Четыре шага

Я пил за тебя под Одессой в землянке,
В Констанце под черной румынской водой,
Под Вязьмой на синем ночном полустанке,
В Мурманске под белой Полярной звездой.

Едва ль ты узнаешь, моя недотрога,
Живые и мертвые их имена,
Всех добрых ребят, с кем меня на дорогах
Короткою дружбой сводила война.

Константин Симонов, 1941

Первая повесть из цикла произведений, параллельных «Живым и мертвым». По второй повести о Лопатине Герман снял свой знаменитый филигранный фильм, первая же повесть такой славы не удостоилась. Однако и она интересна.

Интересна хотя бы тем, что она рассказывает о войне глазами корреспондента, который мотается по всему фронту, от осажденной Одессы и Крыма, в который вот-вот ворвутся фашисты, до Мурманска. Естественно, через Москву, к которой все ближе подбирается основной вражеский кулак.

Собственно, Симонов пишет про себя, хоть и намеренно делает своего героя старше. Но про все это есть у него стихи, и про Одессу, и про Москву, и про Мурманск.

Здесь, в этой повести, Симонов опять заставляет нас встретиться с некоторыми второстепенными героями «Живых и мертвых» - тут будет и Бастрюков, и заикающийся Гурский. Автор здесь как будто оставляет то, что не вошло в основную трилогию, те эпизоды, которые он отсек от главной книги, пристроил во второстепенную. Конечно, «Четыре шага» вряд ли задумывались как нечто большее, но тем и интересны, без замаха, но о себе.

Тут и осуждение нерадивых партработников (и противопоставление с настоящими), и эхо репрессий в армии (боязнь ответственности, глухие воспоминания людей, ордера на внезапно освободившиеся квартиры и др.), и попытка понять – как мы должны относиться к тем, кто продолжал поддерживать жизненные системы оккупированных городов, осуждать ли их за электричество и выпеченный хлеб?

Ну и просто еще раз увидеть войну глазами Симонова, ведь его стиль мне всегда импонировал. Несколько сдержанный, не боящийся колких вопросов и сложных решений, Симонов, повторюсь, смог пройти в своей военной прозе по лезвию бритвы, сумев создать противоречивую, негладкую картину.

P.S. Я ведь правильно понимаю, что название - отсылка именно к "Землянке"? Или есть еще варианты?

Многие помнят, что Симонов во время войны (и не только Великой Отечественной) был корреспондентом газеты. Какая это строчка в его биографии, вторая? Но что это на самом деле значит – мотаться с одного конца страны в другой, передавать новости с фронта на фронт, каждый месяц встречать новых людей, видеть их отступления и победы, а статью свою в полосе не видеть, потому что она не подходит под текущий момент – я, честно говоря, до этого не подозревала.
Старые подзаголовки повести (Пантелеев – Левашов – Иноземцев и Рындин – Жена приехала) если не всеобъемлюще описывают ее, то четко расставляют акценты – повесть эта о людях на войне, о том, как они раскрываются в сложных условиях и нужно ли им это вообще.
И именно они (ну а кто еще, да?) на фронте и в находящейся на осадном положении Москве прямо или косвенно зададут тяжелые вопросы, на которые и спустя 75 лет после Победы их потомки не подберут четких ответов. А их на удивление много, нерешенных споров, которые можно поднять при правильном приложении сил и таланта в небольшой по объему повести: как отражается на боевых действиях недавнее прошлое страны – чистка армии, внезапные аресты, – как проявляется слабость людей и их сила, что делать с жителями освобожденных городов, которые обеспечивали их жизнь под немцами. Наверное, разговор Лопатина с редактором для меня пока остается одной из лучших сцен на эту тему в нашей военной прозе.
Сам Лопатин в этой повести занимает показательно немного пространства, хотя и вызывает разных людей на откровенность своими вопросами или одним лишь присутствием.
И если где-то и кажется, что автор оставляет мужчинам больше пространства для маневра – смятения и нерешительности, – а от женщин требует цельности и определенности, то здесь поделать ничего нельзя. Бога-то нет, нужно в кого-то верить, кроме товарища Сталина.