Отзывы на книги автора «Людмила Улицкая»

Обожаю Улицкую. Умный человек и мудрая женщина.

Я вообще-то не знаю, что писать. Потому что прихожу к выводу, что вообще непонятно, что писать о печатной драматургии. И тем более, скажем, о современной драматургии, потому что Чехов, Островский — они почему-то врезаются в тебя даже со страниц. А тут — ну что сказать. Ну — хорошо.

Самое смешное, что «Русское варенье» мне было неинтереснее всего читать, но при этом его очень сильно можно поставить, можно правильно чеховщину разыграть. Читать его скучно на самом деле, такая тягомотина включается ближе к середине, хоть плачь, потому что ну ты же знаешь, чем всё это закончится (хотя пуант в конце крутой, вот именно крутой); ты все ключи вставляешь во все замки, но так и остаешься, где был: ничего не открывается. Совсем другое дело будет на сцене, там ты с пропитанными текстом людьми взаимодействуешь, а не с буквами. Что-то щелкает, и ключ наконец до конца входит в паз, и что-то там внутри начинает поворачиваться.

«Семеро святых из деревни Брюхо» мне понравилась, но без предисловия и послесловия: первое — ни к чему, второе — портит настроение от пьесы. Но ей легче жить на бумаге, в ней есть конфликт. Ставь я её на сцене, я бы густо заливала всё трагедией, потому что для меня здесь это ключевая эмоция, как и почти во всём, что связано с юродивыми, советской властью и деревней.

«Мой внук Вениамин» — очень смешная пьеска. Её легко читать, её легко было бы смотреть. Она удобна в своем положении перевертыша: можно думать о серьезном, мотаясь в классических лабиринтах qui pro quo, а можно отдаться жизненной абсурдности и искреннему веселью. Типажи прекрасны, хотела бы я увидеть их на хорошей сцене.

Так что — да, но всё это нужно смотреть.

Я вообще-то не знаю, что писать. Потому что прихожу к выводу, что вообще непонятно, что писать о печатной драматургии. И тем более, скажем, о современной драматургии, потому что Чехов, Островский — они почему-то врезаются в тебя даже со страниц. А тут — ну что сказать. Ну — хорошо.

Самое смешное, что «Русское варенье» мне было неинтереснее всего читать, но при этом его очень сильно можно поставить, можно правильно чеховщину разыграть. Читать его скучно на самом деле, такая тягомотина включается ближе к середине, хоть плачь, потому что ну ты же знаешь, чем всё это закончится (хотя пуант в конце крутой, вот именно крутой); ты все ключи вставляешь во все замки, но так и остаешься, где был: ничего не открывается. Совсем другое дело будет на сцене, там ты с пропитанными текстом людьми взаимодействуешь, а не с буквами. Что-то щелкает, и ключ наконец до конца входит в паз, и что-то там внутри начинает поворачиваться.

«Семеро святых из деревни Брюхо» мне понравилась, но без предисловия и послесловия: первое — ни к чему, второе — портит настроение от пьесы. Но ей легче жить на бумаге, в ней есть конфликт. Ставь я её на сцене, я бы густо заливала всё трагедией, потому что для меня здесь это ключевая эмоция, как и почти во всём, что связано с юродивыми, советской властью и деревней.

«Мой внук Вениамин» — очень смешная пьеска. Её легко читать, её легко было бы смотреть. Она удобна в своем положении перевертыша: можно думать о серьезном, мотаясь в классических лабиринтах qui pro quo, а можно отдаться жизненной абсурдности и искреннему веселью. Типажи прекрасны, хотела бы я увидеть их на хорошей сцене.

Так что — да, но всё это нужно смотреть.

Я вообще-то не знаю, что писать. Потому что прихожу к выводу, что вообще непонятно, что писать о печатной драматургии. И тем более, скажем, о современной драматургии, потому что Чехов, Островский — они почему-то врезаются в тебя даже со страниц. А тут — ну что сказать. Ну — хорошо.

Самое смешное, что «Русское варенье» мне было неинтереснее всего читать, но при этом его очень сильно можно поставить, можно правильно чеховщину разыграть. Читать его скучно на самом деле, такая тягомотина включается ближе к середине, хоть плачь, потому что ну ты же знаешь, чем всё это закончится (хотя пуант в конце крутой, вот именно крутой); ты все ключи вставляешь во все замки, но так и остаешься, где был: ничего не открывается. Совсем другое дело будет на сцене, там ты с пропитанными текстом людьми взаимодействуешь, а не с буквами. Что-то щелкает, и ключ наконец до конца входит в паз, и что-то там внутри начинает поворачиваться.

