Лицо галериста не выражало никаких чувств, помимо совершенного безразличия. Аккуратно подстриженные бакенбарды обрамляли розовое лицо; даже в тот момент, когда Рихтер назвал его спекулянтом картинами, это лицо не изменило выражения. Галерист приветствовал Рихтера, приподняв бокал.

– Как понял, вы не одобряете торговли картинами. К сожалению, некоторые люди до сих пор не понимают современное искусство.

– Не сомневаюсь, – сказал Марк Рихтер.

– Будем считать, что наша первая встреча была неудачной. Итак, за вторичное знакомство! – и галерист пригубил шампанское. – Между прочим, ваш брат, Роман Рихтер, критических взглядов на авангард не разделяет. Деловой партнер.

И поскольку ошеломленный собеседник ничего на это не сказал, Алистер Балтимор добавил:

– Адмирал просил меня консультировать вас в деле вашего брата.

Он уже повернулся спиной, когда Рихтер догнал галериста, спросил:

– Вы знаете, что с ним?

– Полагаю, будет случай говорить подробно. – И, уже окончательно уходя, галерист уронил: – Вы не знакомы с Жанной Рамбуйе?

Кто же не знает салон Рамбуйе, в котором взрастили интеллектуалов семнадцатого века? Существует ли салон до сих пор, неведомо, но фамилия Рамбуйе неотделима от истории Франции; впрочем, облик красавицы Жанны выдавал восточное происхождение. Была рождена будто бы в Сибири; плоское лицо с раскосыми глазами могло напомнить и о Корее, и о Бурятии; воображению западного мужчины облик представлялся сказочным. Когда приехала в Европу, документов не существовало, жила без паспорта, состояла в браке сразу с тремя мужчинами в разных городах. Браки совмещались, чередовались: Жанна поднималась по социальной лестнице.

Чистоплюи скажут, что это некрасиво. Полноте! А как же леди Гамильтон или мисс Симпсон? Уж если английскому монарху не претит союз с подобной дамой, почему же прошлое любвеобильной женщины должно препятствовать союзу с французским бароном или с английским лордом? Позвольте быть точным: ежеминутно нам предъявляют десятки биографий, к которым понятия хрестоматийной нравственности неприменимы. Вот, скажем, Люся Свистоплясова: кто не помнит бойкую Люсю, отплясывающую на концерте рок-группы «Тупые» топлесс? Некогда бойкая барышня уже давно замужем за президентом российской корпорации, и вряд ли сыщется нахал, фамильярно именующий ее Люсей. Уважаемая Людмила Васильевна, и никак иначе! Попробуйте пробиться через тройной ряд охраны к особняку Свистоплясовой и ее августейшего супруга, а если пробьетесь, тогда и высказывайте мнение. Все зависит от последней ступени, на которой даме удалось закрепиться.

Жанну называли на французский манер «мадам Рамбуйе», а сэр Джошуа Черч, адмирал, именовал ее Сибирской королевой. В этом определении адмирал не был оригинален: не столь давно королева Великобритании ввела в палату лордов российского олигарха, снабдив его титулом лорда Сибирского. Очаровательный британский юмор.

Гибкая, в обтягивающем серебристом платье – ее несло дуновение Зефира, и счастлив был тот, к кому ветер подносил даму. Официанты принимали из рук ее опустевшие бокалы, наполняли новые; собеседники менялись один за другим, и каждый чувствовал себя награжденным обществом прелестной Жанны.

Жанна Рамбуйе была экспортным вариантом Наталии Мамоновой, но положение Жанны было куда прочнее, и круг общения более значим. Было, конечно, и в жизни мадам Рамбуйе время поездок по отелям с акварелистами, но те мятежные годы в прошлом, а ведь Жанна еще свежа. Мамонова, коей перевалило за пятьдесят, могла претендовать на сравнение со спелой дыней, вкус которой недурен, но плод начал подгнивать.

