Бросив взгляд в зеркало на своё хмурое лицо, в котором не было ни намека на былую жизнерадостность, Алекса, находясь в несвойственном ей флегматичном состоянии, прошла на кухню и, достав самую высокую кружку, насыпала в неё две ложки кофе и горку сахарного песка. В лёгком ступоре она наблюдала за тем, как, смешиваясь с крепким кипятком, кофе рождает непредсказуемые узоры, которые будто тонут под ровной бежевой поверхностью молока. «Коварное утро. Никакой стабильности. Апатия. Моральная смерть. Вот оно как, должно быть, чувствует себя растение…». Вяло усевшись за стол в своей леопардовой пижаме и белых домашних унтах, она, с беспристрастием глотая кофе, ощущала, как её настроение балансирует от очень плохого к ужасному. Единственное, что было действительно реальным, так это то, что с самого момента пробуждения Алексу преследовала навязчивая идея запустить в себя свежеиспеченный чизкейк или шоколад, который она с удовольствием растопила бы во рту, превратив его в сладкую струю.

Критические дни, помимо зверского аппетита, приковали её к постели, и теперь, глядя на часы, она с сожалением осознавала, как бесполезно провела половину дня. Всё, что находилось ниже пупка, настолько изнывало от боли, что, посидев так несколько минут, Алекса вновь принялась ходить по квартире, волоча за собой ноги и дожидаясь, когда подействует очередная доза обезболивающего.

Добравшись до ванной комнаты с желанием ополоснуться, Алекса вдруг зябко дёрнулась, представляя, как придётся сбросить пижаму, ступая на холодную поверхность, и в итоге отложила эту затею. Присев на любимом пуфике с изящными дубовыми ножками у компьютерного столика, она вновь обратила внимание на свои ощущения. «Непривычное, непримиримое состояние для моей всегда беспокойной и наполненной мыслями головы, в которой всегда бушует тихий шторм. Ничего не хочу!».

Когда женские дни, сопровождаемые плохим самочувствием, наконец-то, оставили Алексу в покое, она вновь ощутила, что способна действовать и принимать взвешенные решения. Не видя больше смысла в том, чтобы лелеять любовь, которая в действительности оказалась мнимой, она всё же решилась на откровенный разговор с Митей.

В тёплом кардигане и кожаных ботфортах Алекса стояла на аллее и собиралась с духом. Будучи влюбленной в этого нетривиального мальчика, в его талант, в его обаятельное разгильдяйство, добросердечие, она искренне верила, что его внутренней поэзии будет достаточно для того, чтобы сберечь эти отношения, но, как оказалось, этот его весьма уютный и в то же время фактурный мир так и не смог подарить ей главного – понимания и опеки над её противоречивой натурой. Ей нужен был духовный наставник, способный действовать изысканными методами, человек, излучающий силу и мощь, рядом с которым можно было бы ничего не бояться и смело вверить себя в его руки. Теперь Алекса сожалела о том, что всё же довела Митю до признания в любви и не остановилась до того, как это произошло. Какими, должно быть, мучительными показались ему эти две недели, в которые она размышляла над их будущим. Сердце её клокотало в точности так же, как в тот день, когда он впервые осмелился её поцеловать, только теперь оно билось не от счастья, а от боли.

Ещё издалека видя его высокий и худощавый силуэт, его растрёпанную шевелюру, торчавшую из-под капюшона и заложенные в карманы руки, она снова убедилась в том, что поступает по совести, ведь с его приближением внутри по-прежнему не ёкало. Неужели можно проснуться однажды и понять, что чувства себя исчерпали до последней капли? Что же конкретно выместило влюблённость к этому глубокому зажигательному парню? Что заставляет её уйти навсегда? Что так повлияло на то, что ни с того ни с сего она перестала боготворить этого непоправимого романтика? Так и не разобравшись в том, что стало причиной её остывшего сердца, Алекса приняла решение просто отпустить его.

– Что ты решила? – под маской добродушия вырисовывалась скромная улыбка. – Ты просила меня дать тебе время, и я тебе его дал. Хочу отдать честь твоей выдержке… две недели едва не свели меня с ума от пребывания в неведении.

