Первый звонок раздался в полночь. Настойчивый, пронзительный, вырвавший меня из зыбкого сна. Рука автоматически потянулась к телефону.
– Алло?
Молчание. Только странный шорох на другом конце линии и тяжёлое дыхание. Холодок пробежал по спине. Я нажала отбой, положила телефон обратно, но сон уже испарился. Взглянула на экран – номер скрыт. Случайность? Ошибка? Хотелось верить.
Утром следующий. Едва успела выйти из душа, как телефон снова ожил, требовательно вибрируя на тумбочке. И снова неизвестный номер.
– Алло? – повторила я, чувствуя, как неприятно сжимается желудок.
– Лучше отступись, – прошипел хриплый, намеренно искажённый голос. – Не лезь куда не следует, если не хочешь проблем.
Связь оборвалась раньше, чем я успела ответить. В этот момент мама заглянула в комнату:
– Что-то случилось? Ты побледнела.
Я рассказала о звонках. Её лицо посуровело, а морщинки возле глаз углубились.
– Начинается, – только и сказала она. – Я так и знала, что они не остановятся на достигнутом.
Весь день меня преследовало ощущение слежки. Казалось, за каждым поворотом, в каждом отражении витринных стёкол мелькал чей-то тёмный силуэт. Но, оборачиваясь, я видела только спешащих по своим делам прохожих, поглощённых собственными заботами.
К вечеру позвонила Катя, голос напряжённый, с нотками страха:
– Мам, можешь встретить меня у школы? Кажется… кажется, кто-то за мной наблюдает.
Сердце рухнуло куда-то вниз.
– Что значит наблюдает?
– Мужчина у забора, – её голос дрогнул. – Высокий, в тёмной куртке. Он смотрит на меня.
– Не выходи из школы! – я уже хватала ключи, на ходу натягивая пальто. – Я сейчас приеду. Оставайся с охранником.
Я мчалась на такси, проклиная каждый светофор. Внутри бушевал ураган – страх за дочь смешивался с яростью. До этого момента я думала, что их тактика запугивания направлена только на меня. Но вовлечь в это Катю… это переходило все границы…
Дочь ждала у поста охраны, бледная, с прижатым к груди рюкзаком. Увидев меня, бросилась навстречу с таким облегчением на лице, что сердце сжалось.
– Он ушёл, как только подъехало такси, – прошептала она, вцепившись в мою руку. – Но я его запомнила.
Дома я первым делом позвонила Илье.
– Это переходит все границы, – голос дрожал от сдерживаемой ярости. – Они запугивают Катю!
– Успокойтесь, Ольга Владимировна, – голос адвоката звучал твёрдо. – Именно этого они и добиваются – вывести вас из равновесия. Сделайте несколько вещей прямо сейчас: установите на телефоне приложение для записи звонков. Заведите дневник, где будете фиксировать все случаи преследования – дату, время, описание. Завтра подадим заявление в полицию.
– Думаете, в полиции помогут? – я не смогла скрыть скепсиса.
– Пока мы не попытаемся, не узнаем. Кроме того, сам факт обращения будет зафиксирован. Если ситуация обострится, эти заявления станут доказательством систематического преследования…
Как я и предположила, в полиции мое заявление приняли неохотно, но Илья сказал, что так надо, и я доверилась опытному в таких делах человеку. А вечером установила дополнительный замок на входную дверь – простая предосторожность, но она дарила хоть какое-то ощущение безопасности.
– Может, обзавестись газовым баллончиком? – предложила мама, наблюдая за моими приготовлениями. – Для самообороны.
Я покачала головой:
– Не думаю, что они зайдут так далеко. Это просто психологическое давление. Хотят, чтобы я сдалась, отозвала иск.
Но в глубине души я уже не была так уверена. Что-то в методичности их преследования, в холодной расчётливости заставляло думать, что они не остановятся на достигнутом.