Если Наталия Мамонова достигла в своих разысканиях отельных забав с акварелистом, то Жанна Рамбуйе (по слухам, которые и она, и ее супруг тщательно поддерживали) добилась благосклонности миллиардера, коллекционера авангарда; судя по всему, супруг Жанны был не ревнив. В условном соревновании Жанны и Наталии (в реальности соревнование невозможно, но вообразить можно все) существенную роль играло то, кто именно прикрывал тылы дамы. В боевых действиях армий много значит обоз и военная промышленность. Как прикажете воевать, если заводы стоят, а продовольствия совсем нет? Допустим, Украине вооружение, деньги и инструктаж будет посылать Америка, а вот Наталии Мамоновой – Пентагон ничего посылать не собирался. Тылом Наталии служил никчемный Паша Пешков, подобранный по случаю: при таком снабжении не развернешь войсковые дислокации. Жанну же прикрывал аристократ Рамбуйе, наделенный парижской квартирой и десятью поколениями предков.

В стенах Камберленд-колледжа про всякого члена братства имеется пикантная история. Все знали, как элегантно Астольф Рамбуйе завершил отношения со своим отцом: перевел недвижимость на себя, чтобы не платить налог за наследство; отцу предоставил место в загородном доме для престарелых. Качество богадельни не соответствовало первоначальным планам; комнату пациент делил с паралитиком, ходившим под себя, срок дожития свелся к трем месяцам; впрочем, за каждый из этих месяцев Астольф Рамбуйе расплатился аккуратно. Колледж не стал бы краснеть за своего феллоу.

Каков род занятий у мсье Рамбуйе, помимо трюков с недвижимостью, не уточняли. Диссертацию ученый ворон посвятил сравнительному анализу трудов де Токвилля и де Кюстина. Два аристократа времен Наполеона Третьего предприняли поездки в Россию и в Америку, чтобы сравнить потомственный феодализм и представительскую демократию – и нашли удовлетворяющий всех рецепт! Если хотите узнать, какой именно, то милости просим в библиотеку. Сам Астольф Рамбуйе содержание своей книги не знал: труд создавался в соавторстве со Стивеном Блекфилдом и Адамом Медным. Став авторитетом в демократической риторике, мсье Рамбуйе попал в одну из межправительственных организаций Брюсселя, названий которых никто не помнит. Сам аристократ, если спрашивали, разводил руками: мол, эти евро-канцелярии, кто ж их разберет? Бумажку туда, бумажку сюда… Туда надо беженцев послать, оттуда выслать. Рутина. Брюссельских бюрократов в Британии не уважают, но Рамбуйе был своим, питомцем колледжа.

Стоило обозреть зал, и фраза адмирала об общей семье получала наглядную иллюстрацию. Здесь любой был отмечен печатью причастности к братству и общей вере – куда бы ни повернула его стезя. Так ли важно, какой именно пост сегодня занимает человек – важно, что его выковали в кузнице элит.

Астольф Рамбуйе прогуливался по ризнице со швейцарским послом в Британии, Клодом Пуссье. Колледж, основанный кровавым лордом Камберлендом, породнил французского аристократа и швейцарского республиканца – и разве только их? Вот германский промышленник фон Крок, выпускник колледжа – что знаем мы о его доходах? Но собеседник у него – тихий гебраист Теодор Диркс.

Вот Жанна Рамбуйе разговорилась с лордом Вульфсбери, выпускником колледжа. Лорд Вульфсбери успел побывать президентом «Сотбис», главным редактором «Таймс», министром культуры (в терминологии Британии – Chairman of Art Council), сейчас состоял членом кабинета премьера Джонсона – лорд был приговорен занимать тот или иной пост. Вот величественно продефилировал бывший губернатор Гибралтара, бывший посол в Германии, бессменный экономический консультант правительства – сэр Фредерик Райберн. Полюбуйтесь силуэтом – мантия колледжа, врученная ему однажды, развевается за сэром Фредериком, как боевой плащ его предков в битве при Азенкуре. Где сэр Фредерик служит и кого консультирует лорд Вульфсбери – неважно: важно, что они всегда будут консультировать и советовать. Будет ли это российский Альфа-банк или британский банк «Ллойд», будет ли это французская нефтяная компания «Элф» или российский «Газпром», расположится ли головной офис в Сингапуре или в Астане, но будьте уверены, в любом из этих мест непременно всплывет сэр Фредерик или лорд Вульфсбери. Если некий джентльмен перестанет быть премьер-министром Великобритании, он немедленно станет решать судьбу Тайваня, хотя ни о китайской, ни о британской культуре не имеет никакого понятия. По сути, принцип трудоустройства элит в обществе Запада тождественен советскому понятию «номенклатура», но скреплен вековыми феодальными традициями.

