Не могу точно сказать, что я испытываю. Страх? Шок? Приступ паники? Ясно только одно: я слышу звон своих натянутых нервов. Плыву на грани комы. Сквозь отключку чувствую, как кто-то загребает меня мощными ручищами и несет в неизвестном направлении. Будто хищник в свое логово. Горячий, голодный, жадный.
В следующее мгновенье я уже лежу на чем-то твердом. Шубы на мне нет. Веки понемногу разлепляются, и по глазам бьет яркий свет кухонного спота. Глотком свежего воздуха и разрядом дефибриллятора прошивает меня компресс из промоченного холодной водой полотенца. Вздрогнув, подскакиваю на месте.
Удерживая свой вес на одном локте, быстро осматриваюсь. Я лежу на столе посреди кухни. Он у нас вместительный. Семья-то большая. Так что меня на нем целиком освежевать можно. Тем самым тесаком, что лежит возле широкой мужской руки.
Разглядываю проступающие вены, уходящие под плотные рукава теплого свитера. Крупные петли вязки, ромбовидный узор, квадратные пуговицы, горловину. Кадык, гладковыбритый подбородок, белозубый оскал, прямой нос, выразительные серые глаза под густыми бровями.
Опять начинаю видеть фейерверки. Голова идет кругом. Где-то в груди растет пустота.
Это не может быть он! Я просто перенервничала. Любого заглючит после экстремального перелета в метель. Я при посадке двенадцать раз с жизнью попрощалась.
Но все вокруг начинает проясняться. Я даже слышу, как тетя требует у Елки впустить ее на кухню. А моя дочь, заперев дверь, упрямо держит ее с той стороны и никого не впускает.
Неужели это не сон?
Опять падаю назад, но в этот раз мужской силуэт на рефлексе перемещается вдоль стола и успевает поймать мою голову своей рукой. Нависнув сверху, произносит знакомым голосом, пронизанным все той же бешеной энергетикой:
– Лида, ты меня пугаешь. Прекрати этот цирк.
Резко распахиваю глаза и смотрю в его напряженное лицо.
– Это всего лишь досадное недоразумение. Я не маньяк, не альфонс и тем более не педофил. С Елкой мы познакомились случайно.
В горле пересыхает от тревоги. Не имеет значения, как они познакомились. Важно, что теперь он о ней знает!
– Я просто завез сына своей секретарши в садик. А там она на нервяке. Слово за слово, и я уже в роли ее отца на утреннике. Потом выяснилось, что она голодная и собирается ехать домой на маршрутке. Я, как любой нормальный мужик, не мог позволить ребенку добираться домой общественным транспортом в одиночку. Решил для плюсика в карму завезти ее домой, заодно покормить. Но тут во всю эту сумасшедшую историю влезла твоя тетя Мотя. В общем, я рад бы свалить. Меня подруга ждет. Проблема в твоих родственниках, которые теперь уверены, что я настоящий отец Елки. Так уж вышло, что я тоже Михаил. Для тебя Майк, – опять улыбается, вкладываю в эту мимику весь свой шарм и самолюбование. – Сори, я отвлекся. Короче, я искренне извиняюсь, что обломал вам с Даниилом столь торжественный момент, но, надеюсь, вы с Елкой сможете объясниться перед вашими родными, и тогда я пошел.
Господи, что он несет? На торчка вроде непохож. Возмужал, посерьезнел. Вместо майки со скандальным принтом и косухи теперь модный свитер. Волосы, которые когда-то собирал в пучок, превратил в стильную стрижку. Серьги в ухе больше нет. И взгляд не такой дерзкий. Женился, что ли?
– Лида, скажи что-нибудь, – просит он хмурясь.
Но трудно на это отреагировать, когда язык к небу примерз.
– Воды, – вытаскиваю я из себя несколько звуков.
– Лимонад будешь? Вкусный, – предлагает он, приподнимая мою голову и поднося к губам стакан.
