После двух дней нытья – с обязательной вставкой "ну как ты вообще это терпишь?" – случилось настоящее чудо. Не шучу. У нас во дворе начали не просто чистить проезжую часть, но и тротуары. Причем нормально чистить, не этим вечным "махнули лопатой ради галочки". У подъездов появились парковки – настоящие, а не «вот тут, между лужей и кривым бордюром». А потом – барабанная дробь – починили лифты. Во всех подъездах. Разом.
Кощеев, разумеется, делал вид, что не имеет к этому никакого отношения. Но я-то видела, как он зависал на сайте ГосУслуг, пыхтел, как бешеный чайник, и шипел в трубку кому-то из ЖЭКа:
– Ну вы что, в берлоге спите? Или мне самому вам метлу подарить?!
Ну да, просто совпадение. Прямо как солнечное затмение в день рождения.
Лифт остановился, и двери со скрипом открылись. Я, как всегда, первая выскочила, шаря по карманам в поисках ключей, но Дима, эта хитрая заколдованная редиска, ловко перекинул пакет с продуктами на локоть, щёлкнул пальцами – и дверь послушно отворилась, как в волшебном замке.
– Харэ магичить! – зашипела я, словно рассерженная кошка, потому что магию терпеть не могла. Особенно когда он щедро разбрасывался ею, как повар – специями.
– Не парься, – ухмыльнулся Кощеев, прошёл мимо меня первым и исчез в квартире с видом полноправного хозяина.
Я вздохнула. Тяжело. С надрывом. Ну а что мне оставалось? Мы, между прочим, живём вместе. Хотя лично я до сих пор не могу понять, это больше похоже на совместную аренду… или магическую интервенцию.
Дима привычно скинул обувь в прихожей, как будто сбрасывал латы после боя, и направился прямиком на кухню. Там, будто по сценарию, начал распихивать продукты по полкам. Я тем временем закрыла дверь, скинула с себя три слоя уличной одежды и осталась в джинсах и двух кофтах, которые когда-то сидели как влитые, а теперь уныло висели на мне, как занавески на сквозняке. Я уже даже ремень стала носить. Брюки грозились предать меня и сбежать при первом же чихе.
Мрачно глядя в зеркало, перекинула косу за спину. В лице – серость. В глазах – уставшая упрямость. В общем, вполне себе кандидат на роль печальной феи заброшенного леса. Надо было переодеться.
– Варя, – раздался с кухни голос Димы. – Давай послезавтра по магазинам прокатимся?
– Зачем? – буркнула я, натягивая растянутую футболку и шорты на завязках, которые висели, как флаг капитуляции.
– Тебе всё велико, – ответил он, нарезая курицу с тем выражением лица, которое мужчины обычно используют, когда чинят что-то важное. – Надо купить одежду по размеру, пока ты не начала теряться внутри толстовок.
Я вылетела на кухню и застала его уже без куртки – в чёрной рубашке с закатанными рукавами и чёрных джинсах. На нём всё сидело идеально, и от этого мне захотелось и стукнуть его кастрюлей, и обнять. Одновременно.
– В следующем месяце, – буркнула я, выуживая сковородку. – Денег впритык. Да и тебе надо отдать за продукты.
– Варя, ты мне ничего не должна, – раздражённо отозвался он, щелчком зажигая конфорку.
– Ну не возьмешь сам – я Серёге всуну.
– Только попробуй. Окажешься на сковородке вместо курицы.
– Упырь.
– Дура.
– Соль нужна?
– И перец захвати.
– Я ж говорю, упырь, – пробормотала я, доставая всё нужное.
Он плеснул масло, высыпал курицу, посолил, поперчил, а когда мясо подрумянилось, добавил вчерашний рис. Готовил, как будто собирался победить в какой-то великой битве кулинаров. Или как будто от вкуса блюда зависела судьба мира. Вполне возможно, в голове у Кощеева так всё и выглядело.
Я села за стол и, как обычно, принялась за своё любимое хобби – тайное обожание. Он готовил – сосредоточенный, чуть нахмурившийся, уверенный до безумия. Я смотрела, как двигаются его руки, как загорается огонь под сковородой, как запахи заполняют кухню… и молчала.