– Моей выдержке?

– Лично я сломался уже через сутки… – он откашлялся перед тем, как закончить мысль. – Немыслимо затосковал по тебе. Всё остальное время я только и делал, что считал дни до нашей встречи.

– Мить… – скукожившись, произнесла она его имя. – Я думаю, нам нет смысла оттягивать разговор…

– А, может, всё-таки, есть смысл его оттянуть? – вдруг резко вырвалось у него, и он остановился, не отрывая взгляда от дороги.

Она искоса взглянула на него. Его профиль, рельефно выступающий из капюшона, был болезненно бледным, в тёмных глазах застыло сокрушение, дыхание стало шумным и учащённым. Чувствуя, как она смотрит на него, он обернулся, но это лишь испугало Алексу, ведь сказать вслух о своей нелюбви, глядя человеку в глаза, было слишком даже для неё. Стараясь поймать удобный момент и сделать это как можно безболезненнее и деликатнее, она шла вперёд, замечая, как он изредка касается её плечом. Ещё несколько шагов по аллее бок о бок, и он украдкой взял её за руку.

– Я думаю, мы должны остаться добрыми друзьями, – выговорила она, неловко отобрав свою руку и заправив ею за ухо волосы.

– Я знал, что ты это скажешь… – с горькой ухмылкой ответил он.

Он стоял перед ней с опущенными руками и растопыренными пальцами, будто в любой момент готов был схватить её, если она вдруг вздумает бежать.

– Чёрт, Алекса! Я был и не был готов к этому! – скривившись, с досадой бросил он. – Хотя… о чём речь! Я до сих пор не готов к такому повороту!

Алекса вдруг ясно увидела в его глазах пугающее осознание произошедшего горя и эту странную, почти отрешённую улыбку, неожиданно возникшую на его осунувшемся лице. «Пожалуйста, Митя, только не это! Не нужно всё усложнять и делать друг другу ещё больнее. Ты должен был отнестись к этому с пониманием и мужественно принять, что мы – влюблённые без будущего».

– Ты всё хорошо обдумала? – сухо спросил он куда-то в пустоту. – Достаточно хорошо, чтобы не допустить ошибки?

– В том, что так для нас с тобой будет лучше, я уверена, как никогда, – тихо сказала она, начиная чувствовать подступающее ностальгическое опустошение.

– Ответ превосходит все ожидания… – с обидой улыбнулся он.

– Прости, мне невероятно тяжело даётся этот разговор, и я очень хотела бы, чтобы эта ситуация разрешилась для нас обоих максимально безболезненно.

– Развернуться и уйти… – вновь договорил он и скривился, будто от физической боли. – Ты уважаешь меня?

– Больше чем кого-либо, – честно ответила она и даже смогла улыбнуться, так как о своих истинных чувствах к нему говорить оказалось куда проще и приятнее.

Митя отрывисто покачал головой в знак того, что не ставит её слова под сомнения, приблизился к ней и, вновь выкрав её руку, горячо сжал в своей.

– Если всё так, как ты говоришь, и ты действительно уважаешь меня… Я хочу попросить тебя об одолжении…

– О чём? – замерла Алекса.

– Проведи со мной этот вечер.

– Прости, но это плохая идея, Мить.

– Плохая идея – это наше расставание, а провести вечер с любимым человеком, пусть даже это будет в последний раз – это бесценное время. Послушай меня… – от неподдельного волнения его профессиональный голос слегка охрип. – У меня сейчас абсолютное ощущение того, что меня ударили кувалдой по голове. Правда… Я действительно пока не осознаю всего того, что сейчас происходит. Помоги мне, Алекса, мы должны спокойно сесть и поговорить.

Он вдруг повернулся к ней спиной и неестественно засмеялся, подняв лицо к чёрному небу над головой. Такие истерические припадки всегда трогали Алексу и никогда не оставляли её равнодушной, а мужская боль, прикрытая слегка отверженным поведением, действовала на неё обезоруживающе.

