Отзывы на книги автора «Мария Степанова»

Как сказала сама автор в интервью газете "Коммерсант": "Память (с ее неизбежной субъективностью, погрешностями, аберрациями) неожиданно становится богиней новых времен, широким руслом для нового культа. В каком-то смысле мы сами выбираем то, как именно будем помнить свое, а тем более чужое, прошлое; прошлых столько же, сколько людей, желающих повспоминать. Память не зря противопоставляют истории с ее надеждой на точное знание; и то и другое, похоже, всего лишь способы самоописания, попытки разобраться с собой и своим местом во времени.
Но память соблазнительней, горячей, ближе к коже; и главное, наверное, что она обещает — чувство, что в прошлое можно вернуться. Что фотография, бабушкино платье, чудом выживший флакон от духов дадут нам иллюзию непрерывности, преемственности, права на наследство. Это неправда, конечно. Мы не они, они не мы, "никто не придет назад".
Интервью Марии Степановой газете "Коммерсант"

Вывод и неожиданный, и банально простой: говоря о прошлом, мы всегда говорим о себе. Мы трактуем произошедшие события исходя из своих знаний и представлений о мире. Конечно, погружаясь в прошлое, мы обогащаемся, но слишком обольщаться этим — страшная ловушка.
Парадоксальный вывод:
"Помнить нужно, но осторожно."

Мария Степанова задаёт нам новую планку. Она не боится одновременно и чтить предков, собирать по крупицам воспоминания, рыться в архивах ("Я писала книгу почти всю жизнь" — признаётся автор), воссоздавая давно ушедшие образы, и вместе с тем говорить нам: осторожно, нельзя увлекаться прошлым, а тем более трактовать его в угоду новым реалиям.
Интересно, что именно женщина автор задала такую важную тему.

Стереотип, но стереотип вполне справедливый. Русская литература испокон веков – надрыв, мрак и уныние, разыскивать в которых крупицы счастья нужно с лупой, и полученный перечень выйдет довольно скудный. «Редакция Елены Шубиной» затеяла славное дело – собрать под одной обложкой «счастливые» поэзию и прозу и тем самым разбить убеждения и читателей, и писателей, и просто сочувствующих, уверенных в том, что в русской литературе счастья нет. Получилось ли? А вот знаете, спорный вопрос.

Счастье у всех получилось очень разное, но с тем, что все оно русское – не поспоришь. Мрак и уныние никуда не делись, просто к ним пришпилили не-всегда-хэппи-и-не-всегда-энды. Мало солнечного света и свежего ветра, звонкого смеха, песен, распирающих грудь (такое оно, видимо, мое представление о счастье), много проблем и тоски, а суть счастья часто сводится к обыденным вещам или психологическим проблескам. Оно и правильно, и такое счастье бывает. Но, глядя на него, как-то не тянет говорить «Счастье-то какое!» Найти силы жить дальше после депрессии и попытки суицида? Осознать, что жизнь не закончена, а только начинается? Понять, что счастья нет и не будет, и успокоиться душой? Решить, что оно зависит от тебя, и найти тепло ты можешь и в родной берлоге, среди людей, которых знаешь уже давно, было бы правильное восприятие? Это скорее «счастье, что все обошлось». Мрачноватое какое-то счастье. Тускловатое. Счастье типа «норм счастье», а не «СЧАСТЬЕ!» (а так хотелось именно такого!).

В сборник вошли стихи и рассказы известных русских авторов – Наринэ Абгарян, Дмитрия Быкова, Яны Вагнер, Евгения Водолазкина, Александра Гениса, Марины Степановой и других, а также то, что названо лучшей прозой выпускников Школы литературного мастерства.

Лично мне больше всего понравились рассказы Анны Матвеевой «Ида и вуэльта» и «Кредит» Ярославы Пулинович. Стихи не пошли, но тут, полагаю, на любителя. Что касается прозы – хоть и часто мрачноватая, она все же хорошая, крепкая.

Рассекающим в поисках счастья, мрачным и унылым, обросшим бытовыми проблемами рекомендуется. Кто знает, может, именно эти страницы помогут вам понять, что и вы-то на самом деле счастливы.

От этой книги я ожидала чего-то совсем иного – семейной саги, увлекательного романа об истории нашей страны и людях, делавших эту историю. Отчасти это действительно оказалось именно так, но это отнюдь не роман. Это романс, стихи в прозе (неудивительно, ведь Мария Степанова, в первую очередь, поэтесса), это размышления о природе человеческой памяти и «спусковых крючках», на которые она опирается. Старые фото, чужие письма, забытые дневники, писанные кем-то только для собственного пользования – то, что остаётся после ухода родных и близких, то, что дорого было только им, ушедшим – что можно почерпнуть их этих личных, порой интимных документов прошлого? Целую историю, отвечает нам автор.

