ДЕНЬ ВТОРОЙ

1

– Погодка не гулятельная, – весело сказал Гладышев, закрывая окно.

Шум дождя стал тише.

Гладышев сел. Уставился на Диму. Тот огляделся. ДСП-шный стол. Сейф. Лампа – такую в фильмах направляют в лицо подозреваемому. Портрет президента.

Он уже был в таких кабинетах. Раньше. Ничего не изменилось. Облезлая краска на стенах. Табак. Постоянный стук дверей за стенами. Даже президент тот же – хотя раньше Дима на что-то надеялся.

Погоду с Гладышевым он решил не обсуждать.

– Вы давно закончили школу? – вежливо поинтересовался Гладышев, заполняя допросный лист.

– Это имеет отношение к делу?

– На обществознании вам должны были рассказывать о том, что препятствовать следствию при проведении уголовно-процессуальных действий…

– Вы про сорванную пломбу? – догадался Дима.

– А откуда вы знаете про пломбу?

Дима замолчал. Понял, что…

– Вчера вечером, – сказал Гладышев, – кто-то сорвал пломбу с двери квартиры вашего брата. Мы сначала на хулиганов подумали, но если это вы…

Он все знает? Или пытается вывести из равновесия?

– Насчет пломбы не уверен, – начал Дима, стараясь не закопать себя глубже. – Вчера вечером были похороны Егора, я расчувствовался, поехал к нему… Но пломбы там вроде не было – так бы я, конечно, не стал…

– Интересная история. Правда, суд скорее поверит данным оперативного наблюдения.

– Мне казалось, – не выдержал Дима, – вы хотите обсудить со мной смерть брата. Если беспокоят пломбы, лучше обратиться к дантисту.

– Ценю ваш юмор, но если вы когда-нибудь окажетесь за решеткой, лучше держать его при себе. Стоматологи там ни к черту, а вот массаж простаты…

Дима вздрогнул. Как афганец при резкой вспышке. Гладышев знал, куда бить.

Соберись.

– Если бы я хотел поговорить о докторах, – сказал Дима сухо, – я бы пошел в районную поликлинику. Но вчера вы что-то говорили про новые улики…

– Говорил, – Гладышев порылся в столе и вынул какой-то лист. – Как вы можете это прокомментировать?

Протянул лист Диме. Две уродливые фигурки. Черная и белая.

– Ваш сын? Он неплохо рисует – если ему, конечно, не двенадцать.

– Еще одна шуточка с вашей стороны, – рассвирепел Гладышев, – и я найду причину упечь вас на трое суток. Отвечайте на вопрос.

– Я не знаю, что это.

– Это рисунки вашего брата…

– Не думал, что он еще и художествовал. Это те зороастрийские боги?

– Ахура Мазда и Ангра Майнью, – кивнул Гладышев.

– А если бы Егор носил шапочку из фольги, вы бы и это пришили к делу?

– Если бы его похитили инопланетяне – да. Но Егора убили. Земные существа. С которыми он – возможно – был в близком родстве. Поэтому советую ответить, почему на просьбу изобразить брата, Егор нарисовал зороастрийское олицетворение зла.

– Вы уверены, что злобное божество – это я?

– В смысле?

– Просто – и это подтвердит любой – Егор считал злобным братом себя.

– Заключение психиатра говорит об обратном… – сказал Гладышев.

Неуверенно. Дима едва не рассмеялся. Детские рисунки? Серьезно?

– Если мазня Егора – единственное, что может предъявить мне следствие…

– Допустим, – перебил Гладышев.

Усмехнулся. Плохо усмехнулся. Снова порылся в столе. Достал какой-то конверт. С неаккуратно вырезанными газетными буквами на лицевой стороне.

– А как вы прокомментируете это?

– А это еще что? – Дима сглотнул. Дима отчего-то знал, что это он прокомментировать не сможет.

Гладышев помолчал. Выдержал паузу. Потом сказал:

– Письмо. От вашего брата.

2

«В моей смерти виноват мой брат, и никто иной. Я не знаю, как он меня уничтожит, но, надеюсь, вы будете более прозорливы»

– Что это? – продребезжал адвокат, поправляя сухими руками очки.

– Записка. От моего брата. Покойного.