Лорд Вульфсбери, как старший в роду, унаследовал все поместья, все земли и акции, а также кресло в палате лордов; тогда как его младший брат не получил ничего – соответственно, в орбиту номенклатуры попал старший брат-лорд, а младший стал учителем в Шотландии, и его приглашают на рождественскую индейку. Семья Оксфорда демократична – принимает «достойных», вековые традиции помогают фильтровать и отсеивать ненужных. Как выразился один социалист: «Все люди равны, но некоторые равнее других»; сообразно этому закону, все достойны знаний, но некоторые достойны конвертировать знания во власть.

Неужели можно обойти вниманием служителя правосудия, одного из столпов Высокого суда Британии, сэра Николаса Тузпик, – он изучал право в Камберленд-колледже! Если в стране имеется демократия, то лишь потому, что такие люди, как Тузпик, неустанно бдят о правах граждан. И кому же мы должны сказать спасибо за все эти блага? Нашей общей церкви – Камберленд-колледжу!

Мы совершим ошибку, если не отметим гражданственных героев: они тоже здесь. Вот правозащитник Джабраил Тохтамышев и его супруга. Он, уроженец Казахстана, посланный некогда в Оксфорд богатой родней, сегодня борется с режимом Назарбаева и с путинской администрацией, поддерживающей этот режим. Вы не читали статей Тохтамышева? Ознакомьтесь – гневная отповедь тоталитаризму. А вот его собеседник – Вадим Прокрустов, российский телеведущий и, как поговаривают, будущий депутат Государственной Думы. А вы как думали? Вот из таких, отшлифованных Камберлендом ученых формируются и bad guys, и good guys. Оба джентльмена получили образование в Оксфордском университете, их связь прочнее, нежели политические условности. Могло ведь сложиться совсем наоборот: Тохтамышев обслуживал бы режимы, а Прокрустов протестовал бы против таковых. Так ли важны сменяемые кадры реальности?

Жанна Рамбуйе серебряной змеей скользнула к Рихтеру.

– Хотите со мной познакомиться? Мне рассказал про вас адмирал. Собираетесь в Москву? Отправимся вместе, приедем к началу военных действий. Сегодня все говорят о войне.

И Жанна Рамбуйе, выполняя ритуальное перемещение в кругу посвященных, перешла в круг сэра Фредерика, где обсуждали будущую войну России с Украиной. Мнения разделились. Это, разумеется, нонсенс, людоед не решится. Ах, в этих снегах возможно все! Монстр непредсказуем! Напротив, он чрезвычайно рационален и всецело зависит от бизнеса. Шампанское пузырилось, и реплики булькали.

– Скажу по секрету, война начнется через месяц, – сэр Фредерик вещал раскатисто.

– Никому ни слова, но уверена, вы шутите, Фредерик!

– Уверен, Вульфсбери, вас шторм не коснется, – рокотал сэр Фредерик.

– Что касается меня, я лег в дрейф. И держусь ближе к гавани.

– Иными словами – ближе к казначейству? Но и фунт может пострадать.

– И жизни людей под угрозой, – сказал правозащитник Тохтамышев, джентльмен повышенной гуманности.

– Жизни, разумеется, тоже имеют значение, – согласился лорд Вульфсбери, секретарь казначейства. Назначили его уже или нет, никто не знал; но дело решенное. – Да, люди. Хм, люди.

– Не представляю войны в двадцать первом веке!

Среди просвещенной публики принято было так говорить: не представляю, как убивать людей после полетов на Луну и открытия макдоналдсов.

– Поверьте, ничего оригинального; все как обычно. Пуля вылетает из ружья, летит, летит, летит – и раз! Прилетела! Прямо в живот! – палец игривого лорда пощекотал нежный живот сибирской красавицы. Немного фамильярно, но убедительная иллюстрация к серьезной теме!

– В живот?

– Именно в живот, моя прелесть. Вот как раз сюда. Итак, пуля входит в живот, разрывает кишечник, проходит сквозь надпочечник, ломает позвоночник… Вам дурно? Еще шампанского?