Потому что, ну как тут признаться? У нас, между прочим, почти брак. Почти. Только без кольца, без ЗАГСа, и… без слов. Хотя мой желудок уже точно считает его мужем. А сердце – кем-то гораздо большим.
Не знаю почему – возможно, из-за мозгов, заточенных под романтические клише, – но мне безумно нравилось наблюдать за ним со спины. Особенно по утрам, когда он в одних ночных брюках возился у плиты, и на спине у него так выразительно перекатывались мышцы, что я начинала чувствовать себя студенткой анатомического факультета – жаждущей практики. Иногда я подходила, обнимала его со спины и зависала, как кошка на батарее. И Дима не возражал. Даже наоборот – сам порой разворачивался и обнимал меня в ответ, от чего мое сердце сдувалось, пропуская пару ударов, словно опаздывало на автобус.
Когда Кощеев начал раскладывать курицу с рисом по тарелкам, я не выдержала и вслух озвучила то, что грызло меня изнутри, как таракан на кофеине:
– А ты когда на мальчишник-то свалишь?
– Сейчас тебя накормлю – и пойду, – поставив передо мной тарелку, Дима сел напротив и принялся за еду, как будто не собирался предавать меня с толпой шумных оборотней и ведерком пенного.
– А праздновать где будете? – продолжала я допрос с пристрастием, ковыряя вилкой рис, как будто от этого он становился менее бесполезным. Потому что, ну, жевать я явно не собиралась – аппетит оставил меня без прощального письма.
– На Трёхе. В замке оборотней, – сказал Дима и впился в курицу с такой страстью, что я на мгновение почувствовала себя лишней в отношениях между ним и его обедом.
Я нехотя поклевала немного риса. Курицу игнорировала – не из принципа, а просто потому, что она смотрела на меня слишком мясисто. А ещё потому что сидеть за одним столом с объектом своих грёз и пытаться есть, когда желудок скручивает от ревности и неопределённости – это спорт высших достижений.
Кощеев доел, бросил взгляд на мою почти нетронутую тарелку и нахмурился, как будто курица была его лично выращена, выкормлена и эмоционально вложена.
– Варя, ты чего, в вегетарианство подалась?
– Нет…
– Тогда курицу почему не ешь? – прищурился он так, что я внутренне приготовилась к экзамену. По всей строгости.
– Не голодна…
– Ну вот, началось, – тяжело вздохнул внук сказочного злодея, задумчиво барабаня пальцами по столу. – Ты хочешь, чтобы я остался?
– Нет! – выпалила я слишком быстро. Ошибка новичка.
– Тогда ешь, – отрезал он, как приговор. И сидел, смотрел, пока я не начала жевать как минимум с видом на хорошее настроение. Хотя еда у меня во рту напоминала картонную коробку, промокшую под дождём.
Когда я кое-как проглотила половину (по ощущениям – кирпич), Дима встал, наклонился и чмокнул меня в макушку.
– Постараюсь вырваться пораньше, – прошептал он на ухо, и мне захотелось сказать что-то вроде «не надо», но вместо этого я послушно кивнула, как котик, которого погладили.
Он ещё раз мягко провёл рукой по моим волосам и исчез. В буквальном смысле – растворился в воздухе, как облачко дыма от спички.
Я посидела ещё минуту-другую, потом демонстративно прикрыла свою тарелку другой, запихнула всё в холодильник и с чувством выполненного долга нырнула на диван.
У меня выходной. А значит, я имею полное моральное право на ничегонеделание и полный хардкор – сериалы, чипсы и абсолютное счастье.
На экране уже начинался «Шерлок», а я, выудив из-под подушки заначку чипсов, разлеглась в позе «картофель по-деревенски». Ах, великое счастье – лежать одна и жрать гадость! Удовольствие сродни медитации.
При Кощееве я себе такого праздника не позволяла. То ли совесть, то ли вшитая прошивка «будь приличной» – но я прямо ощущала, как теряю части своей разгульной души. Я даже сладкое перестала есть. И не только потому, что стресс, но и потому, что не хотелось выглядеть поросенком в глазах мужчины, у которого даже утренняя прическа – как рекламная кампания шампуня.
