Ардан не собирался поправлять главу Второй Канцелярии в том, что в том же Эвергейле, даже если собрать все деньги с населения, распродать все дома и лавки, все равно столько не соберешь. Да даже если туда прибавить окрестные фермы, включая громадное имение Полских, то все еще мало. Лишь с учетом скота можно было подобраться, может, к двум третям бюджета одного лишь Налимова.

– Сестры, родители?

– Родители давно как у Светлоликого. Сестры повыходили замуж и разъехались из столицы, – не открывая личного дела Налимова, ответил Милар. – Старшие живут у Лазурного Моря, а младшая на Пляшущем Полуострове, на границе с Оликзасией.

Арди вздрогнул, вспоминая мечту Катерины построить там приют для детей.

– Проверьте.

– Проверим, – кивнул Пнев, поправляя немного замасленные лацканы – видимо, давно не был дома и не сменил одежду. – Но, опять же, время. Да и вряд ли…

– Сам понимаю, капитан. Но у нас нет зацепок. Вот скажи мне – почему такой человек, как Ильдар Налимов, вдруг оказывается втянут в происходящее? В чем мотив?

Капитан вздохнул и опустил взгляд ниже – почти к самому столу.

– Детей нет, жены или любовницы тоже нет, – пожал тот плечами. – Жил абсолютно обычную, деловую жизнь. Нигде не участвовал, не числился. На оппозиционных съездах замечен не был. В качестве участника пожертвований для острых политиков тоже не наблюдался. Несмотря на доходы, жил относительно скромно. Автомобиль хороший, но простой. Небольшая квартира в собственности на окраине Центрального района. Есть даже долг за пользование домовым лей-генератором. Но, видимо, просто счет забыл оплатить – управляющий дома, как и соседи, отзывается о нем исключительно в положительных красках.

Полковник, кажется, мысленно выругался – именно так Арди перевел глубокую складку, обозначившуюся на лбу главы Второй Канцелярии.

– Ты сказал, что у него имелся торговый флот. А Ригланов, или кто бы ни скрывался под этим именем, оставил нам небольшой подарок.

– Официальное название, – снова развел руками капитан. – На деле это три старенькие баржи с такими длинными счетами за ремонт и обслуживание, что ими можно смело обклеить довольно просторную гостиную. Ходили в основном до Сейроса и Вироейры.

– А…

– Проверили, господин полковник. Команда у кораблей не сменялась на протяжении почти десяти лет. Никаких химер, странных грузов или каких-то других историй, за которые можно было бы зацепиться.

– Н-да, – цокнул полковник. – Как ни погляди, обычная, скучная жизнь.

– И все же, – вздернул указательный палец Пнев. – В этой обычной, простой жизни имеется один далеко не обычный и непростой эпизод.

В кабинете ненадолго повисла тишина. Гнетущая, неприятная, тяжелая тишина. Такая, которая порой прижимает к земле даже самых говорливых весельчаков, заставляя их отправиться по лабиринтам своей памяти, все ближе и ближе к темным эпизодам, о которых те хотели бы забыть.

Арди не считал себя разговорчивым юношей и уж тем более не относился к когорте весельчаков, так что вместо лабиринта буквально рухнул в пучину собственной памяти.

За сутки до совещания в Черном Доме

– Сдашь мне завтра, когда приедешь в контору на разбор полетов. – Милар заглушил двигатель и достал портсигар.

Привычно закурил. Привычно запахло. Снова – неприятно. Впрочем, Арди стал уже привыкать к этой едкой вони, прилипавшей к телу и одежде не хуже мокрой глины.

– Разбор полетов? – переспросил юноша.

– Выражение такое. – Милар не сводил взгляда с парадного входа в здание. – Значит, что будем проводить совещание. Неприятное.

– А бывают приятные?

– Не знаю, господин маг. Может, и бывают. Мне, правда, пока не повезло на таких присутствовать.

Капитан пытался в прежней манере отшучиваться, но у него не получалось. Голос звучал тяжело, взгляд выглядел еще тяжелее, а руки немного тряслись.

Не из-за страха, а от напряжения. Над головой клубились тучи, ветер звенел на жестяных листах крыш, буря еще напоминала о себе жителям столицы. Кому-то в прямом смысле, а кому-то, как в случае с работниками Второй Канцелярии, еще и в переносном.

И точно так же, как снаружи все еще звенели отголоски весенней грозы, точно такие же звучали и в сердце Милара.

– Идем. – Капитан, оставив сигарету во рту, первым открыл дверь и вышел наружу.

Арди, взяв с собой посох, поспешил следом. Лицо тут же облизнул настолько влажный, что почти мокрый, воздух Кривоводного канала. По ушам громыхнул стук трамвайных колес, а где-то вдалеке слышались рабочие, строящие очередной мост на другой берег, чтобы хоть немного ослабить нагрузку на мост Мучениц. Хотя – вряд ли поможет.

Из двух автомобилей черного цвета, припарковавшихся сзади, уже начали выбираться оперативники (из других отделов – Урский с Эрнсоном все еще находились в госпитале, пребывая в чем-то вроде волшебной комы. Но их состояние улучшалось, просто не так быстро, как хотелось бы. Мшистый поправился куда быстрее), но Милар, подойдя ближе, бросил пару быстрых, резких слов, и те остались на своих местах.

– Не потребуются, – тяжело произнес Пнев, возвращаясь обратно к Ардану.

Арди промолчал. Капитану было виднее. В конце концов, дом, к которому они приехали, – дом капрала Алисы Ровневой. Именно здесь, на берегу канала, та снимала квартиру. И теперь около ее парадной остановились три казенных автомобиля.

Потому что именно через Алису Ровневу, осознанно или нет, орден Пауков получал столь необходимую информацию, благодаря которой каждый раз оказывался на шаг впереди Милара с Арданом.