Я делаю один долгий глоток, не сводя взгляда с Майка Кайсарова. Странно он смотрит на меня. Совсем не так, как семь лет назад. Тогда он лишь делал вид, что сходит по мне с ума. А сейчас будто реальный интерес проснулся.
Конечно! Я же обрезала косу и стала красиво укладывать волосы. Избавилась от злополучной родинки на щеке. Сделала ринопластику и лазерную коррекцию зрения. Выровняла и отбелила зубы. Набрала еще двадцать килограммов к тем сорока, что весила тогда. Сменила гардероб и научилась пользоваться косметикой. Сейчас надо сильно постараться, чтобы увидеть в нынешней Лиде ту страшилу, которую все называли Монашкой. Увы, именно такой я была до перевода на заочку. Результатом воскресной школы, будь она неладна!
– Полегчало? – интересуется он, помогая мне сесть. – Лида, я правда не больной. Я всего лишь помог Елке не ударить в грязь лицом. Ты волнуешься, это понятно. Ты ее мать. Оберегаешь ее от всего, ведь отца-то у нее нет. И мне кажется, он был конченым дегенератом, раз ты решила воспитывать ее в одиночку. Но это не мое дело, и лезть в него я не собираюсь. Я просто хочу уже вернуться в свою привычную среду.
Ничего не понимаю! Он что, не догадывается, что Елка – его дочь? Или еще круче – не узнает меня?
– Вы можете идти, – произношу я, проверяя ответы на свои вопросы. – Я все улажу.
Кайсаров с улыбкой выдыхает и ставит стакан возле меня.
– Рад, что ты все поняла. Обещаю, больше вы меня не увидите.
– Дай-то бог.
Я уже отсчитываю секунды до его исчезновения из нашей жизни, но дверь открывается. Вбежавшая на кухню Елка хватает Майка за руку и отводит в сторону, обидчиво косясь на меня. Манит его ручкой наклониться и, подтянувшись на носках, что-то шепчет ему на ухо. Кажется, это что-то может мне сильно не понравиться…
– Мне не нравится этот прилизанный герой, – шепчет малявка мне на ухо.
Замечаю, что ее чертовски симпатичная и еще чертовищнее бабахнутая мама запекает нас косым взглядом на невидимом вертеле. По крайней мере, меня. Ревность – это зверь. А Лидин жест руками в воздухе, который символизирует ее фантазии о моем удушении, не сулит мне ничего хорошего. Пора уносить ноги.
– Слушай, – сажусь на корточки и беру Елку за ручки, – ты же его совсем не знаешь. Вам надо познакомиться, притереться. Видела, какая у него коробка в руках? С подарком прибыл.
– Ага, с селезнем сутулым, – бурчит упрямо.
– Не делай поспешных выводов. Что за манера? Меня ты тоже сначала послала в пешее э… далеко, в общем, – поправляю речь, опомнившись, что толкую с шестилетней мини-женщиной. – А сейчас мы команда.
– Он сказал, что я могу называть его папой. Совсем псих, – тем же шепотом ругается она. – Какой он папа? Даже роль нормально сыграть не может. Бездарь.
Я понимаю страдания Елки, сам отлечил дюжину ухажеров своей матери после ее развода с папашей. Некоторые из них, без сомнения, не имели серьезных намерений, но были и нормальные парни. Те, с кем у мамы могло что-то получиться. Каким же говнюком я был!
– Останься с нами на Новый год, – вдруг просит Елка. – Помоги мне разубедить маму выходить за этого фрукта.
У меня шары из орбит вылезают. Малявка-то не теряется. Если в кого-то вцепилась, то всю кровь выпьет.
– Дружочек, но ты же помнишь, что меня ждет девушка?
– Ты ее любишь? – еще более неожиданно спрашивает она.
– При чем тут это?
– Значит, не любишь. А то бы сразу ответил. Тогда зачем она тебе? Найдешь себе другую. Ты парень на твердую четверочку, шансы есть.