Из-за Димы я, по сути, отказалась от всех радостей жизни. По квартире в белье не походишь, с маской на лице не выйдешь, гадости не поешь, на диване не поваляешься вниз головой… Короче, никакого тебе carpe diem, сплошное carpe приличность.
Но сейчас, зная, что он не появится раньше полуночи, я могла оторваться по полной. Ну, почти.
Сериал шёл, чипсы закончились, и я, закутавшись в плед, закинула ноги на спинку дивана. Жила-была Варя – свободная и довольная.
И тут до меня внезапно дошло: а чему я, собственно, радуюсь?
Кощеев – парень, которого я люблю (да-да, с этим надо смириться), сейчас на мальчишнике. В замке оборотней. Где, наверняка, есть бабы. Бабы в коротких платьях. Бабы с хвостами. Бабы с когтями, не факт что метафорическими.
Срочно надо что-то делать!
Нет, на Трёху я не пойду. Не потому что боюсь, а потому что один нехороший некромант не отдал мне бабушкин кулон, без которого телепорт – как русская рулетка без револьвера.
Позвонить и спросить: «А вы там случайно без баб?» – нет, спасибо, у меня ещё есть остатки гордости.
Что делать? Написать СМС: «мне плохо, приедь»? Ага, а потом Ярик обидится и заявит, что я токсичная подружка.
Короче, почему я веду себя, как ревнивая жена, если я не жена? И даже не его?
Вскакиваю с дивана, иду к шкафу. Там, под грусть фанфар, достаю коробку с косметикой. Ту самую, к которой не прикасалась года два, решив однажды стать эталоном естественной красоты. Но сегодня – день великого отступления.
Завиваю волосы плойкой. Чуть-чуть, чтобы выглядело, будто просто родилась с такими локонами. Лак. Расческа. Немного магии – и вуаля, воздушная гривуня готова. Макияж – лёгкий контуринг, глаза в пол-кошки, губы красные, как закат на границе скандала.
В шкафу нахожу белое платье с пышными шелковыми рукавами и цветной нашивкой по декольте – мамино творчество. Ещё недавно оно было мало. А сейчас сидит так, как будто мама шила его на случай, если я решу однажды устроить эффектный срыв.
Надеваю туфли на тонком каблуке, встаю перед зеркалом в прихожей и придирчиво изучаю своё отражение. Эм… Вроде ничего. Но всё равно чувствую себя пугалом с претензией на богиню. Видимо, диагноз: хроническая самоирония.
И тут – вспышка света из гостиной. Магия. Телепортация. И голос:
– Варя?
Мля. Я же не выкинула пачку из-под чипсов!
Когда Дима вышел в коридор, я застыла. А он застыл, глядя на меня. И как теперь объяснить, что я не собиралась на свидание с его демоном ревности?
Он смотрел на меня с тем странным выражением лица, которое бывает у мужчин, увидевших нечто между катастрофой и откровением. Щёки пунцовые, взгляд горит, челюсть напряжена. Я на автомате прикрываю грудь – чисто инстинкт.
– Очень плохо? – тихо спрашиваю, готовясь к трёхтомнику сарказма.
– Ты… прекрасна, – выдохнул он, глотая нервно. И я поняла, что трёхтомника не будет. Будет томление, нерв и какие-то срывы по линии “он меня сейчас съест или унесёт в спальню”.
– Ты куда-то собралась? – с трудом выговорил он.
– Нет. Просто… решила проверить, влезаю ли в это платье, – лгу, как дышу. То есть – тяжело, со свистом и паникой.
– У Яра идея. У его невесты девичник. Хочешь к ним? – отводит взгляд, опирается о косяк. Я киваю слишком рьяно.
Даже если не хочу – пусть думает, что хочу. Потому что если он уйдёт, я тут себя накручу, доведу до истерики и пойду рыдать в холодильник. Нет уж! Лучше я посмотрю на стриптизёров и сделаю вид, что жизнь прекрасна.
Дима протянул руку, я её тут же схватила, прильнула к его груди, зажмурилась – и вихрь телепортации закружил нас, унося к новым приключениям.
О проекте
О подписке