Никогда не говори «никогда»

Но вот однажды я встретила ЕГО. Такой «эльгрековский» тип: высокий и худой, лицо вытянутое, уголки глаз, бровей, губ чуть опущены, длинные черные волосы зачёсаны назад. Видно, что в жизни больше привык к потерям, чем к удачам. ОН сразу мне понравился, впоследствии оказалось, ОН нравился почти всем, но был давно женат. Потом с полгода мы не виделись, за это время вся моя жизнь покатилась под горку. А теперь ОН пять дней в неделю со мной с девяти до семнадцати тридцати, водит наш издательский Фольсваген. ОН тот, кто мне нужен.

Мы приехали в Деревню, и ОН уезжал только на следующий день. Садимся ужинать, немного выпиваем, а я все думаю, как к НЕМУ подойти. ОН не даёт никакого повода, как всегда, доброжелателен и услужлив, называет меня по имени-отчеству, на Вы, дистанция огромная, а времени совсем не остаётся, уже за полночь. Как же с НИМ сблизиться? Наконец, будь что будет, я решаюсь: «Ты поспишь со мной?». Лёгкая пауза, и ОН без всякого смущения отвечает: «Да. Конечно. Я не против».

Уф! Мы в постели, но как всё сложно! Видно, за эти месяцы тоски, обид, баталий я полностью вышла из строя. Ничего не чувствую, как под наркозом. А ОН так старается, чтобы мне было хорошо, так нежен, так раскован! Постепенно оттаиваю и завожусь. Какой чудный, какой свободный, заботливый! А самое замечательное – всё время смотрит на моё лицо, просто глаз не сводит. Такое редко встретишь, мужчины вечно заняты собой. А ОН глазами впитывает мои эмоции и загорается от них. Час сна – и мы снова в объятьях друг друга. Руки, губы живут своей жизнью, они сами знают, что надо делать. Молю, чтобы это подольше не кончалось! Потом ОН мне скажет: «Ты не думай, это было нужно не только тебе. Я уже стал сомневаться в своих возможностях».

ОН уехал, а мир вокруг меня чуточку переменился. Хожу и улыбаюсь, всех этим удивляя, ведь ещё недавно мои глаза были в постоянной готовности точить слёзы. Конечно, они и сейчас на это настроены, но реже, а слёзы не такие горькие. Мысли нет-нет, да и собьются с привычной траектории на новую. Теперь ОН становится объектом мечтаний и переживаний. Нравлюсь ли я ЕМУ, захочет ли еще встречаться, как совмещать рабочие отношения и личные? Потом это станет даже нашей фишкой: «А ты прикажи, тогда я буду это делать», – это ЕГО реплика. «Так, в субботу корпоративный культпоход на концерт, будешь ты и я», – это моя придумка.

«Я неплохо справляюсь с двойной ролью, я ведь тебя не подвожу?», – очень серьёзен и добавляет: «Не беспокойся, я никогда не воспользуюсь своим положением, ты можешь ничего не опасаться».

В очередной раз мы едем с НИМ в Деревню. Уже по дороге спрашиваю: «Ты ведь сможешь задержаться у меня до завтра?» Немедленный ответ: «Это исключено, жена очень ревнива, будет скандал». Так, приехали… Получила, что хотела. Сижу молчу. ОН нервничает: «Надо было заранее предупредить, я бы её подготовил». Молчу, обдумываю ситуацию. Конечно, нужно было договориться, но я боялась, что ему это – лишние хлопоты. Боялась, что он откажется, да ещё и аргументы представит.

Кстати, у меня тоже есть аргумент: «Скажи, если бы между нами ничего не было, ты бы тоже сказал „Это исключено“? Мне с тобой нужно всё заранее обговаривать, не допуская ни шага в сторону?». ОН очень огорчён, но продолжает твердить своё: «В следующий раз проблем не будет, но сегодня я должен сразу ехать назад».

В следующий раз проблем, действительно, не было. ОН остался, и всё получилось так здорово! «Сколько тебе лет, слышишь?» – он удивлённо улыбается, видимо, выражение моего лица ещё то…

Мы решили, мы вместе решили, что никогда (никогда не говори «никогда», – это ЕГО реплика) наши отношения не разрушат ЕГО семью. Особенно это было важно мне, я только что пережила подобный кошмар и не хотела никому причинять страдания, через которые все ещё продолжала проходить.