В данном конкретном случае читателю поведают историю семьи самой писательницы. Что-то она помнит сама, что-то домысливает, что-то так и останется загадкой. Но из разрозненных кусочков чужих судеб складывается огромное полотно, частью которого является и сама она, Мария Степанова.

Очень красивый, хотя и витиеватый язык, однако разрозненность описываемых автором мелочей, фактов, документов, и общая бессюжетность повествования не слишком впечатлили, оттого и оценила я этот труд не слишком высоко. Очень созерцательная вещь, для такой любительницы острых сюжетов и экшна, как я, совсем неподходящая по темпераменту. Но, несомненно, красивая. И по достоинству оцененная критиками и читателями. Просто совсем не моя.

Память. Личная, семейная, коллективная. Наверное, для конца ХХ века и начала XXI эта тема актуальна вдвойне: сначала потому, что наконец-то стало можно говорить о прошлом и необходимо было весь этот вековой опыт осмыслить, потом потому, что мир вновь начал бурлить и люди ищут объяснений.

Книга Марии Степановой начинается с памяти семейной. Попытки установить истории своих родственников, разузнать, а иногда и предположить-вообразить что-то о них по скудным записям в архивах или пожелтевшим фотографиям – вот исток. Но нить повествования неизбежно цепляет события более широкие, переходя от частного к всеобщему. Идея прекрасная, но исполнение мне не понравилось. Для семейной саги в этом тексте слишком мало структуры и последовательности, да и вообще сложно назвать это романом в классическом понимании. Для серьезного исследования слишком много пространных отступлений, хотя и есть очень точные и отзывающиеся мысли и выводы. По итогу читать было очень скучно, несмотря на прекрасный язык. "Памяти памяти" – произведение личное именно для автора. Для меня же оказалось чем-то странным, очень синтетическим по своей природе, поэтому не вызвавшим ни сопереживания, ни подлинного интереса.

«…Какой-то отголосок бытия
Еще имел я для существованья,
Но уж стремилась вся душа моя
Стать не душой, но частью мирозданья...»
(Н.Заболоцкий, «Сон»).

Несколько лет назад один очень знаменитый и очень старый к тому времени человек подарил мне сразу три своих последних книги, на каждой из которых написал: «… для мышления и размышлений», «… для аффЭктов» и просто «… для тебя и для твоей души». Я очень долго читала «Памяти памяти», пытаясь понять, для чего же она мне. Для размышлений? Наверное. Ведь если не собираешься думать над прочитанным, зачем вообще читать? Для эмоций? Может быть. Хотя книга погрузила меня в какой-то бездонно-безбрежный океан печали – даже не ностальгической (как раз здесь она себя явила во многом как «ностальгия без памяти»), а просто глубокой скорби (села я на берегу Стикса и тихо заплакала…). Ради этого читать точно не стоило, достаточно просто жить. Тогда оставалось только одно – читать лишь для себя самой. Так и читала, адресуя эту не-свою-историю своей душе. Да, романс во всех контекстах его понимания - красивая форма, но во мне звучала… сарабанда.

Впечатлений от прочтения оказалось довольно много, особенно вначале, но даже взятые все вместе они не складывались в отзыв. Написать его значило бы пересказать полкниги, полжизни и в каком-то смысле половину самой себя. Поэтому - просто впечатления.

Пожалуй, самое отчетливое впечатление – стилистическое, эстетическое. Книга написана отличным, можно даже сказать, безупречным языком, наполнена красивыми метафорами, филологической полифонией.

Второе запомнившееся впечатление – вещное. Читая, я все время вспоминала А.Тарковского: «Все меньше тех вещей, среди которых / Я в детстве жил, на свете остается. / Где лампы-«молнии»? Где черный порох? / Где черная вода со дна колодца? / Где “Остров мертвых” в декадентской раме? / Где плюшевые красные диваны?»… Вещный мир описываемых автором времен мне тоже оказался смутно знаком по квартирам бабушек и дедушек, по запечатленной на старых фотографиях обстановке, по ранним детским воспоминаниям, когда старые вещи вроде патефона, горжеток, кружевных перчаток до локтя, примуса, занавесок-ришелье, еще были живыми. И даже теперь, когда из «разговорчивых» они стали «молчащими», жизнь по-новому высвечивается, раскрывается в своих вещных мелочах – в том, как у М. Цветаевой, «кому / Достанется волчий мех, / Кому - разнеживающий плед / И тонкая трость с борзой, / Кому - серебряный мой браслет, / Осыпанный бирюзой».