– Так…
– Тебе трудно, что ли? Говоришь, что мы команда, а сам собираешься меня кинуть. Чего ты хочешь? Называй цену. Я все что угодно сделаю. Только не бросай меня и маму.
Перевожу взгляд с Елки на ее маму и сглатываю. У той уже глаза кровью налиты, и стакан с лимонадом в руке хрустит.
– Ты раздуваешь из мухи слона, – говорю Елке. – Они абсолютно гармоничная пара. Оба с присвистом…
Малявка хмурится, выдернув руки из моих ладоней и скрестив их на груди.
– Никакой ты мне не друг, Майк Кайсаров, – ворчит оскорбленно. – Езжай к своей злюке и забудь мой телефон.
Опять задаюсь вопросом, почему ей не дали главную роль в спектакле? Такой талант пропадает. Она, конечно, заслужила люлей, как бы ни непедагогично это звучало. Но я сам невыносимым был. Как вспомню, дрожь берет. Так что знаю, что к Елке нужен особый подход.
Лида, восстановив свой энергетический потенциал стаканчиком лимонада, глазами буксирует меня к выходу, негласно желая счастливого пути, что можно озвучить одним словом: «Проваливай!» А ее дочь, наоборот, смотрит на меня с немой мольбой остаться. Снова льнет к моему уху и резко поднимает ставки, шепнув:
– Разрешу поцеловать маму.
Аж поперхиваюсь. Такую маму я готов не только целовать. И разрешения бы не спрашивал. И так еле удержался от искусственного дыхания рот в рот. Но у меня в кармане кольцо для Полины. Решение принято, рассмотрению не подлежит. Она не подарок, но в обморок от меня не падает.
– Она на тебя запала, – продолжает нажимать Елка. – Ты же не думаешь, что она от всех парней сознание теряет?
– Я думаю, она просто испугалась, что с ее дочкой тусуется чужой дядя.
– Ну пожалуйста, Майк.
– Даже если бы я мог, в качестве кого я бы остался?
Она недолго размышляет, постукивая пальчиком по подбородку, и выдает созревшую идею:
– Как мой папа!
– Это невозможно. Ты не моя дочь.
– У тебя есть дети?
– Нет.
– А у меня нет папы. Мы могли бы выручить друг друга.
Едрен-батон! Подрастет, возьму ее к себе в партнеры. Любого крепколобого осла убедит, что дважды два пять.
– Есть загвоздка, – делаю очередную попытку соскочить. – Я в дочке не нуждаюсь.
– То есть ты жалеешь о том, что между нами было? – театрально ахает она, положив ладонь на грудь. – Я посвятила тебе лучший день уходящего года, а ты бросаешь меня?
Я смотрю на Лиду с зовом о помощи. Ее же произведение искусства медленно, но верно превращает меня в Елочную игрушку. Должна же она хоть какие-то меры принять, а не просто таращиться на меня, как на новогоднее чудо, о котором тайно мечтала в объятиях своего Даниила.
К сожалению, в этой клинике никто не может спасти меня – жертву обстоятельств. Более того – именно меня считают виновником данной пьесы. Особенно тетя Мотя, постучавшая в окно.
Я аж вздрагиваю, увидев эту женщину, выпрыгнувшую из сугроба. Не удивлюсь, если сначала она хотела через печную трубу сюда забраться, да вовремя одумалась, что камин в гостиной, а не на кухне.
– ТОРТ!!! – кричит она и машет руками, указывая на духовку. – ТОРТ!!!
Запоздала тетя Мотя со своим сигналом бедствия. Из жарочного шкафа уже валит дым. Очнувшаяся Лида кидается отключить плиту, но отпрыгивает от искр.
– Ой, – пищит Елка, пятясь к холодильнику, – так вот, зачем няне надо было на кухню.
Я шлепаю себя по лбу. Походу, попал. Придется выручать не только Елку, но и всю ее семейку.
