Глава восьмая.О том как Орм побывал среди монахов святого Финньяна, и как в Еллинге случилось великое чудо.

Пока они предавались отдыху у монахов святого Финньяна, Орму и его людям пришлось крепко поразмыслить, какой путь домой им лучше избрать к тому времени, когда их рабы хоть немного отъедятся и поправятся, дабы быть в силах перенести новое морское путешествие. Все они уже сильно желали поскорее оказаться дома, и Орм не меньше других; к тому же, в это время года не было большой опасности наткнуться по дороге домой на морских разбойников, теперь когда корабли уже редко бороздили море. Но такое путешествие в зимнюю непогоду обещало быть очень непростым, и в свою очередь, могло привести к тому, что все рабы лишь замёрзнут до смерти у них на руках, так что, возможно, самым мудрым решением было бы продать их как можно скорее. Для этого они могли бы отправиться в Лимерик, где отец Орма был хорошо известен, либо в Корк к Олафу Драгоценные Каменья, что был самым знаменитым торговцем рабами в этих краях. Посему они спросили монахов, какой по их мнению путь им лучше выбрать.

Когда монахи уяснили, что хотят узнать от них викинги, то они принялись оживлённо переговариваться с друг другом, и казалось, были весьма озадачены; наконец старик, что понимал северное наречие, промолвил: «Неудивительно, что вы мало знаете, как сейчас идут дела в Ирландии, ибо вы прибыли из далёких земель. Но вам нелегко будет сейчас продать рабов в Лимерике, равно как и в Корке; ибо Бриан Бору стал великим властителем в Ирландии, и хотя вы родом с далекого севера, наверняка, вы о нём слышали».

Орм припомнил, что он часто слышал, как его отец рассказывал о короле Бриане, что враждовал с викингами в Лимерике.

«Больше он с ними не враждует, – промолвил монах, – ибо сначала он был вождём далкассинцев, и тогда викинги в Лимерике вели войну против него. После он стал королём Томонда, и тогда он повёл войну против них. Со временем он стал королём всего Мюнстера, и после взял приступом Лимерик и убил там множество викингов; те кому удалось уцелеть, спаслись бегством. И теперь он величайший воитель и герой Ирландии, король Мюнстера и правитель Лейнстера; и те чужеземцы, что остались в наших прибрежных городах, платят ему дань. Сейчас он ведёт войну с королем Малахи, что верховный король в Ирландии, дабы отобрать у него жену и власть. Олаф Драгоценные Каменья платит ему дань и посылает воинов, чтобы помочь ему в войне против короля Малахи; и даже сам Сигтрюгг Шелковобородый в Дублине, что самый могущественный из всех чужеземных вождей в Ирландии, уже дважды платил ему дань».

«Это печальные известия, – заметил Орм, – и этот король Бриан, кажется, действительно могущественный вождь, хотя мы видели властителей и посильнее. Но даже, если всё, что ты говоришь – правда, то чем это может помешать нам продать ему наших рабов?»

«Король Бриан не покупает рабов, – ответил монах, – ибо он берёт всё, что ему нужно у своих подданных или забирает у людей Лохланна. К тому же, известно, что существуют три вещи которые он жаждет больше всего в этом мире, и три вещи, которые он больше всего ненавидит – и я опасаюсь именно они будут вам во вред. Три вещи, которые он жаждет, таковы: это верховная власть, которая у него уже есть, огромное количество золота, которым он тоже уже обладает, и самая красивая в мире женщина, что известна под именем Гормлайт, сестра Мелмора, короля Лейнстера. Её ему ещё предстоит завоевать. До этого она была женой короля Олафа Куарана из Дублина, который избавился от неё из-за её острого языка; так что теперь она замужем за Малахи, нашим верховным королём, который тратит все свои силы в её спальне, и вряд ли способен постоять сейчас за себя на поле битвы. Когда Бриан победит Малахи, он заполучит и Гормлайт, ибо он никогда не упускает возможности получить то, что хочет. Но и три вещи, которые он ненавидит, таковы: это язычники, люди из Лохланна и скальды, что прославляют других королей. Ненависть его так же сильна, как и его жадность и ничто в мире не способно утолить ни то, ни другое; итак, поскольку вы язычники, и к тому, же лохланнахи, мы не советуем вам приближаться к нему слишком близко, ибо мы не хотели бы, чтобы вас убили».