На третье место я бы поставила впечатление «мотивационное» – личную заинтересованность М. Степановой в том, чтобы реконструировать историю своего рода: не затем, чтобы обнаружить в прошлом какие-то свои рюриковские корни, как это иногда бывает, а с целью что-то понять о самой-себе-сегодняшней, разобраться в собственной жизни и характере, почувствовать себя звеном в тонкой и непрочной временнóй цепочке, связывающей с поколениями людей, участвующих в «строительстве» друг друга как современники определенной эпохи, сверстники конкретных поколений, участники неких событий. Собирая в единое целое жизнь своего рода, М. Степанова решала небезынтересную задачу совмещения личного и исторического времени.

Конечно, есть известная доблесть в том, чтобы почтить память своей семьи, близких людей, проживших, может быть, не самые выдающиеся в мире жизни, но существовавшие в пространстве-времени со всеми своими радостями и горестями, наблюдениями и уроками, неисполненными надеждами и пережитыми мгновениями полноты бытия. Жизнь – неожиданно дарованное уникальное благо, и мне близко желание автора понять, а как же другие, особенно родные и любимые тобой люди распорядились им. Были ли они похожи на тебя? Чувствовали ли то же самое, что и ты? Что считали самым главным? Во что верили? Почему делали то, что делали? Чего хотели? Почему что-то не сбылось и не могло сбыться? Я вполне разделяю стремление через это «биографическое собирательство» прочувствовать в себе не только ток времени, но и осколки (частицы? фрагменты? слои? плоты?) жизни и личности других людей – представителей единого рода, пережив таким образом ощущение общности с ними. Даже самая простая жизнь по-своему интересна и памятна, в ней есть искорки уникальности, самобытности. Любая жизнь под пристальным взглядом пристрастного биографа раскрывает какие-то свои единичные грани, о которых ты, может, и вовсе не задумался бы, если бы не прочитал, что жил на свете кто-то (твоя прабабка или прадед), для кого было важно сделать одно, совершить другое, мечтать о третьем, достичь четвертого…

А вот содержание… оно не всегда пробивалось к моей душе, в какие-то моменты даже казалось чуждым, и не раз я буквально заставляла себя вернуться к чтению – единого дыхания, замирания от восторга не было. Главы и неглавы книги, множество разновременных тем, цитаты из писем и поэтов, описание фотографий и открыток, детских игрушек и «секретиков», прочитанных книг, картин, музейных выставок, путешествий по местам жизни родственников не создали у меня впечатление текста, подчиненного единому порыву, общему внутреннему замыслу. Я восприняла «Памяти памяти», скорее, как название книги М. Л. Гаспарова, – «записи и выписки», или как фрагменты пазла, который я складываю вслед за автором, не зная всей полной собираемой картины, или как биографический квест, в котором события могут быть поняты именно так, как рассказывает автор, а могут и иначе. Но среди авторских фиксаций угасающего шума уходящей повседневности были действительно сильные соло-эпизоды: эссе о Мандельштаме и Зебальде, Р. Голдчейне и Ф. Вудман, о Ш. Саломон и Дж. Корнелле.

И в целом моя душа эту книгу приняла. И даже нашла ответ на вопрос И. Бродского: «Скажи, душа, как выглядела жизнь, / как выглядела с птичьего полета?». А вот так и выглядела.

Несчастья? Какие несчастья, -
То было обычное счастье,
Но счастье и тем непривычно,
Что выглядит очень обычно © Г. Шпаликов

Что такое счастье? Есть ли какой-то универсальный ответ? Большинство наверняка ответит, что счастье — это семья, дети, большой дом и много денег. Незамужних девушек, не имеющих детей, жалеют, выражают им сочувствие. Но, неужели нельзя быть счастливым без традиционного набора счастья? Без ребёнка или высокооплачиваемой работы? С кредитом или борьбой с неизлечимой болезнью? Почему иностранцы, читая произведения русских писателей, видят только черноту и печаль? Разглядеть русское счастье и рассказать о нем взялись современные отечественные писатели и поэты. Результат, сборник «Счастье-то какое!» представила Майя Кучерская — замечательная писательница, создатель и руководитель школы «Creative Writing School», выпускники которой также выступили авторами текстов для сборника.

