка⁵. Житомирский обком поставил в известность Ленинградский обком о том, что Музей истории Ленинграда и М.Г. Штейн проявляют нездоровый интерес к документам, касающимся еврейских предков В.И., и попросил принять меры (о событиях в Ленинграде речь пойдет несколько позднее).

2. Шагинян продолжает борьбу

А в это время М.С. Шагинян боролась за то, чтобы получить разрешение на публикацию обнаруженных данных о переходе братьев Бланков в православие при переиздании книги «Рождение сына», ставшей первой частью романа «Семья Ульяновых». С этой целью она обратилась в Институт марксизма-ленинизма, который, в соответствии с постановлением ЦК КПСС от 11 октября 1956 г. «О порядке издания произведений о В.И. Ленине»⁶, имел право давать такое разрешение.

Одновременно с просьбой разрешить публикацию сведений о национальности А.Д. Бланка М.С. Шагинян сообщила, что эти документы выявил нештатный старший научный сотрудник Музея истории Ленинграда А.Г. Петров⁷ (о том, что независимо от А.Г.Петрова их выявил и я, она еще не знала). Немедленной реакции со стороны ИМЛ, директор которого академик П.Н.Поспелов был до 1961 г. кандидатом в члены ЦК КПСС и секретарем ЦК по идеологии, не последовало.

Но сообщение Житомирского обкома КПУ о том, что «страшную» государственную тайну знает достаточно широкий круг лиц, включая представителей еврейской национальности, в Ленинграде и Житомире, заставило партийно-государственную машину заработать на полную мощность. Был составлен перечень лиц, читавших дела, связанные с жизнью и деятельностью А.Д. Бланка, а также работников архивов, «виновных» в том, что выдали исследователям документы о еврейском происхождении А.Д. Бланка. В этот список попали М.С. Шагинян, А.Г. Петров, М.Г. Штейн, заместитель главного редактора журнала «Звезда» П.В. Жур, пенсионеры Д.З. Бурман и Т.П. Жакова-Басова, а также работники архивов Д.В. Шмин, Е.З. Шехтман, заведующая читальным залом ЦГИА СССР В.М. Меламедова, младший научный сотрудник ЦГИА СССР Б.М. Коган и заведующая читальным залом ГИАЛО Л.Е. Стрельцова.

А.Г. Петров по поручению Музея истории Ленинграда выявлял адрес последней квартиры А.И.Ульянова (этот поиск ему почему-то не инкриминировался) и квартир, в которых жил А.Д. Бланк (это оказалось тягчайшим преступлением).

Т.П. Жакова-Басова, правнучка А.Д.Бланка, занималась историей своей семьи.

Интерес П.В. Жура к А.Д. Бланку объясняется тем, что Т.Г. Шевченко, биографию которого он изучал, во время болезни в 1838 г. лежал на излечении в больнице Св. Марии Магдалины, где в это время работал А.Д. Бланк.

Д.З. Бурман в 1965 г. писал пьесу о юности В.И.

Б.М. Коган был обвинен в том, что он написал на основании найденных материалов о А.Д.Бланке статью и «помимо руководства ЦГИА, не говоря уже о ГАУ, вопреки заключению Института славяноведения (и его сотрудники таким образом узнали о том, какова национальность А.Д.Бланка! – М.Ш.) обратился в чехословацкое учреждение (какое именно, не указывается. – М.Ш.) с просьбой напечатать его статью»⁸.

Все перечисленные работники архивов были сняты со своих постов, директора архивов И.Н.Фирсов и Н.И. Ткаченко получили выговоры. Я же в конце февраля – начале марта 1965 г. оказался в кабинете заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации Ленинградского обкома КПСС Ю.Н. Сапожникова. В разговоре со мной он порекомендовал перестать интересоваться А.Д. Бланком. «Мы вам не позволим позорить Ленина!» – заявил он мне, не моргнув глазом. От подобной фразы я опешил. Но тут же сообразил, что мой собеседник великолепно понимает не только оскорбительный для меня смысл сказанных слов, но и то, что жаловаться мне некуда. В вышестоящих партийных инстанциях скажут, что я клевещу на ответственного работника, а заодно – являюсь сионистом. Тогда это словечко было в большой моде. Правда, те, кто его произносил, понятия не имели о подлинном смысле этого слова. В лучшем случае меня упекут в психушку, а может, и еще дальше. Сила была на стороне моего собеседника. Но я все-таки решил спросить: «А что, быть евреем – это позор?» – «Вам этого не понять», – последовал незамедлительный ответ. «А как же быть тогда с Марксом, ведь он тоже еврей?» – вновь задал я вопрос. «К сожалению». И тут, наконец, спохватившись, что сказал лишнее, Ю.Н. Сапожников добавил: «Я вам рекомендую лучше заняться поисками героев войны, а мы со своей стороны посоветуем руководству архивов документы, касающиеся предков Ленина, вам не давать».