Викинги выслушали его слова с тщанием и согласились между собой, что торговать с королём Брианом им было бы невыгодно. Орм сказал: «Сдаётся мне, что святой Иаков, оказался, воистину, лучшим проводником для нас, когда привёл наш корабль сюда, а не во владения короля Бриана».

«Святой Финньян также помог вам, – промолвил монах, – и теперь, когда вы можете видеть, каково могущество святых людей даже для язычников, не пора ли и вам уверовать в Господа и стать христианами?»

Орм сказал, что он пока ещё не обдумывал тщательно этот вопрос, и что по его мнению, в особой спешке здесь тоже нет большой необходимости.

«Это может оказаться более спешным, чем ты думаешь, – продолжил убеждать его монах, – ибо осталось всего лишь одиннадцать лет до конца света, когда Христос появится в небесах и начнёт судить всех смертных. Посему, прежде чем это произойдёт, всем язычникам лучше было бы покреститься; и глупо будет с вашей стороны оказаться среди последних. Ибо неверующие теперь идут к Господу толпами, намного большими, чем раньше, так что скоро лишь немногие будут коснеть во тьме язычества; и воистину, пришествие Христа уже близко, ибо даже самый закоренелый язычник из всех, король Дании Харальд принял крещение. Теперь же настало время для вас сделать то, что совершил он, оставить ваших ложных богов и принять истинную веру».

При этих словах все викинги воззрились на него с изумлением, и один или двое из них разразились хохотом, хлопая себя по коленям.

«Ты, наверное, скоро расскажешь нам, – еле выговорил от смеха Токи, – что он стал монахом как и ты, и остриг свои волосы».

Орм промолвил: «Мы странствовали дальше всех по свету, пока ты проводил время со своими братьями здесь на этом заброшенном островке; и тем не менее, ты сообщаешь нам более важные вести, чем мы тебе. Но это отнюдь не мелочь, в которую ты пытаешься заставить нас поверить, когда говоришь, что король Харальд стал христианином; я же полагаю, что скорее всего, это какой-то мореход передал тебе эти россказни, дабы над вами позабавиться, зная, что вы простодушны и легковерны».

Но монах продолжал настаивать, что то, что он говорил, это истинная правда, а не басни заезжих мореплавателей. Ибо они услышали эти великие вести из уст своего епископа, когда тот удостоил их своим посещением два года назад; поэтому в следующие семь воскресений они возносили благодарность Господу от имени всех христиан, чьи жилища разорили викинги за великую победу, что Он одержал.

Это убедило их в том, что монах говорит правду, хоть им и трудно было поверить в такие чудеса.

«Он ведь возводит свою родословную к самому Одину, – говорили они друг другу в удивлении, – как тогда он может связать себя с другим богом? Всю жизнь ему сопутствовала великая удача, что была дарована ему асами; его корабли отправлялись против христиан и возвращались гружённые доверху их добром. Чего другого он может желать от христианского Бога?»

Они недоуменно качали головами, и сидели озадаченные.

«Он уже стар и удручён годами, – промолвил Ульв Волчий Оскал, – может быть, он впал в детство, как король Уппсалы Ани в прежние времена. Ибо короли пьют более крепкое пиво, чем их подданные, и обладают большим количеством женщин; что с годами утомляет человека, так что его разум меркнет и он больше не понимает, что делает. Но короли могут делать всё, что им заблагорассудится, даже когда разум покидает их. Возможно, именно так король Харальд и перешёл в христианство».

