Глава 2. Рейн

Было уже темно. Яра разбирала книги, окружив себя бастионами потрёпанных томов. Рядом устало склонилась настольная лампа, разжалованная с подоконника на пол. От неё тёплый круг света распространялся до оборонительных границ, за пределами которых от каждого движения рук громадные тени выскакивали из черноты и снова скрывались по ту сторону света.

– Ты не спишь, – тихо сказала Яра тем тоном, будто знала всё и обо всех.

Рейн приподнялся в постели, оглядывая развернувшиеся у его кровати укрепления.

– Что ты делаешь?

– Разбираю книги. Держать их в коробках должно быть незаконно. И потом… это успокаивает.

– Есть и другие способы успокоиться. – Он уже поставил ноги на пол, но задержался, когда к бастиону Чехова примостилась башня Стругацких, освобождая место для новых сооружений.

– У тебя один способ от всего, – рассмеявшись, ответила Яра и потянулась к раскрытой картонной коробке, на дне которой покоился Горький.

Рейн опустился позади, убирая её длинные волнистые волосы на одну сторону, и поцеловал шею.

– Протестую.

Она замерла, прильнув к его торсу спиной:

– Продолжайте.

В коридоре глухо брякнул дверной звонок.

– О, наверное, это стеллаж!

Яра выпорхнула из его объятий и выскользнула из комнаты.

– Какой стеллаж? – не понял Рейн, оглядываясь ей вслед, а потом и вокруг: таинственная крепость-библиотека, большая двуспальная кровать, шкаф с покосившимися резными дверками, стопка завёрнутых картин, изразцовая чёрная печь и, казалось бы, никакого, даже малейшего намёка на место для чего-либо ещё.

Он потёр глаза ребром ладони и посмотрел на часы – двадцать один ноль две. За окном медленный снег и тёмный безумный ноябрь, остановивший время. Это был их седьмой день заточения под сигнальным барьером.

«Уже неделя?» – проскочило в голове, и Рейн успел ухватить эту мысль, чтобы осознать до конца: он не помнил, когда находился с кем-то наедине так долго.

Двадцать один ноль три.

«И где она там?»

Надев джинсы, он вышел в коридор. Яра стояла у входной двери, скрестив ноги и покачиваясь с одной стопы на другую. Её левая рука, локтем собрав ткань длинной майки, держала накладную. Правая крутила прядь волос. На полу лежали четыре коробки.

– Не понимаю. Заказывала один, привезли два.

– Лишним не будет.

Рейн убедился по номерам, что пары коробок одинаковые, и выглянул на лестницу. Доставщик уже ушёл. В глубине пролёта слышались голоса дежурящих хранителей. Он собрался предложить им зайти, но его отвлёк ответ Яры:

– Будем считать это подарком судьбы.

– Книги множатся, как заколдованные, стоит им только где-нибудь завестись, не замечала?

Задумчивый взгляд чёрно-карих глаз оторвался от накладной, и лицо озарилось улыбкой.

– Пусть так. Поможешь собрать?

– А ты думала одна справиться? – удивился он.

– В общем-то, тут ничего сложного. Ты же знаешь, что до твоего изоляционного измерения я крепежи в магазине продавала?

– Нет. Чего ещё я о тебе не знаю?

Яра загадочно пожала плечами:

– Ну, я и сама почти ничего не знаю, не забывай.

Через час в гостиной взрывами и выстрелами гремел какой-то боевик для трёх зрителей в мундирах, а на месте картин и шкафа, нашедших новое пристанище в другом углу комнаты Рейна, стояли два реечных стеллажа. Всё содержимое коробок из изоляционного измерения, которые он забрал с собой после освобождения, поместилось на полках в один ряд.

– Ну вот, – сказала Яра, втиснув «Преступление и наказание» вниз к остальным произведениям Достоевского, и осталась сидеть на полу. – Теперь надо повесить картины. А то что, я зря позировала? – вопросительно добавила она, найдя его взгляд. – Кстати, когда у тебя комиссия по досрочному?

– Через неделю, – ответил Рейн, почувствовав, как это скоро. – Что ты будешь делать? – спросил он, сев на незаправленную кровать. – Потом? Когда всё закончится.

– Опять ты за своё. – Она перебралась к нему на колени. Обволакивающее тепло её тела ударило ему в голову. Член затвердел и упёрся в ширинку. – Договорились же, пока всё не закончится, эту тему не поднимаем.