– Нет, я решительно отказываюсь от шампанского!

– Значит, сухой херес?

– Через месяц? – спросил Тохтамышев задумчиво. Он кое-что прикидывал и подсчитывал.

– Ровно через месяц и три недели начнут.

– Вы хорошо информированы.

– За это и ценим нашего Фредерика! Узнает курс фунта за неделю до меня, – хохотнул лорд Вульфсбери.

– У фунта нет курса, – сказал не то даосист, не то буддист, но уж во всяком случае знаток Востока Тохтамышев, – у фунта нет курса, но есть Путь!

– Так что все-таки с войной? Ваша честь, уверен, что Высокий суд обладает высокой степенью информации!

Сэр Николас Тузпик слишком ценил всякое произнесенное им слово, чтобы высказывать мнение. Жрец правосудия (стены священного братства поднимали ранг судьи до уровня епископа) редко говорит без особой надобности. Длинные молитвы, экстатические слезы, чтение требника – это для низших чинов церкви. Епископ благосклонно улыбнулся, бросил взгляд на часы: пора бы переходить к горячему. Наступала торжественная часть литургии.

– И все же, – не унимался Тохтамышев, – если все уже решено, то готова ли Украина?

– Ах, поинтересуйтесь у Блекфилда! Блекфилд, вы накоротке с военными: как там с оружием в Украине? Концерн Фишмана богатеет?

Стивен Блекфилд, профессор политологии, узкий, сухой, спокойный человек, принимал условности литургии и даже следовал им, но в Единого Бога почти не верил. По роду деятельности знал слишком многое, и это мешало искреннему поклонению. Церковное вино ценил, но, когда прочие братья молились, он лишь показательно шевелил губами, чтобы не отличаться от прочих.

– Меня интересует скучная статистика, – сказал британский политолог, – а на скрупулезный анализ уходят годы. Отвечу, когда война закончится.

– Помилуйте, это так просто, что даже скучно: газ! – Прокрустов подал голос; эти русские (пусть даже и члены братства) всегда желают перейти на ту тему, в которой у России есть бенефиции.

– Астольф, мой муж, уверяет, что многое зависит от газопровода.

– Прошу к столу!

Мастер колледжа, суровый сэр Джошуа Черч, адмирал королевского флота, подал сигнал к следующей фазе богослужения – надлежало отправиться в главный собор. Наступило время евхаристии.

Ученые вороны в черных мантиях, они же священнослужители храма Единого Бога, они же братья общей семьи fellowship, выстроились в длинную шеренгу попарно и чинно двинулись по направлению к главному собору. Там литургия вступала в свою торжественную фазу. Иные захватили с собой тонкие бокалы с недопитым шампанским, несли их бережно, словно свечи.

У самого выхода Марк Рихтер вновь столкнулся с капелланом.

– Бобслей, вы знаете картины про Страшный суд?

Бобслей раскрыл большие глаза еще шире.

Рихтер пояснил:

– Архангел Михаил взвешивает на весах воскрешенных. На одной чаше весов стоит грешник, на другой праведник. Грешников архангел посылает в ад, а праведников в рай.

– Так и будет, – подтвердил Бобслей.

– Знаете, в чем странность? И Рогир, и Мемлинг рисуют у грешников и у праведников одинаковые тела и одинаковые лица. Как может быть, что люди воскресают совершенно одинаковыми? Разве грех не налагает отпечатка?

– Иоанн Богослов считает, что люди после воскрешения получают тот же земной облик, что и Спаситель.

– То есть условный облик?

– Можно сказать так. Все мы – люди, и только люди.

– Одинаковые?

– Безусловно.

– Но как происходит распределение в ад и рай? Архангел взвешивает совершенно одинаковых людей. Весы Архангела различие устанавливают. Что если архангел выхватит из толпы сразу двух праведников? Или двух грешников? Что покажут весы?

– Весы сопоставят тяжесть грехов грешников и степень праведности праведников.

– Значит, один из грешников окажется в роли праведника по отношению к другому грешнику. И один праведник станет грешником по отношению к другому праведнику?

– Возможно.

– Скажем, предатель предает того, кто предал другого. Что покажут весы Архангела?

– Мы опоздаем, – сказал Бобслей, который любил хорошо покушать, – пора за стол.