Его товарищи в согласии закивали, принявшись вспоминать истории о своих земляках, что с годами становились чудными в поступках, причинив своим родичам множество неприятностей своим странным поведением; и все они согласились между собой, что нет ничего хорошего в том, чтобы дожить до таких лет, когда у тебя выпадут зубы и ослабеет разум. Монахи в ответ указали им, что с ними произойдут вещи и похуже, когда через одиннадцать лет настанет Судный День, и их внезапно потащат на него с грешной земли. Но викинги решили, что они позаботятся об этом, когда придёт время, а сейчас, только ради страха перед Христом, они не собираются этим утруждаться.

Однако, Орму было над чем поразмыслить, ибо ему предстояло решить, что предпринять, раз он видел, что им лучше даже не пробовать отправляться в Ирландию, дабы продать там своих рабов. Наконец он сказал своим людям: «Неплохо быть предводителем, когда есть добыча, что можно поделить, и пиво, что можно налить и выпить, но хуже, когда надо решить за всех какую дорогу выбрать; а я пока мало что смог придумать полезного на этот счёт. Пока же ясно только то, что нам надо выйти в море как можно скорее, ибо рабы уже откормились и поправились на здешней пище, и здоровее уже не станут; а чем дольше мы будем здесь задерживаться, тем труднее будет дорога домой из-за непогоды. Мне думается, что лучше всего для нас, отплыть к королю Харальду, ибо при его дворе есть много богатых людей, что могли бы дать подходящую цену за наших рабов; а если он и в правду, обратился в христианство, то тогда у нас есть прекрасный дар для него, что наверняка привлечёт к нам его благосклонность. Что касается меня, то я уж лучше пойду к нему в дружину, чем буду самым младшим в доме моего отца, если, конечно, старик и Одд, мой брат, ещё живы, что мне сейчас неизвестно; а те из вас кто желает скорее вернуться домой, смогут с лёгкостью это сделать, избрав путь от королевского двора до Блекинге, когда мы продадим рабов и поделим прибыль. Так что главная наша забота сейчас, чтобы наши рабы не замёрзли до смерти, когда мы войдём в холодные северные воды».

Затем он сказал монахам, что готов заключить с ними выгодную сделку. Если они отдадут викингам все козьи шкуры, что у них есть, вкупе с одеждой, с которой они могут без сожаления расстаться, то он готов оставить им двух самых слабых своих рабов; ибо, если он возьмёт их с собой на корабль, то они скорее всего умрут, тогда как, если они останутся на острове и окрепнут, то они пригодятся монахам. К тому же, он готов добавить к своему предложению несколько андалузских серебряных монет. Монахи расхохотались в ответ и заметили, что это, пожалуй, лучшая сделка, которую ирландцы могли бы заключить с лохланнахами, но больше всего они желали бы заполучить колокол святого Иакова. Однако Орм сказал, что так дело не пойдёт, и посему сделка была заключена на основе его первоначального предложения, так что рабы получили достаточно одежды для зимнего плавания.

Они накоптили рыбы и козлиного мяса про запас для своего путешествия, взяв с собой также изрядное количество репы, что монахи выращивали на острове. Монахи дружелюбно помогали им во всём и даже не жаловались, что гости значительно приуменьшили численность их козьего стада; единственное, что их беспокоило – это то, что святой колокол остался в руках язычников и то, что Орм и его люди не понимают своего истинного блага и не желают принять крещение. Когда пришло время прощаться, они сделали последнюю попытку, дабы убедить своих новоявленных друзей в истине о Христе, святом Финньяне и Страшном Суде и всех бедствиях, что обрушатся на них, если они пренебрегут обращением в истинную веру. Орм ответил, что сейчас у него мало времени, чтобы заниматься этими делами, но добавил, что он был бы плохим предводителем, если бы отправился в в путь, не отблагодарив их на прощанье за гостеприимство, что они выказали ему и его товарищам. Он запустил руку в свой пояс, вытащил оттуда три золотые монеты и отдал их монахам.

