10

Профессор Виктор Радек держал в большой руке бокал для абсента. Он поместил кубик сахара в ложку с прорезями, а ложку положил поверх бокала. Капнул на сахар абсента, поднес горящую спичку и стал наблюдать, как сироп карамелизуется и капает в бокал, а потом утопил там горящую ложку. Короткая вспышка заставила профессора улыбнуться. Абсент представлялся ему настоящей любовницей, чувственной, пылкой и безупречной.

Виктор добавил ледяной воды – погасить пламя, ровно столько, сколько нужно, чтобы высвободить полынь и анисовое масло; ровно столько, сколько нужно, чтобы добиться чувственного молочного цвета, означающего ритуальное перевоплощение.

Он взбалтывал амброзию, ласкал, познавая ее глубины. Потом опрокинул напиток в горло, и тот скользнул вниз, унося разум ученого, беспокойный и жаждущий, в знакомую обитель.

Виктор подошел к окну гостиничного номера, увидел Берлин, и его мозг сразу пробудился от странно просветляющего действия туйона. Сильный город – Берлин. Чудо эволюции. Лишившись гордости, мегаполис выжил, приспособился и стал новым творением, современным плавильным котлом единства и прогресса. Вот так, размышлял Виктор, смиряет города война: они возрождаются более мудрыми и добрыми, широко раскрыв свои объятия тем, кого сторонились прежде.

Войны, как и любые преходящие деяния государств, никогда не интересовали Виктора. Вселенная виделась ему гигантской мозаикой, Земля – одной планетой среди миллиардов, а мелкие сражения ее обитателей – ерундой, отвлекающей от великих истин. Именно великие истины вели ученого: в чем смысл жизни, куда мы идем, откуда пришли? Не имея ни кредо, ни теологии, Радек посвятил свою жизнь исследованиям и личному опыту, мимолетным видениям того, что считал фрагментами этой мозаики: странными, необъяснимыми, сверхъестественными, Божественными. Подобное чувство веры – или религии, или просто онтологического бытия – ежедневно вдохновляет миллиарды людей.

Берлинское дело нагоняло на Виктора скуку. Очередная горстка недовольной молодежи возомнила себя сатанистами. Ребята не потрудились даже провести хоть какое-то исследование и ничего не знали о настоящих сатанинских культах. Впрочем, им было известно достаточно, чтобы принести другим бессмысленный вред и страдания. Они убили одноклассника – распяли его в лесу. Ритуал был проведен небрежно, дилетантски. Виктор и рад бы был помочь, но берлинская полиция на самом деле в нем не нуждалась. Кто ей был нужен, так это психиатр.

Мысли Виктора переключились на дело, над которым работал Грей. Профессор еще не встречал человека, настолько… скрытного, как Доминик Грей. Виктору практически ничего не было известно о прошлом напарника, кроме того, что тот не любил обсуждать эту тему.

О настоящем Грея Радек знал вот что: у этого американца есть мозг, сердце и великолепные следственные навыки. Виктор давно искал такого человека, чтобы восполнить пробелы в собственном наборе навыков. У тех немногих исследователей, которых он пытался нанимать в прошлом, либо кишка была тонка для дел, над которыми приходилось работать, либо они не выдерживали постоянных командировок. Грея же не смущало ни одно, ни другое.

Дело, над которым сейчас работал Доминик, выглядело более интересным, чем берлинское. Виктор играл полученными фактами, словно шахматными фигурами, так и сяк расставляя их по доске. Партия только началась, возможных ходов ожидалось чересчур много. Профессор даже не знал, кто его противник, хотя кое-какие намеки имелись.

Очевидным выбором, связью, которую обнаружил Грей, идя по денежному следу, была «Группа Лазаря». Это дочернее предприятие десяток лет назад отделилось от материнского, чтобы идти в ногу с новейшими разработками в области биотехнологий. «Группа Лазаря» занималась современными научными исследованиями, целью которых было противостоять старению: биомедицинской геронтологией, нанотехнологией, крионикой, новаторской мумификацией, даже попытками загрузки человеческого сознания в компьютер. На этом месте Виктор покачал головой и прекратил чтение.

Материнская организация была ему известна. Уходя корнями в Средневековье, она ухватилась за фалды истории и всячески за них цеплялась. По мнению Виктора, это сообщество было того же розлива, что и современные тамплиеры, розенкрейцеры, масоны и прочие тайные общества, одержимые ритуалами и внешними проявлениями, хранители древних сплетен, идеологи благотворительных мероприятий и доморощенных методов спасения. Организации с серьезными намерениями, представляющие реальную угрозу, вели свои дела без показухи и ненужной помпы. Они устраивали себе ложе там, где гнездятся тени.

Организация, от которой отпочковалась «Группа Лазаря», за эти годы сменила несколько названий и теперь прогрессивно именовалось аббревиатурой ВГПА – Всемирная гильдия передовых алхимиков. Виктору она была более известна просто как Гильдия.