На этом мы и простились. Работу пришлось прервать. И я на целый год перестал ходить в архивы. А когда вновь пришел в ЦГИА СССР, то оказалось, что анкета исследователя, которую я заполнял при первом посещении архива и где в графе «Тема исследования» было указано «Жизнь и деятельность деда В.И. Ленина врача А.Д. Бланка», отсутствует. Я снова заполнил анкету с новой темой «Ленин и деятельность большевистского издательства «Вперед». Через несколько лет моя первая якобы потерянная анкета была прикреплена ко второй.

Разговором в обкоме дело для меня не закончилось. Был звонок на работу. По-видимому, звонили из обкома и дали директору техникума Н.Г. Сенских соответствующие рекомендации. Об этом я случайно узнал впоследствии от одного из сотрудников техникума. Однажды в разговоре, который не касался ни прямо, ни косвенно предков В.И., он шутя спросил меня, что я могу рассказать о докторе А.Д. Бланке. Я ответил: «Потомственный дворянин». Коллега рассмеялся и сказал: «Меня предупредили, что с вами нужно держать ухо востро по этому вопросу». Более мы данной проблемы не касались.

Прошло 25 лет. Я упомянул о Сапожникове в разговоре с одним моим знакомым, оказавшимся его однокурсником. Собеседник хитровато посмотрел на меня и спросил: «А вы знаете, кто по национальности бабушка Юрия Николаевича?» – «Нет, разумеется», – ответил я. «Еврейка!» И мы оба весело рассмеялись.

Но в 1965 г. мне было не до смеха. Не до смеха было и М.С. Шагинян. Разрешения на использование при переиздании «Семьи Ульяновых» она не получила. Очевидно, что это решение принимал не П.Н. Поспелов. Вряд ли рискнул взять на себя такую ответственность и сменивший П.Н.Поспелова на посту секретаря ЦК КПСС по идеологии академик Л.Ф. Ильичев. Подобное решение мог принять только член Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС М.А. Суслов. Возможно даже, что вопрос рассматривался на заседании Президиума ЦК КПСС. М.С. Шагинян вызвали в ЦК КПСС и довели до ее сведения запрет на печатание документов.

Писательница, конечно, тогда не знала, что 5 июля 1965 г. начальник отдела использования документальных материалов Главархива СССР Б. Богатов составил справку, посвященную ее работе над образом В.И. Ленина. В ней он рассмотрел материалы заседаний президиума Союза советских писателей от 9 августа и 3 сентября 1938 г. и отметил, в частности, что, как стало известно из выступлений Фадеева, Ермилова, Катаева, Караваевой, Лозовского и Рокотова, «ЦК партии имел суждение по этому вопросу, осудил эту вещь, указал ошибки»⁹. Единственное, что «забыл» сделать Б.Богатов, это написать в своей справке, что осуждавшее Шагинян постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 августа 1938 г. было признано неправильным в уже упоминавшемся постановлении ЦК КПСС от 11 октября 1956 г. Это, разумеется, не случайная ошибка. Богатову, а точнее тем, кто водил его пером, это постановление ЦК КПСС было помехой. Не имея возможности его отменить, они делали вид, что такого постановления просто не было. И Богатов уверенно писал, что, по его мнению, «роману-хронике М. Шагинян «Семья Ульяновых» (изд. «Молодая гвардия», Москва, 1958 г.) присущи те же недостатки в освещении семьи и родословной В.И. Ленина, которые отмечались Союзом советских писателей в 1938 г.»¹⁰.

У читателя может возникнуть вопрос в связи со справкой Богатова: неужели, несмотря на постановление 1956 г., Союз писателей не пересмотрел свои решения? Оказывается, нет. Они остались в силе. И это несмотря на высокую оценку романа специалистами, которые справедливо увидели в нем попытку противопоставить Ульяновых-небожителей – Ульяновым-людям, какими они были на самом деле. Постановления Союза советских писателей по роману «Семья Ульяновых» не были отменены даже после того, как в 1972 г. Шагинян за тетралогию «Семья Ульяновых» была удостоена Ленинской премии.