Не ждите сладко-приторных историй в духе «Куриного бульона для души», с героями сборника «Счастье-то какое!» вы будете грустить и радоваться, смеяться и плакать, любить и ненавидеть, встречать и расставаться, вы будете... жить. Ведь, на самом деле, счастье — это каждый день чувствовать себя живым, это уметь радоваться победам и достойно принимать поражения, это бить первым и брать от жизни максимум, каждый её день пить жадными глотками, смотреть на мир широко распахнутыми глазами, уверено шагать навстречу новому и не бояться возвращаться назад.

Основу сборника составили рассказы, эссе и стихи именитых российских авторов, тут и Дмитрий Быков, и Евгений Водолазкин, и Наринэ Абгарян, и Александр Генис и многие другие. Однако, без молодых писателей, только делающих первые шаги к своему читателю, картина была бы неполной. Запомните их имена — Матвей Булавин, Тимур Валитов, Ирина Жукова, Екатерина Златорунская, Татьяна Кокусаева, Евгения Костинская, Михаил Кузнецов, Александра Шевелева, вы еще их обязательно услышите. Сложно, очень сложно определить фаворитов сборника, слишком многое отозвалось в сердце. Всё же выделю невероятный рассказ «Лакшми» Евгении Некрасовой, с ещё большим нетерпением жду выхода её книги «Калечина-Малечина», лиричный текст «Ида и вуэльта» Анны Матвеевой, снова необычную Ксению Букшу и её белые стихи (?) «Я — Максим», щемящий рассказ «Голубое и розовое» Екатерины Златорунской. Каждый из них привносит что-то новое в русскую литературу, оставляя неизменным главное — любовь к родному языку.

Никогда не грустите, что что-то закончилось, лучше улыбнитесь, что это было, идите вперед с высоко поднятой головой и помните — за черными тучами есть солнечный свет, и, как правило, чем чернее тучи, тем он ярче. Любите друг друга, дышите полной грудью и ловите мгновения.

Случайная цитата:

Костя лежит на соседней подушке, а от створки платяного шкафа рикошетит луч света. Проедет трамвай, и шкаф задребезжит, как шкатулка с кольцами. Где-то там уже идёт на работу новый день, а они скулят и удивляются другдруговой радости. И, может быть, они уже пропускают самое интересное — или это они — самое интересное этого дня.

Впервые я прочитал поэму Степановой «Проза Ивана Сидорова» в журнале, кажется в «Афише». Помню, что начал читать и не смог остановиться, пока не закончил. Думаю, что и с журналистами тот же фокус получился, вот они целый номер рекламного по сути журнала и отдали поэзии, кроме Степановой там были и другие весьма интересные авторы.

Позже перечитал в «Новой серии» Нового издательства. Отличная, кстати серия, рекомендую.

Уходит во тьму коридор из стекла,
когда-то кончаясь стеклянной стеною,
и, руку рукою держа ледяною,
стеклянные в стены вмерзают тела.
И тонкий на них осыпается пепел,
как утренний снег да с высоких стропил.
И пьяница вздрогнул, и более не пил,
но вспомнил при этом, с чего он пил.
....
Какая-то бабка ему подсказала,
что есть благодетели, могут помочь,
для их подопечных в безлунную ночь
особенный скорый уходит с вокзала.
Возьмешь, что дадут, отвезешь, как попросят,
молчком как собака, что палочку носит -
и будет свиданка, обратный билет,
и счастье еще на несколько лет.

При всех очевидных художественных достоинствах, поэма Степановой основана на четком сюжете в жанре «мистического триллера» (не побоюсь устойчивого масскультного термина, поэму можно легко экранизировать, остросюжетный спектакль уже был поставлен, картинка из него), имеется и мораль. Текст цепляет намертво необычным рваным ритмом, словесной эквилибристикой, фольклорным напевом, чертовщиной, смехом сквозь зубы и трагическим речитативом.

А покуда автор пишет
про жену обнимать,
он негромкий голос слышит:
«Руки вверх, вашу мать!»

И покачиваясь на черных, ловко скошенных каблуках,
из тени выходит красавица, и пушка в ее руках,
и, держа двоих на одном прицеле,

она бросает: «Стоять, бандитская шкура!
Я - майор Кантария из московского МУРа...

Сама Степанова считает поэзию мешком с таблетками - концентратом опыта, капсулами, распускающимися внутри невероятным цветом. А поэт Костюков сказал, что поэма многое ему открыла о человеке, но мало открыла про людей.

