Глава 4+

Офис адвоката находился в старинном особняке с лепниной на фасаде и массивной деревянной дверью. Я нервно одёрнула пиджак, проверила отражение в зеркальце мобильного – уставшие глаза, напряжённая складка между бровей, которой не было ещё несколько дней назад. Включая знание, что мой муж – предатель, живущий двойной жизнью.

Наташа, моя школьная подруга, сказала, что Илья Сергеевич Левин – лучший специалист по семейному праву в городе. «Акула, – сказала она, – но в хорошем смысле этого слова. Будет драться за каждую копейку, за каждый квадратный метр. И никаких сантиментов». Именно то, что мне нужно. Никаких сантиментов.

«Левин и партнеры» – гласила скромная табличка на двери. Я глубоко вдохнула и шагнула внутрь.

Приёмная оказалась неожиданно уютной. Тёплые тона, удобные кресла, тихая спокойная музыка. Девушка-секретарь с приветливой улыбкой проводила меня в кабинет.

Илья Сергеевич оказался совсем не таким, как я представляла «акулу юриспруденции». Никакого стального взгляда, резких, хищных движений или холодной усмешки. Передо мной сидел спокойный, основательный мужчина лет сорока пяти, с внимательными серыми глазами и аккуратно подстриженной каштановой бородой, в которой серебрились ранние нити седины.

– Ольга Владимировна, – он поднялся мне навстречу, жест рукой пригласил сесть. – Рад знакомству, хотя обстоятельства, конечно… Наталья рассказала о вашей ситуации в общих чертах. Но я бы хотел услышать всё от вас. В деталях.

Я кивнула, сглотнув внезапно образовавшийся в горле ком. Рассказывать снова, проговаривать вслух все детали предательства, лжи, унижения… Но это необходимо.

– Мой муж, – начала я, удивляясь твёрдости собственного голоса, – завёл вторую семью. У него роман с женщиной, которая на последних месяцах беременности. И ещё у неё сын от первого брака, подросток.

Илья Сергеевич кивнул, не выказывая ни удивления, ни осуждения. Просто факт, рабочая информация.

– Я узнала об этом случайно, несколько дней назад, – продолжила я, и в памяти снова всплыла картина: Андрей, Ирина и этот мальчик на противоположной стороне улицы. – После этого был… спор. Она явилась в наш дом, предложила «цивилизованно» обменяться квартирами. У неё однушка в старом районе, а наша – трёхкомнатная в новостройке.

Я заметила, как дёрнулась бровь адвоката. Первая эмоциональная реакция.

– Понимаю, – он сделал пометку в блокноте. – Квартира оформлена на кого?

– На мужа, – я напряглась, ожидая, что сейчас услышу неутешительный вердикт о моих шансах. – Но я вложила свои средства в первоначальный взнос. Продала свою долю в бабушкиной квартире. У меня сохранились документы.

Илья Сергеевич кивнул, записывая.

– Замечательно. Что ещё?

– Я занималась ремонтом, закупала материалы, мебель, – я открыла сумку и достала папку с документами. – Здесь все чеки, квитанции. И выписки с моего банковского счёта. Муж настоял, чтобы у меня был отдельный счёт для хозяйственных нужд, куда он перечислял деньги. Я всё сохранила.

Он внимательно пролистал бумаги, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на одобрение.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – сказал он. – Редкое качество в наше время.

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. Сколько лет прошло с тех пор, как кто-то отмечал мои личные качества, а не только навыки жены и матери?

– Я всегда считала, что порядок в документах – это порядок в голове, – ответила я, сама удивляясь внезапной уверенности в голосе. – Это помогает мне и в работе. Я архитектор в «АртСтрой», правда, сейчас работаю удалённо и на полставки – пришлось сократить нагрузку, когда мама заболела.

– Архитектор? – в голосе Ильи Сергеевича прозвучало неподдельное уважение. – Серьёзная профессия.

– Да, – я кивнула. – Руководство пошло мне навстречу, разрешило удалёнку и сокращённый график. Приходится совмещать проекты с уходом за мамой после инсульта.

– Это важно, Ольга Владимировна, – он снова что-то записал в блокноте. – То, что вы работаете и одновременно заботитесь о больной матери и дочери – это двойная нагрузка. И значительный вклад в семью, который суд обязательно учтёт при разделе имущества.

Я растерянно моргнула. Никогда не думала об этом в таких категориях. Для меня это всегда было просто… жизнью. Тем, что делаешь ради близких, не считая, не измеряя, не ожидая возврата инвестиций.

