Вере Полозковой
Новость не в том, что я здесь.
Новость не в том, что «всегда»
самая странная взвесь,
пылью в которой – года
плавают в жидкости слов,
ловко взмывая со дна…
Новость не в том, что я весь.
Сказано было «Аз есмь».
…Новость пребудет одна.
Вечно под надписью «вход»
подданным собственных лиц.
Пятнышки нотного GO.
Ходики выведут «блиц».
Стенки разверзнутся, и —
вниз или вверх. В никуда?
В этой Галактике мысль,
что в пустоте слово «высь».
Взвесь,.. Это только руда.
Только опять пузырьком
что-то взметнётся от нас.
Ты не свернёшься зверьком
в правом углу полотна.
В горле не выдох, не ком.
Веком не вымерить жизнь.
Бьётся пинг-понговый шар.
«Выход». Застыл, не дыша.
…Господи! Только скажи…
16 декабря 2007 года
Деревья, как люди, соединяют Землю и Небо.
Вернее люди как деревья.
А я не знаю: верю я им или не верю.
Я снова ищу двери.
Сколько можно.
Я поместил отдельные – на обложку,
Причём не одной книжки.
Деревья подвергли стрижке.
Чтобы не пропороли?
А я вспоминаю пароли, теряя проходы.
Деревья восходят из камня.
Они ветвятся, как память.
Их окружают здания,
а я поражаюсь незнанию,
и жалость вплетается в выдох.
Пейзаж становится видом.
Я мог бы заделаться гидом.
И был бы последним я гадом,
когда бы я принял…
Не надо!
* * *
А кто-то идёт по карнизу.
Его не увидим мы снизу.
И ложь, что умеет летать он.
А камни… Неужто питательны?
Но люди растут, как деревья,
мужая, мудрея, старея,
из камня, из неба, из слова
(порою даже из злого).
Отдельные личности к небу
растут, разрушая поребрик.
Иные врастают и в землю…
И этому тоже я внемлю.
Но вид оживает пейзажем.
Ау, кто сегодня на страже?..
18 апреля 2008 года
У меня на грязных пальцах десять розовых ногтей.
Оттереть их не пытайтесь… Мало вам других затей?
Ведь не так я много лазил, экая для вас беда.
И совсем я не чумазый: неумытый. Да,.. так да.
И пускай пока на свете я прожил всего пять лет.
Попрекать нечестно этим… и количеством котлет.
Я всегда успею взрослым сделаться: таким, как вы.
Стать им, право, очень просто
в этих зарослях травы.
Мама, папа, дяди, тети разлеглись, напудрив нос.
Их нисколько не заботит
каверзный, как Мир, вопрос.
И совсем с них не убудет, не преодолеть запрет.
Невдомёк всем этим людям то, что я храню секрет.
У меня на каждом пальце десять песенок живут.
Если очень постараться, выбор будет пресловут.
Я ношусь быстрее ветра, солнцу подставляя нос.
Взрослым я шепчу: – Не верьте,
что ещё я не подрос.
У меня на каждом пальце десять солнечных лучей.
Знаю я секреты счастья. Знаю я, что мир ничей.
Я сыграю серенаду искоркам на шкурке трав.
Я промчусь быстрей торнадо, ничего не поломав.
А секрет мой проще репки и рыжей моих кудрей.
Он висит на ржавой скрепке…
Если хочешь – мне не верь.
Только каждым божьим утром
он подмигивает вновь
солнышком смешным и мудрым,
приподнявшим в небе бровь.
6 мая 2008 года
Я не врун и не обманщик.
Не пускаю я туманы.
Я – весёлый балаганщик,
наполняющий карманы
уймой гаек и стекляшек
и неясных безделушек.
Я в душе бездонный ящик.
Я ещё умею слушать.
Вы не верьте. Вы ругайте.
Обвиняёте в пустобрёхстве.
Вы другого настругайте.
Вы с собой ищите сходство.
Я смеяться буду, с грустью,
выдаваемой глазами.
Только пальцы тихо хрустнут.
Кто я?.. Догадайтесь сами.
Нет – совсем не Буратино.
Просто вечный мальчик Миша.
Нарисована картина.
Балаганчик. Кто-то вышел.
Только света луч прорезал
черноту диагонально.
Словно ниткой, тонким срезом
к небу тянутся желанья.