– Мить… – взяв себя в руки, оглушила она его своей строгостью.

– Просто поехали сейчас со мной! Мне необходимо поговорить с тобой. Ничего больше, я тебе обещаю!

– Зачем всё это? – мучительно протянула она, видя, как одержим он в эту минуту.

– Мы не враги друг другу. Неужели я не заслужил того, чтобы побыть немного с близким человеком? Это последнее, о чём я когда-либо попрошу тебя, женщину, которая приняла решение уйти в тот момент, когда я допустил её до своего сердца и… искренне полюбил.

Сидя друг напротив друга в пустом вагоне поезда, они молчали. Алексе казалось, что это лишнее, но самое малое, что она может сделать для него в день их расставания. Молча они шли к его дому, поднимались в его квартиру, где их встретил подросший кот. Тут же бросившись ей под ноги, он начал извиваться в счастливом припадке от того, что они вернулись домой.

– Он тебя ждал… – кивнул Митя. – И я тоже…

От испытываемой неловкости Алекса опустилась на корточки и приласкала разнеженное животное, лишь бы не стать свидетельницей ещё большей подавленности своего бывшего возлюбленного.

– Пожалуйста, давай поговорим, а потом я поеду, – предупредила она, сняла верхнюю одежду и, пройдя на кухню, села на стул у окна.

– Хочешь чая?

– Я не хочу, спасибо.

– Тогда, может, откроем шампанского, как в старые добрые времена?

– Что-то не праздничное настроение… – отказалась она.

– Не праздничное – это верно… Но я всё же открою. Эта бутылка предназначалась сегодня к тому, что мы начинаем новую жизнь, но теперь, похоже, она будет выпита совсем по другому поводу. Однако это теперь не имеет никакого значения, так как главное остаётся главным – она предназначалась для нас двоих…

Он сделался вдруг непринуждённо-весёлым, самим собой, ловко откупорил пробку и до краёв наполнил оба бокала.

– Давай, Алекса, пей! Это наше последнее шампанское наедине… – уговаривал он, и она неохотно приняла бокал из его рук.

Митя опрокинул фужер и осушил его залпом. Такое поведение насторожило Алексу. Затем он с юным задором чокнулся с ней вторым, заглушив его целиком и зажмурившись от сильных газов. После осушенного им третьего бокала Алекса решила повременить и отставила свой в сторону.

– Я понимаю, нам обоим сейчас нелегко… Ты переживаешь…

– Совсем забыл… – он театрально хлопнул себя по лбу. – Мы не произнесли тост! Исправляюсь! Итак, за тех, кто не может быть вместе! – торжественно выкрикнул он и выпил четвёртый бокал.

С ужасом Алекса осознавала, что весь этот спектакль – отнюдь не безобидные посиделки, а его нарастающая истерика. Митя поставил бокал и в каком-то резком порыве упал перед ней на колени.

– Выслушай меня… Неужели ты не видишь, что я наконец-то готов к серьёзному шагу? Мы были вместе полгода, я много думал, анализировал. Я всё взвесил и осознал. Я понял, что готов к семье! Готов жертвовать ради этого многим. Я хочу всегда быть рядом с тобой и делать так, чтобы ты улыбалась, – он глубоко вздохнул, теребя её покоившуюся на коленях руку. – Я справлюсь, слышишь? Просто дай мне шанс, умоляю!

Проглотив застрявший в горле ком, Алекса укрыла руки от набежавших мурашек, ведь сейчас она, как никогда, чувствовала, как съёжилась её собственная кожа.

– Митя, не нужно об этом. Ничего уже не будет как раньше, – отчаянно замотала она головой, ощущая его боль.

