ПО ДАНТЕВСКИМ МЕСТАМ

Вначале было слово – и слово было Я.

Потом пришли сомнения и головная боль.

Тяжёлые ступени, холодная скамья,

И тихая война с самим собой.

Водил меня Вергилий по дантевским местам.

Сырые катакомбы, крысиные углы…

Подглядывал Меркурий – из туч да по кустам,

Шептал проклятья и считал стволы.

Он говорил мне: «Не уходи!»

Он говорил мне: «Не улетай!»

Он говорил мне: «Слушай, отдай

Свою душу в залог!»

Он предлагал мне долгую жизнь,

Он уповал на украденный рай

И обещал мне в этом аду

Жилой уголок.

Потом настало чувство – и чувство было Ты.

Ложь стала бесполезней, а боль – ещё больней.

Вольтеровы цветочки, Бодлеровы цветы,

И чёрный дым – от кроны до корней.

Не требовал поэта на жертву Дионис.

Года летели клином, недели шли свиньёй.

Кумиры разлетались, как падаль, пузом вниз.

И каждый бог нашёптывал своё.

Один говорил мне: «Иди и смотри».

Другой говорил: «Сиди и кури».

А третий пускал по воде пузыри,

Когда я жал на весло.

Один предлагал мне хлеб и вино,

Другой намекал на петлю и окно,

А третий – тот требовал выбрать одно:

Добро или зло!

Но тут случилось чудо – и чудо было Мы.

И я послал подальше всю эту божью рать.

Я взял одно мгновенье у вечности взаймы —

Я знаю, чем придётся отдавать!

Измена на измене – мир прёт своим путём.

Предвзятое как данность, и целое как часть.

И рай теперь потерян, и ад не обретён —

Всё только здесь и именно сейчас!

1996

КОНЕЦ ГЛАВЫ

Тебя носило по городам,

Тебя насиловала весна,

Рассвет свободы тебе не дал,

И вместо солнца взошла блесна.

Блеснула вешенкой на ветру,

Мелькнула пятнышком по среде,

Кольнула кольцами под кору,

И мы уже – никогда нигде не…

Темнело пиво. Самогон крепчал.

Тянулась речь на редкость благозвучно.

И небу было даже не до туч, но

Злопамятный уже штормил причал.

Я совмещал скольжение по кругу

С попыткой встать над миром вверх ногами.

Мы шли навстречу, но не шли друг другу —

Мы выглядели рядом дураками.

Я первый, ты вторая,

Кто принял этот яд.

Любовь не выбирают,

Любимых не винят.

Без лишних снов, без выходок из тел,

Сосредоточив явь в открытой ране,

Захлёбываясь в собственной нирване,

Я прерывал теченье вечных тем.

Ты примеряла кольца и темницы,

Природу крыльев чувствуя плечами.

Мы рассекали воздуха границы,

Но контуров уже не различали.

Я первый, ты вторая,

Кто принял этот яд.

Судьбу не повторяют,

Забытым не звонят…

Темнело пиво. Самогон крепчал.

Назло врагам на маленьком диване,

Захлёбываясь в собственной нирване,

Я постигал конечность всех начал.

Мы бились лбом в раскрашенные стены,

Отборный бисер разметав икрою.

Мы вышли в звук, мы выдохлись из темы —

И разойдёмся братом и сестрою.

Я первый, ты вторая,

Кто принял этот яд.

Любовь не выбирают,

Любимых не винят.

1996

СУДЬБА РЕЗИДЕНТА

Родная! Ты помнишь своих героев?

Я здесь, я веду свой незримый бой.

Но рация снова вышла из строя,

И вся надежда – на новую связь с тобой.

Не верь никому – некрологи лживы!

Я не погиб и не сдался в плен!

Здесь мёртвый сезон, но мы всё ещё живы:

На невидимом фронте без перемен.

Родная, мой подвиг почти неизбежен,

Мой мозг под контролем, мой нерв напряжён,

А шифрограммы приходят всё реже,

И только – наложенным платежом.

Есть подозренья, родная, что ночью

Я вслух говорю на чужих языках.

Но кто я и с кем я – не помню точно:

Всё стёрлось, даже линии на руках.

Я помню только тебя, родную,

И наших двух (или трёх?) детей.

Я так скучаю, когда вхолостую

Секс-бомбы падают мне в постель.

Родная, эти мужские игры

Отшибли мне память, хоть застрелись!

Боюсь, что не вспомню ни физика Игрек,

Ни русскую пианистку Икс!

Семнадцать лет – как одно мгновенье,

Когда пули-дуры стучат об висок.

На всякий случай я впал в забвенье

И ампулу с ядом зашил в носок.

Всё это ради тебя, родная!

Но я заявить собираюсь для ТАСС:

Я всё позабыл, но я кое-что знаю!

Скажи это Юстасу – он передаст.

Родная, я всё превозмочь сумею:

Приказано выжить – отвечено «Есть!».

Но военные тайны всё дешевеют,

И скоро мне нечего будет есть.

Весна. А меня не пускают в отпуск

За то, что я съел сверхсекретный пакет!

А в гестапо вахтёр отобрал мой пропуск —

Это значит, обратной дороги нет!

Родная, я весь на грани провала!

На явках – засада! В квартире – завал!

Ещё один срыв – и пиши пропало!..

Но я не тот, за кого себя принимал…

Родная! Alles! С меня довольно!

Архивы – в урны, погоны – с плеч!

Пошлём всё к чертям – и уйдём в подполье

Вдвоём с тобою, как щит и меч!

Я прошу, хоть ненадолго…

1993

ДАЙ МНЕ СОВЕТ

Дай мне совет – куда мне идти?