Токи расхохотался при виде такой щедрости и сказал, что он не беднее Орма, и что по возвращении домой, собирается сосватать себе девушку в лучших домах Листера и затем стать известнейшим человеком в своей округе. Так что он тоже готов отдать монахам столько же золота, несмотря на то, что те уже, наверное, остолбенели от такого зрелища. Остальные люди Орма не проявили столько же воодушевления как Токи, но тоже что-то отдали монахам, дабы не повредить своему доброму имени; лишь Ульв Волчий Оскал не дал ничего. Остальные принялись подшучивать над его скупостью, но он лишь ухмылялся в ответ и скрёб на щеке свою бороду с невозмутимым видом.

«Я не предводитель, – сказал он, – к тому же, я становлюсь стариком; ни одна девушка не пойдёт за нищего со своим приданным, да и старуха тоже. Поэтому я всего лишь предусмотрителен, а не скуп».

Когда рабов снова отвели на борт и приковали к своим местам, Орм отплыл от острова святого Финньяна и направил корабль на восток вдоль ирландского побережья. Сильный попутный ветер подгонял корабль и они шли очень быстро. Все они продрогли до костей, хоть и кутались как могли в козьи шкуры; ибо Орм и его люди так долго прожили на тёплом юге, что совсем отвыкли от холодов. Всё же, они были счастливы, что находятся уже близко от дома, и теперь опасались лишь внезапной встречи со своими соплеменниками, что могли оказаться в этих водах; поэтому они всё время были настороже, ибо монахи уведомили их, что викингов из Дании теперь часто можно встретить во множестве возле берегов Англии, так как большая часть Ирландии была закрыта для них властью могучего короля Бриана Бору, и теперь Англия считалась среди них наиболее подходящим местом для грабежей. Поэтому, дабы избежать встречи с кораблями викингов, Орм старался держаться подальше от земли, когда они проходили Ла-Манш. Им сопутствовала удача, ибо они не встретили ни одного корабля; так, они долго плыли по открытому морю, чувствуя, как брызги волн становятся всё холоднее, и правили под парусом, пока не узрели побережья Ютландии. Они расхохотались от радости, воспрянув сердцами, когда снова увидели датскую землю; и они показывали друг другу на знакомые береговые приметы, которые они видели, когда плыли здесь с Кроком семь лет назад.

Они обогнули Ско и правили теперь на юг, оказавшись с подветренной стороны от земли; посему рабам снова пришлось изо всех сил налечь на вёсла, пока колокол святого Иакова отбивал для них удары. Здесь Орм переговорил с рыбаками, что попались им на пути и узнал, насколько далеко они ещё от Еллинге, где король Харальд держал свой двор. Они почистили своё оружие и позаботились о своей одежде, дабы они могли предстать перед королём в подобающем достойных людей виде.

Ранним утром они увидели Еллинге, и подойдя на вёслах к пристани, крепко привязали там свой корабль. Оттуда, где они были, им хорошо был виден королевский замок обнесённый частоколом. Недалеко от пристани было несколько хижин, откуда уже выбирались люди, с любопытством рассматривая Орма и его товарищей, ибо те своим видом походили на чужестранцев. Затем они вытащили на берег колокол, пользуясь той же оснасткой и катками, что они взяли с собой из Астурии; и пока они всем этим занимались, толпа восхищённых зрителей поспешила собраться вокруг, дабы поглазеть на столь великое чудо и узнать, откуда прибыли эти иноземные гости. Орм и его люди нашли очень необычным снова слышать вокруг себя родную речь, после того как они столько лет пробыли в чужих землях. Они расковали рабов и принудили их тащить на верёвках колокол к королевским покоям.