– Скажите, – он отложил ручку и посмотрел мне в глаза, – вы уверены, что хотите разводиться? Возможно, ваш муж раскаивается, и вы могли бы…

– Нет, – я оборвала его жёстче, чем собиралась. – Никакого примирения. Никогда.

Он внимательно посмотрел на меня, словно оценивая решимость, а затем кивнул:

– Хорошо. Тогда мы действуем. Вы готовы к длительной и, возможно, неприятной борьбе?

Я почувствовала, как внутри разливается холодная решимость. То же чувство, что охватило меня в то утро, когда я перебирала документы на кухне. Это было почти… приятно. Как будто в мой дремлющий мозг, наконец, поступил кислород, заставляя его работать на полную мощность.

– Готова, – ответила я, расправляя плечи. – Более чем.

– В таком случае давайте перейдём к конкретике, – он откинулся в кресле, сцепив пальцы. – Помимо квартиры, что ещё подлежит разделу? Дача? Машина? Вклады? Бизнес?

Я нахмурилась. Бизнес?

– У Андрея сеть магазинов сантехники, – медленно произнесла я. – Но я никогда не участвовала в управлении. Это только его дело.

– Когда было основано предприятие? – спросил Илья Сергеевич.

– Шесть лет назад. Мы уже были женаты.

– Значит, бизнес – совместно нажитое имущество, – он сделал ещё одну пометку. – Даже если вы не принимали непосредственного участия в управлении, создавалось оно в браке, и вы имеете право на половину его стоимости.

– Но я ничего не знаю о его финансах, – добавила я. – Он всегда держал это в секрете. Я даже не уверена, что смогу доказать…

– Для этого есть я, – спокойно перебил адвокат. – Мы подадим запрос в налоговую, в банки. Проведём оценку бизнеса. Если потребуется, привлечём аудиторов. Всё, что вам нужно – это решимость и терпение.

Решимость у меня была. А вот с терпением…

– Как долго это может продлиться? – спросила я, внезапно ощутив усталость. – Процесс?

– При худшем раскладе – год, полтора, – он говорил честно, без попыток смягчить реальность. – Если ваш муж будет сопротивляться, затягивать, скрывать активы. Но есть способы заставить его пойти на мировую гораздо быстрее.

– Какие? – я подалась вперёд.

– В вашем случае – очевидные, – в глазах Ильи Сергеевича мелькнул холодный огонёк. – Репутация. Для бизнесмена она критически важна. Скандальный развод, беременная любовница, двойная жизнь, обман семьи – не лучший фон для деловых переговоров, не так ли?

Я невольно содрогнулась. Это звучало… жестоко. По-деловому расчётливо. И всё же, разве Андрей не заслужил именно такого отношения? Разве не он первым перевёл нашу историю в плоскость расчёта и выгоды?

– Не пугайтесь, – мягко сказал Илья Сергеевич, заметив моё замешательство. – Мы не будем действовать грязными методами. Никаких угроз, шантажа или манипуляций. Просто дадим понять, что готовы идти до конца, со всеми вытекающими последствиями. И если он разумный человек, то предпочтёт компромисс.

Я кивнула, смутно представляя себе, как это будет выглядеть. Компромисс с человеком, который уже разрушил мою жизнь.

– Что насчёт дочери? – спросила я, переходя к тому, что беспокоило меня больше всего. – Катя категорически отказывается видеться с отцом. Называет его предателем. Но ей всего четырнадцать, и я не знаю, как суд…

– Суд обязательно учтёт мнение ребёнка её возраста, – серьёзно сказал адвокат. – Особенно если оно подкреплено заключением психолога. Я порекомендую хорошего детского психолога, специализирующегося на разводах. Не для терапии – для экспертизы, которую мы сможем представить в суде.

Я понимала, что это необходимо, но мысль о том, что Кате придётся снова и снова проговаривать свою боль, отвечать на вопросы чужих людей, рассказывать о предательстве отца… Это причиняло почти физическую боль.

– Это обязательно? – тихо спросила я. – Ей и так нелегко…

Илья Сергеевич посмотрел на меня с неожиданным сочувствием:

– К сожалению, да. Если мы хотим обеспечить ей возможность самой решать, видеться с отцом или нет. Иначе суд может обязать её к регулярным встречам, независимо от желания.

Я сглотнула. Нельзя допустить, чтобы Катю принуждали. Только не это.

– Хорошо, – наконец сказала я. – Дайте контакты специалиста.

Адвокат кивнул, выписывая информацию на листке бумаги.

– А теперь, – он поднял взгляд, – давайте обсудим финансовую сторону вопроса. Мои услуги…

Я напряглась. Вот она, главная проблема. Деньги. Точнее, их нехватка. После болезни мамы я всё ещё осваивалась с новой реальностью, где каждую копейку приходилось считать.