Чувство выпало из сотни,
слово выпало из тысяч,
словно тень у подворотни
я его пытаюсь высечь.
Вертит рукоять шарманщик.
Песня плачет и шаманит…
Я не врун. И не обманщик.
Шут, танцующий в тумане.
8 мая 2008 года
– I —
Моя муза носит очки
(незначительный минус)
и длинные волосы.
А я, признаюсь вам, – сдвинулся.
Я почти умираю
от её голоса.
Она
невысокого роста
и худощавая.
Она лучше всех готовит
щи из щавеля.
Свою собаку она
называет Авелем.
И это правильно,
что она
считает меня сумасшедшим…
Привет всем подошедшим.
* * *
Мою музу зовут Алёна.
Она живёт в центральном районе
нашего города.
А я
отпустил бороду.
Небольшую.
Уже лет как пятнадцать.
И я рад стараться
уколоть при случае
в щечку.
Я всякий раз ищу щёлочку
в её серьёзности.
(Есть у меня и другие особенности.
Улыбка… и отсутствие собранности).
* * *
Иногда мне почти удаётся…
Но всегда остаётся
поле
для новых попыток.
И это совсем не пытка.
Кстати
и Алёна не жалеет напитка
своего поцелуя,
хотя не часто балует…
и это правильно.
Ведь поцелуи – отравлены
моей нерешительностью.
Отчасти она простительна.
Но…
длительность ожидания становится ощутимей.
Как ветер.
* * *
Алёна без сомнения светит
(в университете, и на работе).
И её совсем не заботит такая солнечность,
как и соло на флейте,
к ужину…
Она просто простужена.
А я как будто контуженный:
сперва с рождения, а потом и ею.
Я, по правде сказать, шизею.
И не от взгляда и вздоха —
от шороха.
От бровей над очками.
И всполохи
затмевают и взгляд, и сознание,
и так уже мающееся скачками,
что прибавляется к моим странностям
в вечернем свете.
(Спрашивается – куда же больше,
А всё туда же).
Я припрячу, пожалуй, пряности.
Я обожаю щавель, и не переношу
петрушку и спаржу…
– II —
Я спрятал Алёнины очки, и она
идёт и щурится.
Ей кажется,
что на неё смотрит вся улица.
Улица,
может, и смотрит.
Что мне она.
Мне она
не видна,
хотя зрение было нормальным.
Улица ведь
нереальна,
когда на ней…
Ясное дело, что видней
мне кусок за Алёной.
Всё остальное – покрыто плёнкой
ненужности
и… уже известной контуженности
вашего покорного брата.
Подтягивайтесь, ребята.
* * *
Я уже не боюсь
класть ладони на талию,
одновременно болтая
(чего не делал до этого).
Я осмелел числа третьего
(тому назад).
И, по правде сказать,
я рад.
Мне – осталось немного:
Показать свои стихи
и фотографии,
подробнее
рассказать биографию.
Пойти со временем в ногу.
Не пытаться преодолевать это жжение.
И…
Сделать Алёне предложение.
* * *
Спасибо, Господи, что нету предела
мурашкам на моём теле,
поломкам в моей разумности,
зачаткам моей необузданности,
за то, что в сознании идут скачки…
* * *
Алёна отыскала очки.
Я – поправил её чёлку,
чем и расширил щёлку
собственной смелости.
Расширил…
Не от этого ли так сводит челюсти.
И откуда
такая смешинка?
Мимо промчалась машина.
Так странно,
что я её заметил.
И почему так светел
этот вечер?
Это он
расправил мне плечи?
– Мишка,
мой взрослый ребёнок.
Что случилось?
– Выходи за меня замуж!..
* * *
Получилось?
* * *
Пёс Авель
лежит на кабеле, который
я тяну к компьютеру.
Сегодня четвертое.
Утро.
Мне кажется.
Мне это часто…
Что части
реальности сглаживаются
время от времени
в завихрениях
моего воззрения.
В очках у Алёнки отличное зрение,
но даже в очках Алёнка меня не гонит.
Неужели?..
Неужели я понят…
– III —
У неё в рюкзаке моя книжка.
А я
изучаю стрижку,
которой нету.
Мой разум
сплетается в косу
совсем без спросу,
как и её волосы
в моих руках.
И я затерян в веках.
Или в веках.
Я
их целую.
Я в реку вхожу
вторую.