Следующие три дня прошли в постоянном напряжении. Звонки продолжались – то молчание, то шёпот угроз. Приложение исправно записывало их, и я отправляла записи Илье. Однажды, выходя из офиса, я заметила того самого мужчину, которого описывала Катя. Он стоял через дорогу, делая вид, что изучает витрину магазина, но его взгляд был прикован ко мне. Я замерла, решая, что делать – подойти и потребовать объяснений или сделать вид, что не заметила. Выбрала второе. Сфотографировала его незаметно и тут же отправила снимок Илье с пометкой: «Кажется, это тот самый человек».
Спустя полчаса адвокат перезвонил:
– Это охранник из службы безопасности компании вашего мужа. Дмитрий Воронцов. Мои источники говорят, что он бывший сотрудник органов, с подмоченной репутацией. Идеальная кандидатура для грязной работы.
– Что мне делать, если он снова появится?
– Звоните в полицию. Немедленно. И мне тоже. Но не вступайте в контакт самостоятельно.
Я обещала, хотя внутри клокотала ярость. Что за игру затеял Андрей? Неужели он думает, что запугивание заставит меня отступить?
Мы установили дополнительные меры безопасности. Я начала провожать Катю до школы и встречать после, отменила все необязательные выходы из дома. Мама, несмотря на улучшение здоровья, тоже старалась не выходить в одиночку. Мы превратились в осаждённую крепость, но сдаваться не собирались.
В один из вечеров, когда тишину нарушали только тиканье часов и шелест страниц – мама читала, а я просматривала рабочие чертежи, – раздался звонок в дверь. Мы замерли. Было уже почти одиннадцать, слишком поздно для случайных визитов.
Я на цыпочках подошла к двери, посмотрела в глазок. Никого. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно в соседней квартире.
– Кто там? – спросила я, не снимая цепочку.
Тишина. Затем шорох, словно кто-то быстро отошёл от двери.
Утром обнаружила под ковриком конверт. Без подписи, без адреса. Внутри – фотография. Я у офиса Ильи, мы вместе выходим из здания. Снято с противоположной стороны улицы, издалека, но лица узнаваемы. На обороте надпись кривыми печатными буквами: «Мы знаем каждый твой шаг».
Я не стала показывать фотографию маме и Кате. Просто позвонила Илье, рассказала о находке.
– Я сейчас приеду, – голос адвоката звучал жёстко. – Это уже статья Уголовного кодекса – угрозы с целью отказа от правомерных действий. Сегодня же отправимся в полицию.
Спустя два часа мы сидели в кабинете следователя. Худощавый мужчина средних лет с усталыми глазами внимательно изучал наши материалы – записи звонков, фотографии, мой дневник происшествий.
– Понимаю ваше беспокойство, гражданка Морозова, – сказал он, закрывая папку. – Но пока здесь нет состава преступления. Фотография без явной угрозы, звонки… Да, они неприятные, но конкретных угроз жизни и здоровью не содержат.
Илья подался вперёд:
– Вы прекрасно понимаете, что это систематическое преследование. Запугивание с целью отказа от законных требований.
Следователь вздохнул:
– Я вас услышал. Ваше заявление мы примем, проведём проверку. Но будьте готовы, что результат может вас не удовлетворить.
– Они ничего не сделают, да? – спросила я Илью, когда мы сели в его машину.
– Сделают. В определённых пределах, – он завёл двигатель. – Но не ждите активных действий. Однако сам факт обращения важен. Если эскалация продолжится, каждое следующее заявление будет весомее.
По дороге домой я рассказала Илье о своих последних находках:
– Я проверила наш семейный альбом. Несколько фотографий пропали. Те, где я хорошо выгляжу. С отпуска, с конференции, где я получала награду. Как думаете, зачем?
Илья нахмурился:
– Готовит почву для заявлений о вашей «неадекватности». Без фотографий, где вы успешны и уравновешены, легче создать образ нервной, неуравновешенной женщины, от которой нужно «спасти» ребёнка.
Я поёжилась. Холодная расчётливость Андрея пугала больше, чем открытые угрозы.