В письме ко мне от 24 октября 1967 г. М.С. Шагинян называла своей заслугой получение фотокопий с документов о происхождении АД. Бланка и его крещении и сохранение их для будущих историков. «Кроме всего прочего, – писала она, – приняла на себя удар за это. До сих пор он, этот удар, чувствуется в моей литературной судьбе. Но я надеюсь – люди поймут, какую подлую и глупую позицию по отношению к исторической истине они заняли, не соответствующую ни коммунизму, ни научной ясности»¹¹. При личной встрече она сказала мне, что ее за эту находку не наградили орденом к юбилею. После смерти Шагинян снятые ею фотокопии были изъяты из личного архива писательницы сотрудниками КГБ. Куда они поступили после этого, пока не известно. Главному редактору альманаха «Из глубины времен» A.B. Островскому удалось в РЦХИДНИ (Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории – так называется сейчас бывший Центральный партийный архив) ознакомиться с фотокопией документов о крещении А.Д. Бланка, что же касается фотокопий материалов о его поступлении в академию, сотрудниками РЦХИДНИ было заявлено, что они ими не располагают. В фонде М.А. Ульяновой имеется специальное дело с документами о ее отце (948 листов), однако получить доступ к этому делу не удалось¹². Работники РЦХИДНИ, как и в былые времена, стоят на страже своих ведомственных интересов. Они и только они, по их глубокому убеждению, имеют право первыми печатать все, что касается В.И. Впрочем, такой точки зрения придерживаются и работники некоторых других архивов.

Но вернемся к нашему рассказу. С А.Г. Петровым также была проведена «разъяснительная» работа. Однако его не вызывали в обком, а беседовали в Музее города¹³. После этого разговора А.Г. Петров перестал, так же, как и я, по крайней мере официально, заниматься А.Д. Бланком и даже уничтожил карточку о нем в своей богатой картотеке, переданной впоследствии в Музей истории Ленинграда.

Главархив СССР также принял меры. Заведующий архивным отделом Ленгороблисполкома П.В. Виноградов, как мне рассказывали, лично появился в ГИАЛО (ныне ЦГИА СПб) и изъял из дела «О переходе разных лиц в православие в 1820–1821 годах» фонда Петроградской духовной консистории страницы, касающиеся крещения Дмитрия и Александра Бланков. Копии, разумеется, оставлено не было. Но зато дана рекомендация перенумеровать страницы. Вместо этого ответственный хранитель В.Ф. Куликова вшила в дело дополнительный лист, на котором написала:

«Согласно устному распоряжению зав. арх. отд. Исполкома Ленгорсовета Виноградова П.В. подлинники (листов) лл. № 326–329, ед. хр. 632, оп. 17, ф.19 изъяты (без копирования) и направлены через арх. отд. в ГАУ при СМ СССР (Исх. № 65 от 22/ П-65). Отв. хран. фондов Куликова»¹⁴.

Лист использования из дела также был изъят, но сохранен. Когда редакция альманаха «Из глубины времен» обратилась к директору ЦГИА СПб с вопросом о судьбе документов о крещении братьев Бланков и о том, кто читал эти материалы, в качестве ответа привели текст, написанный В.Ф. Куликовой, а также сообщили, что с указанными документами ознакомились А.Г. Петров (Музей истории Ленинграда), писательница М.С. Шагинян и преподаватель Ленинградского индустриального техникума М.Г. Штейн¹⁵.

Изъяв документы, П.В. Виноградов объявил всем виновным в том, что сведения о крещении А.Д. Бланка стали известны, выговоры. Л.Е. Стрельцова, заведовавшая читальным залом архива, была переведена на работу в отдел.

Виноградов, несомненно, с удовольствием выполнял миссию по изъятию компрометирующих, с его точки зрения и точки зрения таких, как он, В.И. документов. Это подтверждается его антисемитскими взглядами, о чем хорошо написал бывший сотрудник ЦГИА СССР и профессор кафедры Истории КПСС ЛГПИ им. А.И. Герцена доктор исторических наук Г.М.Дейч в вышедшей в США книге «Еврейские предки Ленина: неизвестные документы о Бланках». П.В. Виноградова он знал по работе в архиве. Работая после войны в ЦГИА СССР, Дейч попросил сотрудницу отдела кадров архива, с которой у него были хорошие отношения, подыскать работу в архиве для своей знакомой Г.М. Наспер. Та ответила, что сейчас нет свободных вакансий, но она будет иметь в виду эту просьбу. Прошло некоторое время. «Однажды, – вспоминает Г.М. Дейч, – на каком-то торжественном собрании в архиве я оказался за спиной сидевших впереди моей знакомой (имеется в виду сотрудница отдела кадров. – М.Ш.) и П.В.Виноградова, и тут я оказался невольным слушателем их разговора. Виноградов спросил мою знакомую, нет ли у нее подходящего человека на должность старшего научного сотрудника в его архиве (если я не ошибаюсь, он тогда возглавлял филиал Военно-исторического архива в Ленинграде). Моя знакомая ему ответила, что есть такой человек, и назвала имя Галины Марковны Наспер. В ответ на это Виноградов сказал: «Она еврейка? Я евреев не беру!»¹⁶