Так и было. Но, вопреки логике, ни о чём другом он думать не мог, и с каждым днём становилось только тяжелее. Расстаться казалось так же страшно, как и остаться вместе, но на таком расстоянии, когда она обнимала его спину ногами, а её лицо склонялось над ним, расставание начинало выглядеть для него невозможным.

– В моём случае молчание не знак согласия, – сказал он, опуская руки ей на талию и наслаждаясь тем, как её чувственный взгляд затягивает его всё сильнее.

– С тобой невозможно ни о чём договариваться, – с улыбкой ответила она и поцеловала, лишив возможности возразить.

В такие моменты он переставал думать, забывал о ярости и страхе. Внутри горело только одно чувство, и чем сильнее оно становилось, тем дальше ощущался его предел.

– Я два года копила на учёбу, – слегка отстранившись, продолжила Яра, а он стал глубоко хватать носом воздух, вспоминая, каким же был его вопрос. – Хотела в следующем году поступать в Архитектурный, но теперь… – Её голос воодушевился. – Чарархитектура, расследования магических преступлений, контроль сознания – глаза разбегаются, сколько всего. – Её взгляд прошёлся по комнате, словно собственные слова нарисовали ей будущее, которое она прямо сейчас видела перед собой, а потом этот взгляд вернулся к Рейну. – А ты?

– Ну, может, контроль сознания.

Она оценивающе поджала губы:

– Это твоё. Фертон?

– Сомневаюсь, что туда берут бывших заключённых. Скорее всё же Асура.

Ответное молчание затянулось. Яра никак не отреагировала на его слова, что наверняка и было реакцией – говорить должен он.

– В императорском дворце Улья в Асуре самая большая магическая библиотека в мире, – начал Рейн, а его пальцы исследовали знакомые изгибы на талии Яры. – Там около миллиона томов. Они все на языке оригинала, но большая их часть переведена и на другие языки так, что можно читать одну и ту же книгу в любом из доступных переводов. Как тебе такое? – Она прижалась к нему, но взгляд остался на том же выжидающем расстоянии. Молчит. Его ладони проскользили вниз по её бедрам. – Хочешь поехать со мной в Асуру? – спросил он и…

…открыл глаза.

За окном разом зажглись фонари, и чёрные тени в комнате исчезли. Теперь стены окрашивала глубокая синева, а тяжёлых штор коснулись красные огни вывесок. Рейн прищурился и различил засиявшие крупицы пыли в цветовом потоке. Их осветил патрульный дрон, с шумом пролетевший этажом выше. Глаза быстро учатся видеть в темноте то, чего нет. Искривлять линии. Создавать воображаемую перспективу синего горизонта бескрайней пустоты, в котором свет фар рисует звёзды из комнатной пыли и они сияют как настоящие.

Шум двигателя дрона пересёк границу уличного галдежа и растворился, а Рейн тряхнул головой, возвращаясь из мира видений.

За несколько мучительных месяцев тоска в груди крепко настоялась на неопределённости. Вместе с ней росла и ярость. Вечерами, оставаясь один, он всё чаще огревал себя хорошей порцией контроля сознания, проваливаясь в цветовой космос. Каждый день тоска и ярость вместе с ним вставали на ноги, но утром хватало сил не обращать на них внимания, а ещё на это не было времени.

В памяти Асура оставила яркий смазанный след из дней и мест, названий которых он не различал, из странных обычаев и анисового запаха курительных свечей в маленьких кумирнях для богов. Со своими чудными идолами они местились везде и всюду, где только оставался свободный угол. Жаре нужно было ещё меньше. Она, удушающая, липкая, стояла на каждом шагу. Вместе с ней везде звучали голоса, одновременно одинаково, но если вслушаться, то по-разному: китайцы, японцы, корейцы, а потом вдруг индусы, немцы, русские. Все здесь поглощали сладкие супы и бесконечную лапшу, следуя сотне-другой строгих правил использования палочек во время еды и чавкая в душных забегаловках так звучно, как только получалось. Конечно, тут были и места, о которых писали в рекламных проспектах, где Асура – диковинная шкатулка из яшмы с величественными императорскими дворцами и сказочными водными садами. Там она хранила в себе древние тайны и мудрость Востока. Но для Рейна первая столица магии стала бурлящим котлом, вонявшим едким запахом уличной еды, сдобренной специями, и выглядевшим так же несъедобно, как столетние яйца.

Каждый день до самого вечера они с братом тренировались в храме Белой земли. С двух сторон моста, ведущего через туманный провал к комплексу из чистейшего кварца, воинственно возвышались скульптуры древних чудовищ. Вход охраняли нетелесные копии древних созданий. Полосатый жёлтый тигр и белоснежный лев бродили вокруг храма, оставляя за собой следы магических потоков. Красная птица, похожая на огромного орла, парила над заострённой крышей, а в бездонном провале, который окружал главный храм, плескался сине-лазурный дракон.