Но теперь, уезжаю в Деревню, я больше думала о том, как ОН приедет ко мне, как мы сможем, ни от кого не таясь, хотя бы сутки быть вместе. Я мечтала проснуться утром и увидеть ЕГО чёрные волосы на моей подушке, безмятежное лицо, всегда обращённое вверх. У НЕГО – моя привычка: обнять подушку со всех сторон, соорудить из неё нечто вроде большого воротника и угнездиться в нём, спрятав руки вовнутрь.

«Мне так нравится видеть тебя в своей постели, – говорю я утром, заметив, что ОН проснулся, – а то всякое бывало… Так молотком бы и треснула!».

«Все молотки срочно убираем», – ОН смеётся, но суровую картинку запоминает, потом не раз спрашивает: «Ну как, пока ещё молотком не хочется?»

Явление первое

Это случилось ночью, часа в два. Я спала в своей, как одна моя знакомая называет, девичьей, и ещё до стука в окно почувствовала, что он где-то рядом. Стояли белые ночи, и хотя на Псковщине не так светло, всё же был виден силуэт за занавеской.

«К тебе можно?» – голос неуверенный, с хрипотцой.

«Заходи, я сейчас открою», – иду через анфиладу дверей и открываю ту, что выходит в сад.

«Разреши войти?» – вопрос праздный, потому что он уже здесь и идёт за мной следом. Я к столу: «Садись. Что-то случилось?»

Он прямиком в спальню: «Можно я лягу? Мне что-то плохо…». Хочу предложить ему диван, но он направляется к кровати и ложится там, где спал всегда.

«Ты бы разделся, что ли…» – говорю я, а сама думаю, зачем мне это? Особенно теперь, когда всё так изменилось.

«Конечно, конечно» – быстро скидывает с себя одежду и забирается под одеяло.

Ложусь рядом, на самый край, запеленавшись в рубашку. Тут же мощный рывок – и я уже сверху, а его руки, мужицкие, шершавые, столько лет знакомые, обхватывают спину как-то разом: от затылка до самых ног: «Не могу больше, хочу, чтобы было так, как раньше. Устал жить в этом дурдоме!» И потом, целуя вскользь, но сжимая всё крепче, повторяет: «Я так соскучился, хочу к тебе, хочу нормальной жизни».

За шесть лет до этого

«Ты скоро уедешь?», – он расстроен и подавлен.

«Да, пора в Питер. Мне с тобой очень хорошо, у меня никогда еще не было такого прекрасного лета, но за дела пора браться», – мне жаль его, но всё кончилось.

«Я боюсь тебя потерять, что мне сделать, чтобы быть с тобой?» – у него почти слёзы на глазах.

«Прости, но я не могу тебя взять с собой, ты много пьёшь, вряд ли кто поймёт мой выбор».

«Я не хочу с тобой расставаться, я хочу бросить пить, я болен. Пожалуйста, вылечи меня».

Мы уехали в Питер, ходили по ресторанам, на концерты. Я купила ему многозарядное ружье, это я-то, противница всякого насилия! Тёплая куртка, ботинки-вездеходы, рыбацкое и охотничье, – он преображался на глазах. Потом пошли к знакомому врачу Пал Санычу, сделали химзащиту. Мои приняли его хорошо, всем он понравился: добрый, простой, скромный.

«Я охотник, мне нужна собака, лучше лайка, а ещё лучше – карело-финская лайка» – это уже просьба.

В Питерском охотобществе с сожалением отдали рыжего щенка с родословной. Мы назвали его Лаки – счастливчик.

«Нам нужна машина, проходимая, чтобы ездить по лесу, на рыбалку и на охоту».

У моего приятеля, автогонщика Саши оказался лишний УАЗик. Его и купили не торгуясь, особенно после того, как Саша въехал на нём с берега залива вверх по лестнице прямо к гостинице «Прибалтийская». Символичным был цвет с названием «Зелёный сад».

«Ерунда, все образуется, помиритесь». Я глажу его по голове и плечам, а он, большой и сильный, что-то лепечет про какие-то обои, тросик. По ходу дела выстраивается такая картина.

Вечером он со своей голубоглазой и её братом ехали со смотрин, для брата невесту сватали. Жаркий день, невеста на славу угостила, обратно едут разморённые, а тут – я на дороге.

«Ну да, ты остановился и спросил, не надо ли подвезти, а я сказала, что с Лачиком гуляю, чего мне ехать?». На самом деле я издалека мотор нашего УАЗика услышала и обернулась. А Лачик, умный и гордый, сделал вид, что чужая машина, и сиганул в кусты. Я стояла как деревянная, но потом ближе подошла и вижу – она отодвигается, чтобы мне место освободить.