Прошло ещё несколько дней. Звонки продолжались, но стали реже. Я старалась не обращать на них внимания, записывала и отправляла Илье, но не позволяла им управлять моей жизнью. Мы с Катей постепенно привыкали к новому распорядку – совместные поездки в школу и обратно, только по проверенным маршрутам, никаких незапланированных остановок.
И всё же каждый вечер, запирая двери и проверяя окна, я не могла отделаться от ощущения, что мы находимся под прицелом. Однажды ночью проснулась от странного шума – кто-то скребся у двери. Я замерла, прислушиваясь. Тишина, затем снова – тихий, методичный скрежет. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди.
Стараясь не шуметь, я подошла к двери. Глазок показывал только пустоту коридора. Скрежет прекратился. Я стояла, затаив дыхание, не зная, что делать – открыть и проверить или вызвать полицию. Затем вспомнила совет Ильи и решила перестраховаться. Набрала номер экстренной службы, прошептала о подозрительных звуках у двери. Оператор пообещал прислать патруль.
Патрульные на удивление приехали быстро, осмотрели площадку, но ничего не нашли. И всё же один из них, пожилой сержант с внимательными глазами, посоветовал:
– Установите камеру, гражданка. В наше время дешевле предотвратить, чем потом разбираться.
Утром я позвонила Илье, рассказала о ночном происшествии. Его реакция восхитила:
– Я уже договорился об установке. Сегодня приедут специалисты. Миниатюрная камера для вашей двери, запись на сервер, доступ через телефон. Всё в рамках программы защиты клиентов нашего бюро.
Камеру установили быстро и незаметно. Небольшое устройство почти сливалось с дверным косяком, но обзор был отличный – вся площадка как на ладони. Теперь я могла проверять, кто звонит в дверь, прямо с телефона.
Мама следила за процессом установки с одобрительным кивком:
– Давно пора. Будем знать, что за гости к нам наведываются по ночам. – Её спокойствие и практичность всегда удивляли меня.
И решение не заставило себя ждать. Через три дня после установки камеры, около двух часов ночи, телефон подал сигнал – движение у двери. Я открыла приложение и увидела её – Ирину. Уже заметно беременную, но узнаваемую. Она осторожно оглядывалась, затем наклонилась к дверному коврику и что-то положила. После чего быстро ушла, постоянно оглядываясь.
Я лежала, парализованная шоком. Значит, вот кто стоял за ночными визитами! Не какой-то нанятый головорез, а сама Ирина – будущая мать, женщина в положении.
Утром под ковриком обнаружилась странная коробочка. Внутри – мелкие куски изрезанных фотографий. Наших семейных фотографий. Сверху записка: «Это всё, что останется от твоей жизни».
Я не стала трогать коробку голыми руками, использовала пакет, чтобы сохранить возможные отпечатки. Немедленно позвонила Илье, затем в полицию. В этот раз у меня было неопровержимое доказательство.
Следователь, тот же усталый мужчина, что принимал нас раньше, просмотрел видео с камеры несколько раз.
– Чёткая съёмка, – заметил он. – Лицо хорошо видно. И да, это уже можно квалифицировать как угрозу.
– И что теперь? – спросила я, стараясь не выдать дрожь в голосе.
– Теперь мы можем вызвать её на допрос. Официально.
– Но она беременна, – неожиданно для себя отметила я.
Следователь смерил меня странным взглядом:
– Беременность не даёт права запугивать других людей, гражданка Морозова.
Я кивнула, ощущая странное смешение чувств. С одной стороны, удовлетворение оттого, что Ирина, наконец, получит по заслугам. С другой – тревога. Что, если она действительно нестабильна? Что, если этот допрос спровоцирует её на ещё более безрассудные действия?
– Вы можете обеспечить мою безопасность и безопасность моей семьи? – прямо спросила я. – Если она решит отомстить?
Следователь тяжело вздохнул:
– В рамках закона сделаем всё возможное. Но, если честно, наши возможности ограничены. Охрану мы предоставить не можем. Но, – он сделал паузу, – вы всегда можете подать заявление о выдаче защитного предписания. Это запретит ей приближаться к вам и вашему дому.
О проекте
О подписке
Другие проекты