Схватив сырое полотенце, из которого пять минут назад делал компресс для Лиды, перепрыгиваю через стол, вырубаю плиту и, ногой открыв дверцу духовки, накрываю горящие коржи, прежде чем они вспыхивают контрабандным салютом.
Тетя Мотя, схватившись за голову, сползает по окну обратно в сугроб, а Лида, испуганно дыша, мямлит:
– Спасибо.
Я поворачиваюсь к Елке, пытающейся влезть в холодильник – куда-то промеж палок колбасы и ассортимента сыров.
– Вулкан потух. Вылезай.
– Я не хотела, правда, – виновато бубнит она, пряча глазки.
– Елина М… – строго начинает Лида, но не выговаривает ее отчество. Останавливается на первой букве и повторяет сначала: – Елина, ты себя очень плохо ведешь.
– А ты? – вмешиваюсь я в уроки воспитания. – Бросила ребенка одного. Даже не позаботилась, чтобы ее кто-то забрал из садика. Ей всего шесть, а она уже самостоятельно ездит на маршрутке. Это нормально?
Лида смотрит на меня с бесконечным возмущением. Дар речи теряет от моих замечаний. Ее глаза вмиг темнеют, становятся почти синими. Так и буду звать ее – Синеглазка.
– Елка никогда не ездит на маршрутке!
– Мне она говорила другое.
– Она соврала, – настаивает Синеглазка. – Она всего-навсего хотела уехать домой на крутой машине, вот и разыграла спектакль. Не ведитесь, Михаил, на смазливые мордашки. За ними порой прячутся самые опасные хищницы.
Я вопросительно гляжу на Елку. А она разводит ручками, как бы говоря, что сам дурак.
– О, мой торт! – с воплями врывается на кухню тетя Мотя по уши в снегу. Бросается на колени перед угольками в духовке и взвывает: – Это ты во всем виноват!
– Вы серьезно? – усмехаюсь. – Ваш ребенок весь день болтался по городу с чужим мужиком, а подгоревший тортик – все, что вас интересует?
– Наш ребенок?! – взрывается тетя Мотя. – Ты шесть лет ею не интересовался, а теперь учишь нас, как воспитывать ее?!
На крики прибегает общипанный селезень. Знакомый клюв. Нам с Елкой его забесплатно втюхать хотели. Так жалобно просили забрать, пока не подох. Только меня бесплатным сыром не заманишь. Я бизнесмен до мозга костей. Был бы отцом Елки, все бы говорили, что она в меня. А еще не такой скупердяй, как Даниил. Кажется, меня тоже этот парень начинает бесить.
– Шустрый какой! – лыбится он, появившись перед нами. – Не угонишься. Елин, где твоя Дусенька? Давай их познакомим, пока твои родители разговаривают.
– Дуся, а не Дусенька, – дуется Елка и, подбежав ко мне, опять вцепляется в мою руку. – И попрошу обращаться ко мне, как подобает к леди. Я Елина Михайловна. А это мой папа, и он останется встречать Новый год с нами.
– Что-о-о?! – одновременно спрашивают Синеглазка с тетей Мотей.
Поверить не могу. Елка просто загоняет меня в тупик. Убраться отсюда, пожалуй, будет для меня наилучшим выбором. Но напрочь отбитая от рук Елка и не менее отбитые от рук ее родственники явно нуждаются в экспресс-курсах психотерапии. Да и вряд ли краше будет праздник с Полиной, которая, не удивлюсь, уже узнает у своих подружек контакты потомственных ведьм, чтобы навести на меня порчу. А так, может, совесть очищу, если наведу порядок в одной семье. Будет, о чем матери рассказать, порадовать.
– Да! – заявляю я и подхватываю Елку на руки. – Я остаюсь с вами!
И тут моя дочь, смачно чмокнув меня в щеку, выдает еще более радостную новость:
– На все новогодние каникулы!
О проекте
О подписке
Другие проекты