Ищи, где я – свищи.
– Алёнка…
– ?!.
– Сготовь нам щи.
Будь другом…
Ребята, я не хочу из круга
1 – 9 мая 2008 года
…выборка в программировании баз данных коротко называется «квери»
– 1 —
Я не вру,
даже когда сочиняю.
Парадокс или опыт?
…то дверь хлопнет,
то пчела влетит в форточку,
а кто-то мокнет
и счастлив,
сидя на корточках
под ливнем в скверике,
и части нового «квери»
складываются
в новое чувство
или поэму
на вечную тему.
Других ведь нету.
А где-то,
где-то не здесь
отчаливает фрегат,
прикинь… или взвесь
(каждый
и так богат).
Но бескрайни просторы моря,
пока я мокну, не споря с тем,
кто водит моей рукой,
пока нарушаю твой покой,
пока ползёт по стеклу пчела
из вчера.
– 2 —
– Ты кто?
– Я поэт. А Вы подумали, пьяный
или чокнутый.
Вы угадали… но умоляю —
смолкните
минут на
десять.
Я теряю рифмы.
Да нет тут никакой нимфы.
Есть состояние.
Помокните со мной,
обливаясь слезами,
которых не видит
и тот, кто любит,
и тот, кто нет.
Вы шутите… кабинет.
Конечно, писатель, но
Вы же видите – чокнутый…
Всего хорошего, и
ради Б-га, не мокните
без тренировки.
Я пошутил.
Да нет. Это не стиль…
– 3 —
Машины ползут с парковки.
Скоро вечер.
Пчела улетела.
Кузнечик выполз
на мокрый асфальт.
Чуть слышен надрывный альт.
Юрий Башмет
по телевизору?..
Ему
достанет сноровки…
Солнце ползёт карнизами.
Солнцу хорошо наверху,
а мне —
неплохо снизу
(чешущему ручкой в макушке).
Каждому своё:
поэту, кузнечику,
девушке
(той самой,
у которой пчела),
Ах, да… то было вчера.
– 4 —
Странный какой-то тип:
весь вечер сидит под дождём.
Кого же он ждёт,
Зинку или Марьяну?
А может быть, просто пьяный?
Не похоже.
Совсем не рожа.
Симпатичный.
Да и одет прилично.
Может быть,.. поэт?
Тривиально.
А почему бы и нет?..
Опять эта пчела.
Возможно, та, что вчера…
Я не люблю вечера.
Позвать, что ли, этого типа?
Опять влипну.
– 5 —
Вот и кузнечик упрыгал.
Мда…
Я всё же не рыба.
Надо пойти просохнуть.
Солнце зашло и
уже холодно.
Романтик, блин…
И не поможет мне клин.
Только усилит.
Такому
нужна кандидат, как минимум.
Интересно,
вон та у окна…
Линии её профиля внушают,
но…
Чувство голода
возвращает меня к реальности.
Не нужно крайностей:
влюбляться в профиль
на фоне заката и отражения.
Стаккато.
Потом скольжение.
Аплодисменты. Бис!
И тот же карниз,
за которым садится солнце.
Только последние кольца
тают в окне.
А она – реальна.
Вполне.
Всё. Хватит.
Простудиться – совсем не катит.
Ушёл.
– 6 —
Марьяна, посмотри в окно.
Ты видишь странного типа?
Рядом с беседкой.
Он снял квартиру моей соседки?!
Когда?
Вчера?!.
А откуда такие сведения?
Сама сказала?
Интересно. Не знала, что она
укатила в Париж.
Ну ладно.
Иди, обедай.
Что говоришь?
Да так – любопытство.
Он под дождём сидел.
и писал что-то.
Необычно. Не так ли?
Неистовство?
Идеи иссякли.
Да нет, уже не видно.
Б-г с ним.
Да…
Зинка бывает скрытной.
Поговорим.
– 7 —
Я совсем окосел
от этих экспериментов.
Может, хватит?
Ну, лето – конечно, лето,
но простудится – раз плюнуть.
Я вроде на пять минут присел
(дунуть
в строчку),
a теперь сорочку
надо выжимать (со мной).
Нет…
точно пора домой.
Кстати…
Где он?
Кажется, этот.
Я, без сомнений, с приветом:
ведь незнакомка – моя соседка,
а у меня не крыша – беседка
О проекте
О подписке