Дима замолчал – адвокат тоже.

– И? – наконец спросил адвокат.

– Что «и»?

– Голубчик, если это все, что вы готовы рассказать по существу вопроса, вам лучше обратиться к экстрасенсу.

– Не все… – пробормотал Дима.

– Замечательно. Давайте начнем сначала. Кто вы вообще такой?

***

Лучший в городе уголовный адвокат Геннадий Викторович Шигорин производил впечатления деда. Который живет в деревне, носит собачий пояс и охотится на пчел. Кричит в трубку телефона, чтоб было лучше слышно. Не может разобраться, как работает инфокиоск в собесе. Спасти адвоката мог цепкий взгляд мудрых глаз, но очки с чудовищными диоптриями делали его похожим на кота из Шрека.

Говорил он тихо, «скрипел». Кабинет был обставлен бедно, будто здесь жил наркоман и выносил вещи, чтобы вмазаться. Стол, два стула, полка с папками. Драный ковер – годный лишь на то, чтоб спрятать под него пыль.

Или вынести в нем труп.

Еще плешивое кресло – «страшная подружка», на фоне которой даже Шигорин смотрелся современно.

В кресле сейчас сидела Женя.

Посоветовавший Шигорина приятель сказал так:

– Ты, главное, по сторонам не смотри. Геннадий Викторович – Диоген: гений, но совершенно не интересуется внешним лоском.

– А он рукоблудить при нас не начнет?

Приятель прикола не раскусил.

– Не должен. А что?

– Не важно. И сколько берет?

– По ситуации. Если туго с деньгами, может и забесплатно взяться. Меня ободрал как липку. Тебя тоже обдерет.

– Думаю, если речь идет о том, чтобы избежать судимости… – влезла Женя.

– Вы губу не раскатывайте. Он не волшебник. Максимум – получишь условку.

– Но я же ничего…

– Условка – это считай оправдали, – твердо сказал приятель. – Ладно. Побежал.

Приятель ушел. Женя размешала соломинкой смузи.

– Дима, вы точно уверены, что хотите обратиться к этому Шигорину? – спросила Женя.

***

– …Вот, и теперь еще это письмо.

Дима постарался сформулировать максимально кратко. Как мог. Заняло минут пятнадцать – плюс выпады в адрес Гладышева.

– Простите, что влезаю, – сказала Женя, – но по поводу Гладышева…

– Что «Гладышева»? – проворчал Дима.

– У вас с ним такие напряженные…

– Это не обсуждается.

– …отношения. Вы не думали об этом… как его…

– Личной заинтересованности следователя? – сообразил Шигорин.

– Ага, – кивнула девушка.

– Не вариант, – сказал адвокат. – В нашей стране институт самоотвода работает… как бы так…

– Понятно, – усмехнулся Дима.

– В общем, если Гладышев сам не захочет его взять – а он, как я понимаю, не захочет…

– Давайте вернемся к делу, – сказал Дима.

Шигорин снова взял в руки Димин смартфон – сделать копию Гладышев не дал, но Диме удалось сфотографировать записку.

– Письмо пришло после смерти брата? – уточнил Шигорин.

– Да.

– Как этот факт объясняет следствие?

– Каком кверху, – сказал Дима. – Гладышева этот вопрос не беспокоит.

– Его может беспокоить что угодно, но в суде ему придется доказать, что письмо прислано именно Егором.

– Почерк точно Егора – мы пятнадцать… даже восемнадцать лет вместе жили.

– Но как оно попало к следствию?

Дима задумался.

– Если Егор покончил с собой и решил свалить вину на меня, то мог попросить своих приятелей…

– «Покончил с собой и решил свалить вину»? – спросил Шигорин.

– Это моя главная рабочая версия, – усмехнулся Дима.

Рассказал о взаимоотношениях с Егором.

– Понятно, – вежливо не-удивился Шигорин. – Когда вы видели брата в последний раз?

– В день смерти. Незадолго до. Я навещал его… перед побегом.

– Вам не показалось его поведение странным?

– Оно всегда казалось мне странным. Хотя…

Шигорин дал Диме собраться с мыслями.

– В тот день он был реально «не такой». Обычно в больнице Егору становилось лучше. За месяц – точно. Казался нормальным человеком.