– Всё… всё может быть! И даже больше! Потому что ещё недавно у нас всё было хорошо. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, я устроюсь на работу, я буду стараться ради тебя. Я хочу детей от тебя…

– Ну всё, хватит! – вскрикнула Алекса и сбросила его руку. – То, что ты делаешь сейчас, просто невыносимо! Прошу, не нужно пытаться меня уговорить, не нужно давить на меня. Ещё немного и ты сделаешь так, что я буду испытывать чувство вины всю оставшуюся жизнь, а я не хочу этого. Я действительно искренне не хочу, чтобы тебе было больно! Постарайся сделать так, чтобы я не винила себя. Не вынуждай меня жалеть… просто отпусти ситуацию… отпусти меня…

– Я справлюсь, слышишь? Тебе нужен мужик! Я обещаю – ты не будешь ни в чем нуждаться! Дай, дай мне этот проклятый шанс! – он обхватил её лодыжки и упал лицом ей в колени.

– Мить, пожалуйста, не надо… Если бы я только знала, что ты начнёшь меня мучить, я бы ни за что не поехала сюда. Я думала, мы просто поговорим, как добрые друзья, и постараемся смягчить всю эту ситуацию…

– Но почему?! – пальцы его разжались, и он, взбешённый, подскочил на месте, не в состоянии справиться с собственными эмоциями. – У тебя кто-то появился?

– Да нет же! У меня никого нет! Я бы никогда не поступила так с тобой. Просто мне необходимо разобраться в самой себе… Я хочу понять, что мне самой нужно, понимаешь? Я вижу, спокойно поговорить не получится. Я лучше поеду.

С мокрыми от слёз глазами она встала, но Митя тут же преградил ей дорогу.

– Девочка моя… родная… – он протянул к её лицу дрожащие руки, прикрыв ими её щечки.

– У нас всё ещё может быть, слышишь… – неистово шептал он, ловя её взгляд. – Всё ещё может быть. Взгляни на меня. Просто посмотри на меня!

– Мить, дай мне уйти… – попросила она. – Всё это причиняет мне боль… но вернуть то, что было, действительно невозможно…

– Нет ничего невозможного! – неожиданно закричал он, и Алекса непроизвольно отшатнулась назад.

В неконтролируемом безумном порыве он метнулся к столу, схватил свой телефон и, размахнувшись, швырнул его об стену. Не ожидая от него такого гнева, Алекса плотнее вжалась в стену и, немного труся, попыталась привести его в чувства.

– Зачем ты так, Мить? Ты же не такой!

– А какой? Какой?! – продолжал кричать он, и его голос был великолепен даже в этих неудержимых эмоциях. – Простой влюбленный дурачок? Который никогда так не посмеет сделать? Потому что духу не хватит? А это ты видела? – с угрожающим взглядом крикнул он и, схватив со стола бокал, с хрустом разбил его о другую стену, да так, что Алекса закрыла уши руками и сжалась, боясь разлетевшихся осколков.

– Митя! Перестань!

– А это ты видела? – прозвучал новый вызов, и ещё один бокал разлетелся на осколки. – Когда я упустил тебя?! Скажи мне, когда? Когда это всё произошло? Когда ты разлюбила меня?

– Не надо, Митя! Не нужно этого, – рыданием вырвалось у неё.

– Когда разлюбила? Ответь мне!

Алекса измученно посмотрела в его беснующиеся глаза.

– Я была влюблена, но не смогла полюбить тебя по-настоящему… Прости меня за это, – она подскочила к нему, прижалась всем телом и, извиняясь, нежно гладила его по растрёпанным волосам. – Мой хороший, мой замечательный, самый лучший, прости меня. Умоляю прости и просто отпусти!

– Не можешь остаться со мной навсегда?

Он стоял недвижимо, с опущенными вниз руками, когда она обнимала его, и отрешённо смотрел в одну точку.

– Не могу… – страдая вместе с ним, подтвердила она.

– Не можешь остаться навсегда… – после крика голос охрип ещё больше, – останься тогда на одну только ночь…

Она отстранилась от него. Она не ослышалась? Нерешительно подняв на него глаза, она увидела, что он плачет.

– Знаешь… я сегодня умер…

– Пойдём…

– Куда?

– К тебе в комнату, – несколько секунд она что-то обдумывала, а затем, взяв его за руку, увела из кухни.