– Я должна предупредить, – начала я, стараясь говорить спокойно, – что сейчас моё материальное положение… нестабильно. Я работаю на полставке, большая часть зарплаты уходит на лечение мамы. И Андрей перестал давать деньги на содержание дочери, как только я отказалась менять квартиры.

К моему удивлению, лицо Ильи Сергеевича не изменилось. Никакого разочарования, пренебрежения или сомнения.

– Это именно то, чего я ожидал, – просто сказал он. – В таких случаях муж часто использует финансовое давление как метод принуждения к нужному ему решению. Неприятно, но предсказуемо.

Он помолчал, что-то обдумывая, а затем продолжил:

– У меня есть предложение. Мы можем договориться о поэтапной оплате. Минимальный аванс сейчас, остальное – после завершения процесса, в том числе из средств, которые мы отсудим. Это обычная практика для подобных случаев.

Я почувствовала, как напряжение, сковывавшее мои плечи, немного ослабло. Это было… неожиданно. Я приготовилась к отказу, к необходимости искать адвоката подешевле, не такого известного и успешного.

– Почему? – вырвалось у меня. – Почему вы готовы на такие условия?

Илья Сергеевич слегка улыбнулся. Не снисходительно, как улыбаются, совершая благотворительность, а… по-человечески. Просто и открыто.

– Потому что ваше дело выигрышное, – сказал он. – И интересное. Я вижу, что вы настроены решительно. Что у вас есть доказательства вашего вклада. И что ваш муж совершил ошибку, недооценив вас.

Он сделал паузу, а затем добавил чуть тише:

– И ещё потому, что справедливость иногда должна побеждать. Даже если для этого требуется небольшая отсрочка оплаты.

Что-то в его тоне, в его взгляде подсказывало, что за этими словами стоит собственная история. Может быть, он тоже когда-то был предан? Или видел, как предавали близких?

Я протянула руку, не совсем понимая, почему делаю это:

– Спасибо. Я… ценю ваш подход.

Его рукопожатие было твёрдым, уверенным. Ладонь сухая и тёплая – рука человека, который знает, что делает.

– Не благодарите раньше времени, – он улыбнулся, но глаза остались серьёзными. – Нам предстоит нелёгкий путь. Но я обещаю – мы будем бороться за каждый шаг, за каждое право. Ваше и вашей дочери.

Мы ещё долго обсуждали детали – какие документы собрать, что говорить Андрею, если он попытается связаться напрямую, как вести себя, если снова появится Ирина… Илья Сергеевич был методичен, тщателен, предусматривал все варианты.

Когда я, наконец, вышла из кабинета, на улице уже смеркалось. Я стояла на ступенях старинного особняка, глядя на зажигающиеся в окнах огни, и впервые за эти долгие дни чувствовала что-то, похожее на надежду.

Эта надежда не была яркой, ослепляющей. Скорее, тихой, упрямой, как первый росток, пробивающийся сквозь асфальт. Хрупкий, но несгибаемый.

Появилась почва под ногами. Опора. План. Илья Сергеевич с его спокойной уверенностью и профессионализмом словно дал мне карту местности, по которой предстояло идти – опасной, коварной, но всё же преодолимой.

Зазвонил телефон. «Мама» высветилось на экране.

– Да, мам?

– Оленька, как всё прошло? – голос матери звучал взволнованно. – Он взялся за дело?

– Да, – я невольно улыбнулась, ощущая, как груз последних недель становится чуть легче. – Он взялся. И знаешь что? Он считает, что у нас хорошие шансы.

– Конечно, хорошие! – возмущённо фыркнула мама. – Ты вложила в эту семью годы жизни, свою долю от бабушкиной квартиры, растила дочь, ухаживала за мной, не бросила работу. А он… Ну да ладно, что сделано, то сделано. Главное, что теперь у тебя есть поддержка. Профессиональная.

Я шла по вечерней улице, слушая мамин голос в трубке, наблюдая за спешащими по своим делам людьми, и думала: вот она, моя жизнь. Не идеальная, не такая, о какой мечтала, но моя. И никто – ни Андрей, ни его беременная Ирина – не имеют права отнимать у меня то, что я строила годами, что заслужила своим трудом, своей любовью, своей верностью.

Я чувствовала, как расправляются плечи, как распрямляется спина, как дыхание становится глубже, увереннее. Жизнь продолжалась. И в этой новой главе я больше не была беспомощной жертвой обстоятельств. Я была женщиной, готовой бороться за себя, за дочь, за своё будущее.