– А в день смерти?

– Он выглядел так, будто только туда поступил.

– Кричал, проявлял агрессию?

– Шептал, – усмехнулся Дима. – В приступах ему казалось, что вокруг шпионы. Старался меньше говорить. Замыкался в себе. Когда отпускало, говорил, что старается даже не думать – чтобы не подслушали.

Дима помолчал.

– В тот день Егор шептал.

– Вы можете как-то объяснить поведение брата в день его смерти?

– Могу. Матом.

– Не думаю, что суд примет такие аргументы, – улыбнулся Шигорин. – А если подумать?

– Даже не…

– Помните, вы мне рассказывали? – вступила в разговор Женя. – С деньгами там, и…

– Да, – вспомнил Дима. – Недели за две до смерти Егор просил у меня денег.

– На что?

– Сказал, что на адвоката. Хотел подать против кого-то иск.

– Очень интересно.

– Вы их дали?

– Нет, – сказал Дима.

Прозвучало грубо.

– Я с врачом его посоветовался, – объяснил Дима. – Лурцем. Он сказал, что сутяжничество – главный симптом болезни. Что деньги только повредят. Что лучше дождаться выписки, и, если Егор будет настаивать – тогда можно будет отличить реальную потребность от патологии.

– Очень интересно, – сказал Шигорин.

– Что именно? – спросил Дима, хотя и сам начал догадываться.

– Что врач посоветовал не давать деньги, пока Егор не выйдет из больницы. А Егор взял – и не вышел.

3

Ветер из форточки холодил обнаженные ноги. Она стояла в центре комнаты. В одной майке. Совсем в одной. И догадывалась, что ее тоже придется снять.

– Чем ты занималась вчера вечером? – спросил Мастик.

Он сам стянул с нее джинсы, трусы, а когда она попробовала прикрыться ладошками, мягко убрал их в сторону. Только майка. Ее тоже придется снять.

– Я…

– Смелее, – усмехнулся Мастик.

Хлопнул ремнем по правой ладошке.

– Я приставала к мужу.

Удар ремня. Бедро. Она сказала что-то неправильное.

– К кому?

– К мужу… К другому мужчине.

– Правильно. У тебя нет мужа. И?

– Он отказал мне.

– Шлюшка, – улыбнулся Мастик. – Тот мужчина оказался рассудительным. Как ты оцениваешь свое прегрешение?

– Я…

– Отвечай, – Мастик приблизился.

Опустил руку вниз. Она не смотрит, не смотрит, не смотрит туда…

Больно. Она закусила губу.

– Ну же, – сказал Мастик.

– Двадцать ударов, – пискнула она.

– Не слышу.

Еще больнее.

– Два… Тридцать ударов.

– Заметь, не я это предложил, – засмеялся он.

Мастик убрал руку. Промежность обдало жаром. Очень больно, но она не имеет права прикасаться руками…

– У вас же ничего не было – хватило бы и десяти. Но раз ты настаиваешь… Ложись.

Мастик, повертев ремень в руках, направился к комоду:

– Этот какой-то неинтересный.

Она стянула майку, прикрыла локтями торчащие, как заячьи ушки, соски. Посмотрела на Мастика.

Содрогнулась – он взял с комода самый тонкий и болезненный ремешок. Тридцать ударов таким…

– Мастик, может, не надо…

– Надо. Ложись на кровать.

Она легла. Она попыталась расслабить мышцы ног, чтобы не было так больно…

Мастик подошел ближе.

– А за то, что назвала меня Мастиком, получишь еще десятку сверху.

Удар. Больно. Она взвизгнула.

– Этот не засчитывается, – сказал Мастик.

Удар. Печёт. Терпи.

Удар. Снова.

Передышка. Снова.

Ритм. Возник ритм. Укусы ремня, но…

Он сильный. Он – ой! – защитит. Он…

…Ира прикрыла глаза и стала погружаться в море боли и удовольствия.

4

Приглушенный свет. Фруктовый аромат кальяна – его курят в соседнем зале. Громкая музыка из колонок. Неразборчивая. Исключающая, что тебя подслушают. Гладышев сидел в углу и пытался стучать по столу в ритм. Получалось плохо, но настроение от этого хуже не становилось.