Солнце подкрадывалось к окну. Измученные продолжительными ласками, они лежали обнажённые, а по их телам бродили светлые солнечные пятна. Митя спал, положив свою руку на её бедро, а она разглядывала его лицо и думала: сколько нужно встретить мужчин, прежде чем судьба подарит ей того единственного, с кем и всей жизни ей покажется ничтожно мало?..

Лицо Мити казалось в эту минуту детским и таило тихую радость. На нём больше не было пугающей бледноты, тёмные завитушки волос спадали ему на лоб, щёки чуть подрумянились, а его прямые губы ярко пылали от того, как усиленно и жадно он впивался ими в её тело. Всё, что отличало его в эту ночь от предыдущих, это то, что каждым движением, каждым рывком и касанием он будто пропитывался ею, умолял остаться, демонстрировал любовь к каждой клеточке её тела. Она же делала всё то, что он хотел, но оставалась при этом холодна.

Ещё не так давно она любила эту мрачную комнату с маленькой звукозаписывающей студией в углу и крутящимся креслом, любила наблюдать, как Митя занимается созданием нового трека, сидя в больших наушниках, любила их занятия любовью под его рэп прямо на этом столе, любила пересматривать все фильмы, в которых он снимался… А теперь будто всего этого и не было… пустота, раздражение и желание уйти… Алекса пока не понимала, что произошло с её чувствами, но в одном она была уверена точно – она больше никогда не вернётся в этот дом.

Стараясь его не разбудить, она осторожно убрала с себя его руку, бесшумно поднялась с кровати и, отыскав разбросанные по всей комнате детали своего гардероба, оделась. Как же это странно… Вот так ничего, совершенно ничего вдруг не чувствовать… В этот момент в ней не находилось места для жалости, сожаления, элементарных желаний, ничего, кроме стремления быть сейчас в другом месте. Где угодно, но не здесь. Спиной она ощутила, что он проснулся и наблюдает за ней.

– Алекса… – окликнул он её почти испуганно.

Не осмелившись обернуться в его сторону, она лишь ощутила, как напряжённо он приподнялся в постели.

– Не провожай меня… – сказала она и ушла, захлопнув за собой дверь.

Через несколько минут Алекса села в первую, ещё пустую маршрутку, в окна которой слепило летнее солнышко. Наблюдая за пробуждающимся городом, она, несмотря на то, что этой ночью не сомкнула глаз, вдруг ощутила прилив сил и энергии. Больше не думая о Мите, о его боли и разочаровании, она решила подумать о себе и о том, что, возможно, теперь ожидало её впереди.

* * *

В шестом часу вечера на пороге её дома возник Феликс, появление которого всегда действовало на неё таким же образом, как действует космическая сила в случае с артистом, которому предстоит выйти на сцену и просуществовать на ней бесценные мгновения, воздействуя на людей своим бешеным потоком энергетики. При каждой их встрече Алекса, пренебрегая любыми лирическими настроениями, превращалась в какое-то абсолютно увлекательное, динамичное и резвое существо, способное увлечь за собой даже самого неистового меланхолика. Именно поэтому, несмотря на продолжительно-ленивое бездельничество, его визит моментально оживил её, и она, визгнув, словно обезумевшая, кинулась ему на шею, с чувством потрепав его волосы.

– Тише, тише, дружочек… – немного отстраняясь, пытался угомонить её он. – А то, боюсь, наш праздник закончится прямо на пороге твоего дома.

Алекса резко расцепила свои удушающие объятия и, взглянув на препятствия к её радостному порыву, вытащила из его подмышек две бутылки шампанского.

– Ого… А что мы сегодня празднуем, если не секрет? – взбудоражено спросила она, ставя шампанское на стол. – И почему ты с вещами?

Проигнорировав её вопросы, Феликс опустил дорожную сумку на пол, аккуратно стянул кожаные туфли, расстегнул куртку и не без хитрости посмотрел на неё, заложив одну руку во внутренний карман.

– Что?! – раззадорилась она. – Показывай давай, что ты там от меня прячешь?!

Она шустро подскочила к нему, а он ещё больше расплавился от удовольствия, наблюдая её нетерпеливый интерес.