Учитель Макса, Ясуо, был одним из старейшин. Низенький старичок с крепким ударом, который он не упускал возможности демонстрировать. Его длинные седые волосы плащом ложились на спину.

– Это – бо, – в первый же день сказал Ясуо по-русски с сильным акцентом, когда вручил Максу тренировочный шест куда тоньше посоха.

– А дубину хранителя можешь выкинуть, – наблюдая за этой сценой, суфлировал Рейн в ожидании своего учителя, который всегда опаздывал, отчего он сам частенько чувствовал себя потерянным, будто пришёл не вовремя.

Ясуо выбрал лучших учеников, чтобы в бою показать Максу, чего тот может достичь, если будет прилежно учиться. Поэтому каждый день после практики контроля сознания в Зале духов Рейн выходил на широкий каменный плац, скрытый в глубине провала под храмом, и видел, как среди остальных учеников брат тренируется под чутким вниманием своего учителя. Здесь магические потоки сверкали с нестихающим треском, а дракон неизменно резвился в тумане над головой.

Чтобы полностью переключить сознание на физическую тренировку, у Рейна обычно уходило около получаса, в которые он попивал ситай, устроившись у края плаца. О составе этого напитка он почти ничего не знал, кроме того, что при храме его называли чаем, но на вкус эта бурда меньше всего напоминала именно его, зато хорошо ставила голову на место. От одной чашки возвращалась ясность ума, а если выпить три, то можно не спать несколько дней.

Сегодня старейшина Ясуо, несмотря на преклонный возраст, висел в воздухе без опоры, скрестив под собой ноги. Его взгляд застилала охровая магия. Рейн уже собирался начать разминаться, как вдруг расслышал голос старика, твёрдо звучащий в потоках шума на тренировочном плацу:

– Мысли сянь противоречат природе, но для неподготовленного чтеца будут звучать так естественно, что тот не сможет отличить их от истинных.

Рейн решил не акцентировать внимание на том, что чтение мыслей без согласия даже в Асуре вне закона.

– Сянь? – переспросил он.

– Так во времена основания Асуры называли нас, обладающих магической энергией, или, как говорили сами сянь, жизненной силой. – Рейн ощутил поток сознания своего учителя, который подошёл и с поклоном остановился напротив Ясуо. – Сейчас это слово больше не используют. Оно ушло из языка вместе с ними.

– Тинджол, – в ответ поприветствовал его старейшина, развеивая магию в своих глазах и тут же пряча их за обвисшими морщинистыми веками.

– И что стало с этими сянь? – снова спросил Рейн, по очереди посмотрев на учителей.

– Они первыми сплотились в Улье и заложили святыню во славу тех, чьей божественной власти подчинялись. Монахи-чтецы, основавшие здесь наш храм, заметили некоторые отличия в образе мыслей сянь и сочли их богов демонами. У веры всегда есть исток: традиции общества или случай, но у них его не было. Они все просто уверовали без каких-либо на то причин, – ответил Ясуо, всё ещё держа глаза закрытыми, но оставалось ощущение, что он так и не сказал главного, пока его тонкие сухие губы снова не шевельнулись: – Тебе стоит быть внимательнее с братом. С ним что-то не так.

В тот же момент Макс отразил несколько напористых атак и изловчился проскользнуть за спину соперника.

– Он делает успехи, – маскируя насмешку удивлением, согласился Рейн. – Это на него не похоже. Здесь действительно что-то не вяжется.

Тинджол лёгким движением руки, с которой соскользнул широкий рукав монашеской одежды, оголяя плотный слой татуировок, пригласил его приступить к тренировке.

– Пойдём.

Занимая свободный участок на плацу, Рейн всё-таки спросил:

– Что это была за чушь про демонов?

– Не думаю, что дело в демонах. Твой брат изменился, когда лишился крыльев. И не стоит воспринимать слова старейшины Ясуо буквально. Он стар. Его разум сгущает краски, – ответил Тинджол, если можно было так выразиться, потому что рта он не открывал с самого первого дня их занятий. – Начнём тренировку.

Рейн выбрал Тинджола, закрыв глаза на его поднебесные расценки, потому что тот родился в стенах храма и к тридцати годам прошёл обучение у всех учителей в братстве, но главное – он был настолько силён, что Рейн не знал никого среди магов, кто мог бы ему противостоять.