Вывод: "Отлично!". Поверьте на слово - штучная работа.

Я впервые в жизни, что-то выиграла. Моему счастью не было предела. А тем более если книга как раз таки о счастье, то было радостно вдвойне! Правда, получив книгу, я совершенно забыла о ней (такое со мной бывает). И вот, спустя какое-то время, я ее нашла и стала изучать (слово «читать» специально не употребила).
Это сборник рассказов от разных авторов, а также стихотворения современных поэтов и лучшая проза выпускников Школы литературного мастерства “Creative Writing School”. К большому сожалению книга мне «не зашла». Было скучно. Может от того, что книга правдива? А мы (согласитесь со мной) не часто жалуем правдивость (не до такой степени, конечно). После прочтения я впала в какое-то уныние и поняла, что такие книги просто не «мои». Я привыкла к фантастике, либо чему-то легкому, а тут было много настоящего. Но все равно я говорю всем авторам: «С-П-А-С-И-Б-О!». Спасибо за такие сборники и удачи вам в новых удивительных задумках!

Ксения Букша
Я – Максим[4]
Рассказ из сборника "Счастье то какое".
Это мое первое знакомство с творчеством автора. Рассказ о проблемах адекватного восприятия себя и действительности.
Игорек молодой парень из неблагополучной семьи испытывает постоянное раздражение и озлобление против окружающей повседневности. Он хронически находится в мрачном настроениии и невероятно напряжен.
Однажды,переходя железнодорожные пути он не увидел приближающейся электрички, ему буквально чудом удалось спастись. Этот случай поменял мировоззрение героя. Выброс адреналина совершил невероятное.
У парня появился позитивный настрой. Он ощущает себя совершенно иным человеком. Он теперь не Игорек,а Максим. Герой даже поменял паспорт и теперь он гордо говорит

Я – Максим!

Сразу изменилась жизнь парня, нашлась работа ,он покинул родительский дом ,снял комнату, познакомился с девушкой.
Но прежнее сосоояние неудовлетворения постепенно вернулось к нему. Только теперь герой знает,как следует с ним бороться. Надо опять рискнуть и перебежать перед электричкой. Это,как перезарядка батареек. Этот рисковый трюк он проделывает несколько раз. Парню необходим экстрим, он держит его в тонусе. Однажды Максим видит на железнодорожных путях старика,
который не замечая приближающего поезда идет по опасному переходу. Молодой человек, рискуя жизнью спасает неосторожного деда. С тех пор у героя проснулось новое видение мироздания. У него появилась потребность в ощущении жизни в полной мере.

я все хочу

Своеобразный рассказ с нестандартной подачей открытия смысла жизни.

Я читаю эссе про Сельму Лагерлёф и внезапно чувствую, как мне потеплело: я представляю, что есть такая женщина Мария, которая мыслит вот_так, ходит где-то в другом городе по улицам, смотрит в небо и носит в себе т а к о й взгляд на мир, и как же это хорошо. Одним фрагментом не-обывательщины, тонкости, сложной поэзии больше. Это, положа руку на сердце, отрадно.
*
Удивительный текст, интерпретирующий судьбы и тексты: в народе по-простому называется эссе, а на поверку оказывается сложносочиненной поэзией в прозе, которая сама, будучи немножко математикой (потому что анализ), превращается в нечто художественное, не может не превратиться с таким обилием метафор и эпитетов, с авторским «сюжетом» прохождения по этапам биографий и, собственно, сюжетам романов и поэм, - нечто, которого не прочитал и половины, а уже обзавелся сладким предвкушением перечитывания в будущем, когда вся эта красота будет сложена в архив, подзабыта, погребена под завалами других читательских впечатлений, и вдруг вспомнишь ее, возьмешь в руки - и снова это чистое текстуальное блаженство. Впрочем, другое уже, преломленное через новый опыт, который пока не знаешь, не можешь знать.
*
Кто-то очень склонен заражаться чужой писательской манерой и играть в Льва Толстого, растягивая предложения до бесконечности.. Оо а вы, почитав, например, Достоевского, начинаете изъясняться на его языке? А я вот начинаю.
*
Впрочем не стоит думать, что эту красивую книжку можно носить на себе, как легко красивое платьишко, - скорее, как тяжелый и местами неудобный кирпич с лабиринтами внутри, но это тот случай, когда тяжесть и сложность дают хоть какую-то [давно утерянную] основательность под ногами.