«А я сказала: езжайте, я с собакой гуляю. Вы дальше поехали. И что?»

«Так она меня тут же пилить принялась, зачем я предложил тебя подвезти. У Надиного дома, вдруг раз – машина встала. Пока разбирался, что к чему, она всё мне зудела, что я тебя люблю, раз остановился. И зачем ты не села! Лучше б села, она бы при тебе не стала… Ну, и довела она меня! Я ей велел проваливать, она пошла за вещами. Мы с Серёгой тросик зажигания прилаживаем, уже всё починили, а её нет и нет. Пошёл я следом, думаю, что-то неладно. А она, б… дь, уже все обои в кухне оборвала, всё, как кошка, спустила».

«Ну, она их сама покупала, сама клеила, сама и оборвала».

«А за что, не могу понять?! За то, что я тебя подвезти предложил?!» – опять то ли кричит, то ли рыдает. Чувствую, что неприятное впереди: «А ты что?»

«Я ей по морде как заехал, она затылком об стену. Думаю, забил, худая она очень стала, лёгкая, как куропатка. Так нет, встаёт и опять за остатки обоев, да ещё кричит: мол, сегодня же тебе изменю. Тут я её как начал метелить, она только по кухне летала».

«Так ты что, её совсем, что ли?» – я в ужасе обмираю.

«Не, очухалась, отвёз со шмотками в Пушгорики. Всё, хватит, нету моего терпения! День и ночь про тебя мне жужжит, телевизор перекрывает. Я – на балкон, она продолжает сама с собой, психопатка».

И вдруг, развернувшись и глядя прямо в глаза: «Как мы с тобой жили, как жили! Что же случилось? Что я наделал?!».

За пять лет до этого

На новый год я приезжаю в Деревню. Любовь, любовь… от неё даже снег растаял, и из-под него показались фиалки. Прямо сказка «Двенадцать месяцев»

Весной закладываем сад, грядки, парники, клумбы. «Грядки мои, а к цветочкам я не притиснусь, – говорит он, – от них никакой пользы». Потом всё изменится, на грядки станет наплевать, зато розы, лужайки станут его стихией. Приеду весной – такая красота! По утрам хожу кругами по саду, гляжу и не могу наглядеться. В конце концов, встречаюсь с ним, он тоже ищет меня, уже два раза все обошёл и хочет чаю, потому как встал рано, до рассвета, и колол дрова, но видел, что расцвёл волчник, а по листьям примул ползают дурковатые после зимы пчёлы. Мы идём в дом, пьём чай, и солнце светит во все окна, и впереди такая долгая летняя жизнь, наполненная чудесными заботами, самыми радостными на свете, которые и заботами-то не назовёшь, а назовёшь просто – счастьем.

«Прости ты меня, давай начнём заново. Я хочу жить с тобой, с Лачиком, садик наш растить, ведь это всё моё, родное, тут всё моими руками сделано, это мой дом…» – обнимает горячими руками, сам тоже весь горит. И целует, целует.

«Неправда, ничего не получится…» – думаю я, а вслух говорю: «Что ж, давай попробуем. Ложись, спи». Какое там «спи»…

Под утро слышу, ходит.

«Ты чего?» – спрашиваю.

«У тебя выпить есть?»

«В холодильнике полбутылки водки», – встаю, достаю закуску.

«А ты со мной?»

Я водку не пью, открываю начатый коньяк, наливаю себе рюмочку. Сидим, как будто не уходил он от меня, как будто я не рыдала, не жгла вещи, не выла от одиночества и обиды. Сидим рядышком, мирно чокаясь и закусывая цыплёнком.

Так прошло три дня, мы ловили рыбу какими-то бреднями, он жарил мне карасей в сметане, кормил меня с ложечки, мы понемножку выпивали, потом он мыл посуду, потом мы шли в постель, опять пили, ели… Совсем перепутали день с ночью, его тётка приходила к нам, что-то рассказывала, мы с кровати ее слушали.

На четвёртый день он уехал на рыбалку со Славиком и пропал. Кто-то говорил, что они в кусты заехали и руль сломали. Потом пошли известия, что они в Кудеверщине, гуляют у друзей-приятелей. Потом Славик дома объявился, а про него ничего не знал, да и про себя мало помнил. А потом я уехала в Питер, оставив его вещи на веранде – вдруг объявится. Позвонила ему на мобильный. «У меня все в порядке, я в отходняке, у Галюни, она меня забрала, она заботится обо мне, я её люблю», – разговаривает с трудом, но последнюю фразу говорит явно для неё. Иначе нельзя, могут и выгнать за этот звонок.