Неожиданно они услышали суматошные вопли со стороны замка и увидели как по холму в их направлении сбегает тучный человек в длинной рясе. Он был без бороды, с серебряным крестом на груди, а на лице его было выражение ужаса. Задыхаясь, он добежал до хижин, и простирая в стороны руки завопил: «Пиявки! Пиявки! Неужели ни у одной милосердной души здесь не найдётся пиявок! Мне немедля нужны пиявки, свежие и крепкие!»

Они могли предположить, что он чужеземец, но он хорошо выговаривал слова по-датски, хотя и задыхался от бега.

«Пиявки в замке испортились и перестали пить кровь, – продолжил он, по прежнему тяжело дыша, – а это единственное средство, что помогает ему при зубной боли. Во имя Отца, Сына и Святого духа, неужто ни у кого здесь нет пиявок?»

Ни у кого в хижинах пиявок не оказалось, и толстый священник в отчаянии застонал. К этому времени он уже достаточно близко подошёл к пристани, где стоял на якоре корабль Орма, и увидел там колокол и людей вокруг него. Его глаза полезли из орбит, и он подбежал ближе дабы обозреть то, что он увидел, как следует.

«Что я вижу, – пронзительно вскричал он. – Колокол? Святой колокол? Или я сплю? Он настоящий или это происки дьявола? Как он мог оказаться здесь, в этой земле исполненной тьмы и злых духов? Никогда доселе я не видел более великолепного колокола, даже в соборе самого императора в Вормсе!»

«Он называется Иаков, по имени апостола, – сказал Орм, – и мы привезли его сюда из церкви апостола в Астурии. Мы слышали, что король Харальд принял христианство и решили, что такой дар будет ему по душе».

«Чудо! Это чудо! – вскричал священник, заливаясь слезами облегчения, и протягивая руки к небесам. – Ангелы господни обратились к нам в час нужды, когда наши пиявки ослабели. Это лекарство намного лучше пиявок. Но нам надо торопиться! Промедление опасно, ибо он сильно страдает от боли».

Рабы медленно потащили колокол к замку, в то время как священник непрестанно увещевал их тянуть изо всех сил, дабы дело шло побыстрее. Он продолжал непрерывно что-то бормотать, словно он лишился рассудка, утирал глаза от слёз, и обратив лицо к небу, выкрикивал слова на непонятном им языке. Орм и его люди предположили, что зубы болят у короля, но никак не могли взять себе в толк, как ему в этом может помочь их колокол. Но священник продолжал бормотать про то, как удачно всё получилось, назвал их божьими посланниками и уверил, что теперь всё будет хорошо.

«Хвала Господу, у него осталось не так много зубов во рту, – сказал он, – но те, что есть, причиняют нам не меньше хлопот, чем остальные козни дьявола в этой языческой стране. Ибо, несмотря на его возраст, они часто причиняют ему боль, все, кроме двух, что синего цвета; и когда они болят, он непрестанно богохульствует, и к нему нельзя приблизиться без опаски. Этим летом, когда у него болел один из коренных зубов, он чуть было не отправил брата Виллибальда присоединиться к сонму святых мучеников, поразив его в голову тяжёлым распятием, что должно служить для облегчения боли, но никак для её причинения. Брат Виллибальд теперь снова на ногах, хвала Господу, но много недель он был болен и у него кружилась голова. Мы вручили наши жизни милости Господней, я и брат Виллибальд, когда вместе с епископом Поппо прибыли на эту землю, коснеющую во мраке, с Евангелием и умением исцелять; и всё же, мне кажется несколько излишним, быть причисленным к лику мучеников из-за какой-то пары гнилых зубов. Нам даже не дозволяется вырвать некоторые из них, под страхом смерти, ибо он заявил, что не собирается походить на какого-то старого шведского короля, что скончался, посасывая молоко из рожка. Так что, вы сами, видите, какие трудности и лишения мы претерпеваем от короля в нашем рвении распространять истинную веру – брат Виллибальд, что был лучшим целителем в Бременском диоцезе, и я сам, кто и лекарь и регент, а зовут меня брат Маттиас».