«Семеро святых из деревни Брюхо» мне понравилась, но без предисловия и послесловия: первое — ни к чему, второе — портит настроение от пьесы. Но ей легче жить на бумаге, в ней есть конфликт. Ставь я её на сцене, я бы густо заливала всё трагедией, потому что для меня здесь это ключевая эмоция, как и почти во всём, что связано с юродивыми, советской властью и деревней.

«Мой внук Вениамин» — очень смешная пьеска. Её легко читать, её легко было бы смотреть. Она удобна в своем положении перевертыша: можно думать о серьезном, мотаясь в классических лабиринтах qui pro quo, а можно отдаться жизненной абсурдности и искреннему веселью. Типажи прекрасны, хотела бы я увидеть их на хорошей сцене.

Так что — да, но всё это нужно смотреть.

Я в прошлом году открыла для себя Людмилу Улицкую. "Зеленый шатер" меня покорил так, что я все книги автора добавила в избранное. "Бумажный шатер" состоит из отдельных историй и пьес. Не все пьесы мне понравились (но тут больше вопрос ко мне, не к Людмиле Евгеньевне. Большое количество героев в маленьком произведении затрудняют восприятие, плюс форма пьесы непривычна для чтения.) Из всей книги больше всего понравилась история при сестричек либерти. Очень яркие образы и необычный сюжет с очень понятной моралью.

Ничего не поняла в финале. И в целом рассказ утомил отсутствующим сюжетом

История Тани Колывановой происходит в 50-е годы двадцатого столетия. Как раз в это время в Советском Союзе был выпущен приказ министра просвещения о совместном обучении в школах. Повествование начинается с волнующего 1 сентября, и кажется что общее обучение является отправной точкой, вокруг которой и будут разворачиваться события. Предвкушая основное явление школы – первую любовь, читатель не ошибается – почти все пятиклассники разбились на пары. Не останется в стороне и главная героиня – Таня Колыванова. Но кто её избранник?

Ведя плавное повествование, мягко цепляя одно действие за другое, Л.Улицкой удалось шокировать читателя неожиданным поворотом. Таня полюбила свою классную руководительницу…

Учительница немецкого языка. Приехав из другого мира в однотипный, стандартный Советский Союз, она оказалась в нём как будто случайно и весьма нелепо вписалась в понятие «советский педагог». Ничего не досталось ей в описание образа преподавателя, кроме умения держать взглядом – отнюдь не тёплым и душевным. А заграничный её внешний вид вызвал шок педсостава и онемение школьников.

Что из этого тронуло юную душу, какую форму обрела её любовь?
Девочка из неблагополучной семьи и ухоженная холодная женщина из Германии, вошедшая в мир тех, кого посещают первые чувства. Чистые, сильные и неясные, готовые на многое в своей детской преданности. Девочка, прикоснувшаяся к другому измерению, запаху красоты и достатка, поражённая до глубины души. Любила, ничего для себя не ожидая.

Отношения развиваются односторонне. Тане только бы видеть учительницу, всего лишь находиться неподалёку. Этого достаточно для счастья. Пылкая страсть подводит к идее – подарок. Цветы. Такие же богатые, дорогие, как прикосновение к манящему прекрасному миру, на которые она найдёт деньги во что бы то ни стало, даже если за чистоту чувств необходима грязная расплата собой. В её-то возрасте, в Советском союзе. Улицкая повторно разрушает стереотипы страны, в которой секса не было.

Счастливая Колыванова никогда не узнает о напрасных своих усилиях, о том, что радость подарка неделимая, принадлежит ей одной.… Как не узнает и не вспомнит о девочке женщина, вскорости покинувшая страну, уехав в мир новой роскоши, свежих измен, душевной убогости.

Атмосфера пронизана серостью и одиночеством. Здесь нет отношений, выводов, преображений главных героев. Они настолько недосягаемы друг друга, так сложно найти точку соприкосновения, что не было необходимости ни в одном диалоге между ними. Читатель как бы наблюдает за действием на сцене и делает выводы. Какие?

Может, о той любви, которой покорна любая душа, даже обделённая теплом, готовая на жертвы, исправно за них расплачиваясь, не требуя отдачи, не ожидая быть узнанной? Любовь без соприкосновения, счастливая чувствами издалека, никогда не познавшая настоящего душевного счастья и взаимности.