Гильдия преследовала две цели. Цель первая: сохранение наследия и традиций древней алхимической науки. Прошлое алхимии было захватывающим и важным, оно заслужило свое место в истории. Вторая цель была той же, к которой, насколько Виктор понимал, шли все алхимики с момента зарождения этого искусства: они искали эликсир жизни.

Возможная вовлеченность в дело Гильдии не слишком беспокоила профессора. Гильдия наслаждалась своей историей, ритуальными нарядами, экзотическими связями. Она была безвредной, и Виктора порадовало, что к расследованию не имеют отношения более радикальные группировки, занимающиеся старением. Однако его удивило, что Гильдия дает деньги «Сомаксу». Значит ли это, что она стала более дерзкой в своих извечных поисках бессмертия? Или, быть может, более отчаянной?

Виктор надеялся вскоре это выяснить, потому что, так уж вышло, был знаком с одним из ее членов. Но сперва стоило обратить внимание на ту часть головоломки, которая интриговала его куда сильнее, чем Гильдия: на Аль-Мири с его золотым медальоном. Профессор нечасто встречал генеральных директоров, носящих на шее выгравированные логотипы своих компаний, которые к тому же включали языческую символику.

Виктору редко доводилось видеть незнакомые ему религиозные изображения, и сейчас мысль о загадочном символе взволновала его. Ученый с удовольствием посмотрел на лежавшую перед ним стопку книг. Тут было множество томов по египетским верованиям, которые он приобрел в местном букинистическом магазине, специализирующемся на религиях и оккультизме. С тех пор, как Виктор в последний раз занимался Древним Египтом, прошло довольно много времени. Ему хотелось бы оказаться дома, в собственной библиотеке, ведь собранные в ней книги значительно превосходили ассортимент местного букинистического магазина, однако и того, что есть, пока хватит.

Он сделал большой глоток абсента, с наслаждением выдохнул и принялся за работу.

11

Самолет резко оторвался от земли. Внутренности скрутило, и Грей заметил, что некоторые пассажиры бормочут себе под нос молитвы. Сам он верил в человеческий дух, и через жизненные испытания его вели силы тела и ума.

Так было до Зимбабве.

До тех пор, пока Грею не пришлось заняться расследованием исчезновения бывшего дипломата, которое привело их с Виктором и Ньей на религиозные обряды в южноафриканской саванне, к событиям, объяснить которые Доминик не мог.

Бабалаво, жрец религии джуджу, с которым встретился Грей, играл его сознанием и оставил американца на коленях, сломленного, в грязной яме. Если бы не отважное вмешательство деревенского подростка, Грей и двое дорогих ему людей, Виктор и Нья, погибли бы.

Однако они выжили и могли теперь поведать эту историю, но мировоззрение Грея пошатнулось. Его разум, а возможно, и душа не могли больше довольствоваться линейной гуманистической магистралью.

Виктор предложил убедительное объяснение способности бабалаво контролировать людей. Он ссылался на силы разума, которые считал очень даже реальными и превосходящими всякое воображение.

Но у Грея остались сомнения.

После смерти матери он мог испытывать к концепции Бога одно лишь презрение. Когда ему было пятнадцать лет, он целых полгода сидел у маминой постели и держал ее за руку, пока она содрогалась от боли. Из-за своей религиозности мать отказалась от лечения, а потом каждую проклятую секунду каждого проклятого дня молилась Богу – которого не существует, или, что еще хуже, которому все равно. Мама умерла у Доминика на руках, пока отец утешался в объятиях проститутки на соседней улице. Что еще после такого удара Грей мог испытывать к Богу?

Отец застал Доминика рыдающим над телом матери. Слезы в доме Греев были под запретом. Лишь в разгаре избиения папаша сообразил, что его жена не просто уснула. Сын не мешал ему продолжать экзекуцию, безучастный ко всему вокруг. Какая-то часть его души разбилась вдребезги, и он знал, что вернуть ее невозможно.

* * *

На время полета Грей разулся. Он поискал было аварийный выход, но в наши дни это все равно что ждать демократии от Северной Кореи. Он предполагал, что Виктор летает первым классом, но не собирался обеспечивать себе дополнительный комфорт при помощи профессорских денежек.

С собой у него была стопка книг по биомедицинской геронтологии, но Доминик успел просмотреть до середины первую из них, а потом глаза у него стали слипаться. Откидывая спинку кресла, он мельком заметил, что подросток рядом с ним читает журнал об одном из боевых искусств. Хотя Грей любил все, что связано с этой темой, он невольно закатил глаза. Совершенно безобидный вид единоборства, подумалось ему, с правилами, врачами и общественным контролем. Совсем не то, с чем пришлось столкнуться ему самому.

