Цитаты из книг автора «Кирилл Рябов»

– Во-первых, мы объясним Гиге, кто такой Гитлер, что он плохого сделал и почему ему нужно отказаться от своего имени. После этого он попросит родителей дать ему другое имя. Например, Саша или Дима. А во-вторых, мы перед РОНО оправдаемся. – И вы считаете, пятилетний ребенок что-то поймет? – Мы подготовимся. Будем убедительны. – Покажем фото трупов из концлагерей, да? Кинохронику блокадного Ленинграда, правильно? – Ну, это тоже перебор, возможно, – сказала Лидия Андреевна. – Надо все четко продумать. – Простите, конечно. Но это безумие, – сказала Катя. – Вы только вдумайтесь, что вы предлагаете. – Ничего безумного тут не вижу, – поджала губы Лидия Андреевна. – Между прочим, в позапрошлом году соседи наши на девятое мая сделали постановку о подвиге Александра Матросова. И получили от РОНО грамоту. А мальчика, который играл Александра Матросова, пригласили потом на кремлевскую елку. – Я надеюсь, того мальчика, который изображал пулеметчика, не расстреляли? – Шутите? Катя закрыла глаза и загадала, чтобы происходящее обернулось сном. Потом открыла. Лидия Андреевна с любопытством ее разглядывала.

– Детский трибунал над детским Гитлером? – сказала Катя и вдруг почувствовала себя полной дурой из-за того, что это произнесла. – Да. Сделаем такое представление. – А потом понарошку его повесим? – спросила Катя. – Или расстреляем? – Нет, Катерина Дмитриевна, это перебор, конечно. Суд его приговорит стоять в углу. Недолго. Полчаса, например. – Да, Гитлеру такой приговор понравился бы, – сказала Катя. – Лидия Андреевна, а зачем это все? Что нам это даст?

Он замолчал. Катя тоже молчала, дожидаясь, пока он продолжит. Он не продолжал. Она вздохнула и спросила: – О работе? – В точку! О работе! Как будто я не работаю! А если бы не работал, то даже тогда не пошел бы к ней подчиненным. – Я все знаю. Давай не будем на эту тему. Валерик чем занят? – Мы пообедали. И я отпустил его поиграть в футбол на площадке. Он там с мальчишками. – Ты за ним смотришь? – Да, разумеется. Я прямо сейчас стою у окна. И машу ему рукой. А он машет мне в ответ. Катя улыбнулась: – Ладно. Хорошо. Слушай, я хотела кое-что спросить. В дверь осторожно, будто боясь, что она развалится от малейшего прикосновения, постучали. Потом появилась голова Лидии Андреевны. – Поговорим вечером, – сказала Катя. – Целую. – И я, – отозвался Валерий. Она нажала отбой. – Простите, что отвлекаю, Катерина Дмитриевна. – Вы не отвлекаете. Что-то случилось? – Мне пришла в голову идея. – Присядьте. Лидия Андреевна села. – Насчет Гиги? – спросила Катя. – Да, да, насчет Гиги. – Говорите. – Давайте устроим над ним суд, – сказала Лидия Андреевна. – Понарошку, понимаете? А дети примут участие. Такой детский Нюрнбергский трибунал.

В этом заскорузлом городе красивые девушки часто превращаются в злых, сильно поддающих тёток. Если вовремя не уезжают.

Сегодня плохая погода. Да? – Жизнь тоже не бог весть, – сказала Ульяна.– Бог есть, – согласился Коко. – Я люблю Бога.– А он тебя?– Бог любит меня.– Повезло.– Как тебя зовут? – спросил он.– Ульяна.– Меня зовут Коко. – Да я уж поняла.

5 Половину ночи Бобровский без сна провалялся на диване. Он равнодушно таращился в экран телевизора. Там показывали танки и бомбардировщики, ракеты, комплексы залпового огня, артиллерийские установки, марширующих солдат. Голос за кадром говорил: «Мы уже окружены вдоль всей протяженности границы. Только сильная армия спасёт наши природные ресурсы от захвата. Враг гораздо ближе, чем мы думаем». Бобровский пытался придумать план действий. У него была неделя. Или меньше? Тесть не уточнил, нужно ли считать прошедший день. Мысли путались. Не могли толком сформироваться. Он постоянно отвлекался на воспоминания. Например, как лет пять назад они с Настей катались на велосипедах по парку. Ничего особенного тогда не произошло. Велосипеды взяли напрокат. И Насте достался бракованный. Через каждую сотню метров цепь слетала, приходилось останавливаться. Бобровский предложил поменяться велосипедами. Настя сопротивлялась, и они чуть не поругались. Но в целом это был очень хороший день, в конце которого Бобровский подарил жене букетик полевых цветов. Голос всё талдычил о нависшей угрозе, заговорах, провокациях и новом биологическом оружии. Бобровский не заметил, как уснул. Ему приснилась война. Кругом всё горело и взрывалось. Пришёл командир и сказал: «Ситуация весьма говённая. Отбиваться нечем. Бобровский, мы решили выстрелить тобой из пушки по врагу. Отдай-ка автомат. А впрочем, оставь». Бобровского засунули в широкое дуло, почему-то вниз головой. Он увидел прямо перед собой огромный ударник, который должен был долбануть его по макушке, чтобы вытолкнуть наружу из ствола. Стало нечем дышать. Он слышал, как рядом суетятся артиллеристы, готовясь к выстрелу. Бобровский застонал, попытался закричать и проснулся.