Открой мне глаза, не заслоняй мне свет.

Дай мне совет – пока мы в пути,

Кто заплатит за дым звоном монет?

Слуховое окно, а за ним – чердак…

Кто же знает, что ещё будет со мной!

В этом мире и так, как всегда, всё не так,

Как всегда, бардак и шёпот муз за спиной.

Если некуда идти – иди на свет.

Если нечего ждать – жди перемен.

Если перемен по-прежнему нет,

Значит, встань с колен, встань с колен!

Если нечего скрывать – заметай следы.

Если не во что стрелять – стреляй в тишину.

Если нечего сжигать – поджигай мосты.

А если некуда плыть – то иди ко дну.

Дай мне совет – как быть мне теперь,

Когда эта дверь заперта на обед?

Дай мне совет, мой ласковый зверь,

Мой неласковый май, моё кино, мой секрет.

Только с ноты «до» – и уже не в такт!

Кто же знает, что ещё будет потом!

И я не знаю что, но я знаю как:

Как хотелось бы мне. А там – хоть потоп!

Если нечего читать – читай слова.

Если некогда спать – спи по ночам.

Если по ночам болит голова,

Значит, крепкий чай или – палача.

Если нечего делать – сходи с ума.

Если любишь тень – доживи до дня.

Если нечего терять – теряйся сама.

А если некого звать – позови меня

И дай мне совет…

1990

ВОДОЛАЗ 1

В тотальной пустоте морских глубин,

Средь пущенных на дно подводных лодок

Я буду вечно – водолаз один,

Затерянный в порту твоих находок.

Мне будет берег сниться по ночам,

Но я забуду радости земные,

Лишь только волны измочалят о причал

Украденные ветром позывные.

На самом дне, хлебая рыбий жир,

Жалея о прохладной твёрдой почве,

Я выплесну в бутыль глоток души

И перешлю его тебе по водной почте.

И поплыву сквозь мутный неуют

По воле волн летучим нидерландцем,

И уходящий на ночь в море солнца спрут

Порвёт мне шланг кривым протуберанцем.

И на безрыбье веря в злой обман,

Я на поверхность выплыву однажды.

И Ледовитый ядовитый океан

Задушит нас морским узлом солёной жажды.

А там, внутри, средь айсбергов и льдин,

Где минус сто и ждать тепла нет мочи,

Я буду снова – водолаз один

В скафандре самой-самой длинной ночи.

1993

ПОЖАРНИКИ

Булату Шалвовичу Окуджаве

и Борису Борисовичу Гребенщикову…

Господи, помилуй пожарников

С их бесконечным огнём,

С их портретами партии

И командиром-пнём,

С их техническим спиртом

И вопросами к небесам,

На которые ты отвечаешь им,

Не зная об этом сам.

Господи, помилуй пожарников,

Не дай им взойти на карниз,

Где дети вживую варятся

И женщины падают вниз,

И, когда ты их помилуешь, Господи,

Воздав за тревоги дня,

Удвой им выдачу спирта

И не забудь про меня.

1990

СВИДЕТЕЛИ

ПОЛЯРНАЯ НОЧЬ В РАЮ

Полярная ночь в раю

Случается раз в сто лет.

Архангелы дремлют в строю.

Притушен дежурный свет.

Занавешен служебный вход.

Еле слышно играет джаз.

И очередь у ворот

Ожидает назначенный час…

Пока они там храпят,

Мы здесь делаем, что хотим.

Мой млечный молочный брат,

Бесконечный мой побратим!

Бежим! Свобода не ждёт!

Отрекись от этой райской среды!

Здесь один лишь фруктовый лёд,

А мне так хочется пресной воды.

Бежим, мой ядерный друг!

Век-другой отсидимся в тени

И выйдем на новый круг —

Ну соглашайся, друг, не тяни.

Возможно, что это шанс,

Предназначенный лишь нам двоим,

И главное – сделать шаг,

А Бог нас не выдаст своим.

Мы ведь ближе к нему, чем те,

Что целятся в нас по делам —

Движением по нужде

И мыслями по углам.

Мой Боже, сожги свой пульт —

Свобода мне по плечу!

Но делать из культа культ,

Прости меня, не хочу!..

Тиха бескрайняя ночь

Во внечасовых поясах.

А ты часовых обесточь —

Ты же знаешь толк в полюсах.

Полярная ночь в раю.

Бестолковый день на Земле.

Ты спишь? Баю, баю, баю…

Всё сны о добре и зле…

1994

ТЕЛЕГРАФНЫЙ БЛЮЗ

Пришли мне телеграмму в две строки —

Я сделаю её своей настольной книгой,

И буду часто перечитывать, и, вникнув,

Переведу на все земные языки.

А впрочем, хватит и одной строки —

Лишь только имя, дата, город и созвездье,

И в этой тетраграмме буду весь я,

Открытый линиям твоей руки.

Напой мне проводами свой мотив —

Пусть иней слов раскрасит звуков пламя,

Расставь акценты строго между нами,

На пару тактов расстоянье сократив.

По пульсу, по приметам, по ветрам

Ты передай мне эти паузы и ноты,

И, может быть, преодолев длинноты,

Мы обойдёмся впредь без телеграмм.

Наполни содержаньем тишину —

Внуши мне что-нибудь на расстоянии,

И я, земной, проникнув в это состояние,

В твой космос на мгновенье загляну.

А на постскриптум – каплю немоты,

Блюз из понятных только нам тире и точек,

И тот почтовый скромный синенький квиточек

Спасёт меня от вечной мерзлоты.

1994