Отец Грея был чемпионом по боксу и профессиональным военным; он начал передавать навыки сыну, когда тому было пять. Во время тренировок отец требовал, чтобы Грей давал ему сдачи, и, если мальчик жаловался, бил еще сильнее. Мама пыталась вмешиваться, и тогда ей тоже доставалось.

Грею исполнилось десять, когда, помотавшись по гарнизонам, отец получил назначение в Японию. Решив, что традиционное карате недостаточно хорошо для его худосочного и замкнутого отпрыска, он остановил свой выбор на одном из самых жестких и эффективных ответвлений древнего искусства джиу-джитсу под названием дзендзекай. Там на занятиях ежедневно происходили жестокие схватки.

Теория джиу-джитсу заключается в том, чтобы, не пытаясь отражать атаки, использовать энергию нападающего против него же, при этом нанося удары по самым уязвимым частям человеческого тела: суставам, болевым точкам, внутренним органам, пальцам, мягким тканям. Координация Грея, его быстрые руки и острый ум прекрасно подходили для этого единоборства. Шихан, старший инструктор, знал о боли и страданиях больше, чем обычные люди знают о дыхании. И Грей стал его лучшим учеником.

Но даже этого отцу было недостаточно. Доминику в жизни не забыть, как папаша впервые отвез его на подпольные бои в Токио. Доминику было пятнадцать, и он чертовски боялся, хотя к тому времени уже заработал черный пояс. Очень талантливый, двужильный, Грей к тому времени прошел через бесчисленные уличные драки с местными хулиганами, но много чего наслушался о подпольных турнирах – петушиных боях, где вместо петухов выступали люди. Их участники, настоящие гладиаторы, бывалые бойцы, сражались как ради крови и острых ощущений, так и ради жалкого выигрыша.

Первый бой Грея состоялся в овеянном легендами подвале. Ему запомнилось тошнотворное освещение, оскалы на лицах, набитые иенами кулаки, машущие в воздухе, да испачканный кровью деревянный пол ринга.

Противник был в два раза старше Грея и в два раза крупнее. Не было ни гонга, ни девушки с табличкой, ни рефери, ни правил. Когда отец толкнул Грея вперед, того стошнило от волнения.

Соперник, судя по движениям, знал дзюдо и, возможно, немного карате, но по жестокому блеску его глаз Грей понял, что перед ним бандит. Настоящие мастера никогда не станут позориться в подпольных боях. Грей подсечкой отправил противника на пол, но тот бросился на него и повалил рядом. Грей попытался встать, и тут этот тип схватил его за волосы и укусил в шею.

Что за чертовщина?

Это так потрясло Грея, что он потерял концентрацию. Противник тут же оказался сверху и стал локтями бить его по голове. Грей отчаянно отбивался, но враг был слишком тяжелым и крупным. Кровь Доминика томатным соусом расползалась по полу.

Наконец ему удалось завалить противника на бок, и теперь они оказались лицом к лицу. Следующие пять минут – а для драки это целая вечность – состояли из плевков, щипков и тычков; бойцы поскальзывались среди крови и пота, стараясь не дать выколоть себе глаза; в мозгу Грея царила мертвая тишина, а толпа исходила звериным ревом. Суждено ли ему выжить, подумалось Доминику, когда он увидел отца, который, скрестив на груди руки, стальным взглядом наблюдал за происходящим.

В тот вечер Грея спасла не спортивная подготовка, а непреклонная воля и былые побои. Как бы сильно ни колотил его этот отморозок, дома от папаши ему доставалось еще сильнее. В глазах противника читалось недоумение: почему малец не сдается? Такое положение вещей давало Грею грубую энергию, понимание того, что он и впрямь способен вынести больше, чем соперник. Разве сравнится эта боль с той, что причиняет родной отец?

В тот вечер что-то внутри у Доминика со щелчком сломалось, а потом заново срослось благодаря кропотливой ковке, холодной и горячей одновременно. Он никогда прежде не испытывал ничего подобного; навыки джиу-джитсу объединились с внутренней яростью. Грей брыкался и царапался, лежа грудью на противнике и разведя ноги в стороны. Бандит попытался сбросить его, и Грей, схватив того за руку, провел захват рычагом. Он сделал это так стремительно, что увидел в глазах отморозка шок.

Выворачивая руку противника, Грей остановил себя в последнее мгновение: спина выгнута дугой, колени сомкнуты, блокируя нижнюю часть локтя бандита, а все тело удерживает его руку, сводя на нет преимущество в массе. В таких приемах и заключалась вся суть джиу-джитсу.

Отморозок застучал по мату, чтобы Грей не сломал ему руку, и его угол выбросил полотенце. Толпа недовольно взревела: она хотела услышать треск кости.

На улице Грея снова стошнило. В животе все содрогалось от адреналина, казалось, он бурным потоком льется из каждой поры. Уже потом Доминик узнал, что это генетическая реакция: награда природы царю джунглей, первобытный враг человеческой морали. Но в тот миг он понимал только одно: ему ненавистна та часть себя, которой понравился бой.