Кузнецов сказал, что не будет разговаривать без адвоката. Кузнецову есть, что скрывать.

Гладышев огляделся по сторонам. Старые ободранные столы, дешевый алкоголь, музыка из девяностых. Назначение заведения было столь очевидным, что удивляло лишь отсутствие табличек, прямым текстом говорящих, где здесь трахаются, а где – мажут по вене.

Случайный посетитель мог удивиться, как клуб до сих пор не закрыли. Гладышев знал ответ – Гладышев каждый месяц приходил в заведение за данью. А еще – приглашал сюда свидетелей, которым было нужно развязать язык бесплатным (от заведения) блюдом из обеденного меню.

Таким человеком был Семен. Человеком, который расскажет про Кузнецова больше, чем любой другой.

Дизайнер. Уволенный Кузнецовым. Уволенный «с особой жестокостью».

После корпоратива, на котором Егор, прикинувшись братом, повыкидывал половину сотрудников, все были уверены, что Кузнецов, выйдя с новогодних каникул, не только восстановит в должности, но и выразит извинения за случившееся. В материальной форме.

Так и произошло. Со всеми, кроме Семена. Которому сказали, что вопрос о его увольнении поднимался давно, и раз уж так получилось…

Абсурд осложнялся тем, что Семену, как никому другому, была нужна эта работа. У него был сын. С врожденной патологией. И толпа израильских клиник, готовых помочь, если Семен срочно оплатит лечение…

От размышлений Гладышева отвлек хлопок двери. Гладышев не знал, как выглядит Семен, но сразу понял – это он. Ухоженный, с блестящим в тусклом свете грязных ламп обручальным кольцом, визитер явно не вписывался в целевую аудиторию заведения.

Семен уверенной походкой направился к Гладышеву. Тот насторожился – свидетель, вопреки ожиданиям, не был похож на человека, побитого жизнью.

– Петр Ефимович? – протянул он в приветствии руку.

– Семен? – улыбнулся Гладышев.

Тот кивнул и сел напротив.

Официант принес заранее заказанные напитки и блюда. Гладышев кивнул, приглашая Семена к трапезе.

– Вы помните Дмитрия Кузнецова? Это ваш…

– Начальник бывший, – кивнул Семен. – Помню. А что?

– Он подозревается в убийстве своего брата.

Семен замер с вилкой у рта.

– Вас это удивляет? – спросил Гладышев.

– Ну… он не похож на человека, способного убить…

– А на человека, способного вышвырнуть на улицу отца больного ребенка?

– Вы про меня?

– Да. С вами тогда поступили, мягко говоря, непорядочно.

– Тут сложно сказать…

– Не вижу сложностей.

Гладышев отложил приборы в сторону. Разговор шел не так, и он начал раздражаться:

– Вас уволили из-за шутки кузнецовского безголового брата. А когда вы попытались объяснить ситуацию…

– Если рассматривать ситуацию так…

– А как?

– Тут сложно объяснить…

Семен замолчал. Пригубил бокал вина. Выпил бокал вина. Гладышев щелкнул официанту – Семена нужно было не только разговорить, но и «разбухать».

– Понимаете, – сказал Семен, – я хотел быть иллюстратором. А пошел в дизайнеры. Интерфейсы рисовать. Но это явно не мое.

– Зачем тогда остались?

– Деньги. Светка родила Андрюшу, реабилитация влетала в копеечку. Но ребята, которые со мной начинали, через год имели собственные проекты, а я бултыхался каким-то подмастерьем, понимая, что держат меня из жалости.

– Может, из милосердия?

– Как не назови, лучше оно не станет. Я сто раз хотел уволиться, и когда приняли решение за меня, испытал облегчение.

– Облегчение?

– Ну такое – рассмеялся Семен. – Сначала был в шоке. Но компания дала щедрые отступные. Я взял частичную занятость и проводил время с Андрюшей. Светка нашла работу. А потом еще американцы…

– Американцы?

– Мы тогда пилили сайт штатовским благотворителям. Дима рассказал ситуацию, они собрали деньги – тогда не было законов про иностранных агентов. Андрюшку прооперировали и теперь он почти…