– Как же, срань, погано, – выдохнул Пнев, поднимая воротник пальто и придерживая шляпу, все норовящую отправиться следом за призывными взмахами крыльев веселого ветра.

Тот заставлял лужи рябеть, а порой и вовсе отрывал комья слякоти, бросая те на штаны и обувь. А они все стояли спиной к неспокойному каналу, пытающемуся утихнуть после бури, стояли и смотрели на парадную.

Арди не так долго знал Алису. Немногим дольше трех месяцев. Но даже ему было как-то не по себе. Потому что он прекрасно знал, что последует за тем, как они ее задержат.

Точно так же, как знал это и Милар Пнев, для которого Алиса, как и Урский с Эрнсоном, наверняка уже давно стала чем-то большим, чем подчиненный.

Знала и Алиса…

Арди, повернувшись к оперативникам, заметил, как те держат в руках сигнальные медальоны.

– Милар…

– Знаю, – процедил капитан, после чего глубоко, почти так, что пальцы обжег, затянулся. Затем, как паровоз, выдохнул целое облако дыма и, затушив о подошву то, что осталось от разом скуренной сигареты, хриплым, кашляющем голосом произнес: – Идем, напарник.

И они пошли.

Их туфли шуршали по мокрой мостовой, а пальто трепыхались на ветру, напоминая звуками крылья встревоженных птиц, пытавшихся скрыться от тех охотников, что ходят тропами среди облаков.

Арди был без плаща. Распоряжением Второй Канцелярии, при исполнении обязанностей дознавателя его избавили от необходимости носить какой-либо атрибут регалий, будь то погоны, плащ или официальная лицензия. Достаточно лишь удостоверения дознавателя Второй Канцелярии.

Что само по себе являлось лучшим маркером принадлежности к силовым структурам, потому как лишь их маги ходили по городу без регалий. Иными словами – плащ и звезды все равно надеть придется, но не сейчас. Потому как в прошлом инциденте погоны хоть и уцелели, а вот плащ…

Арди вздохнул.

Он всеми силами пытался отвлечься от того, что их ждало.

Пытался.

Но не мог.

Милар открыл двери, и они оказались в просторном холле. Как и всегда, по левую руку от входа висели почтовые ящики, по правую лестница и первые квартиры. Только в данном случае, учитывая, что дом не строился изначально под квартиры, от входа налево и направо уходили рукава длинных коридоров, в недрах которых так же имелись двери.

Видимо, когда-то давно здание еще не выкупили под цели жилого заселения, здесь, в офисах и кабинетах, работали люди. Стучали печатными машинками, звенели каблуками, шуршали бумагами и обязательно громко разговаривали, обсуждая важные дела и задачи.

Именно так себе представлял офисы компаний Арди, никогда там, собственно, не бывавший.

А теперь тишина. Тишина, разбавляемая едва слышным шорохом, когда туфли погружались в жесткий, почти хрустящий ворс ковров, которыми тут, как и везде, застелили пол. Так проще, чем постоянно бороться с сезонной грязью, приносимой жильцами на подошвах.

Вместе с Миларом они поднялись на третий этаж и прошли по коридору в западное крыло, свернув на перекрестке вглубь дома. Окна Ровневой, видимо, выходили на противоположную от канала сторону.

А жаль.

Вид красивый.

Какие глупые мысли, учитывая обстоятельства…

Они подошли ко входу – самой обычной, ничем не примечательной двери из простой породы лиственницы, покрашенной столь же просто алой краской и покрытой когда-то лаком. Теперь уже немного облупившейся, но с явными следами ремонта. На двери, как на страницах книги, остались следы прошлого. Когда-то давно ее поставили здесь те, кому имелось дело до своего домашнего гнезда.

За дверью ухаживали, подновляли лак в тех местах, где требовалось, порой подкрашивали. Затем наступили годы, когда к ней относились спустя рукава. Забыли и забросили, из-за чего краска вспенилась, лак облупился. А еще через некоторое время принялись чинить.

Милар вздохнул, отряхнулся как пес, после чего расстегнул кобуру и, не доставая револьвера, потянул ручку на себя.

Не заперто.

Они прошли в коридор. Чистый и светлый. С маленькой прихожей в виде стульчика, вешалки, приколоченной к стене, и полочки для обуви.

– Разувайтесь, – донеслось, судя по звукам, из кухни. – Чаем напою.

Милар с Арданом переглянулись, синхронно развязали шнурки на туфлях и оставили те в прихожей. Обули заношенные, подъеденные молью тапочки и прошли через холл. Попутно юноша успел разглядеть маленькую гостиную со столом и диваном, а еще спальню – планировка квартиры позволяла из коридора увидеть почти всю квартиру.

Уютную, пахнущую цветами и почему-то сыром. А еще радостью. И немного страстью… запутавшейся в сетях сердечной боли. Та еще осталась где-то на смятых простынях неубранной кровати. В разбитой вазе. Разорванном плюшевом медведе. Разбросанных цветах. Вываленных на ковер украшениях, явно не из числа тех, что может позволить себе работница Второй Канцелярии. А еще кольцо. Из белого золота. С красноречивым, большим бриллиантом.

Помолвочное.

Оно лежало в центре. Его явно бросили не сразу. Сперва вертели в руках, размышляя о чем-то, а затем в сердцах швырнули о стену – на обоях след остался. Оно отскочило и символично приземлилось в центр.

Все это Арди прочел за мгновение. Совсем как раньше, в Алькадских лесах, когда Шали учила своего друга читать следы. И Милар, судя по взгляду, прочел ровно то же самое.

Алиса действительно стояла на кухне. В своем привычном, деловом костюме. Черная юбка по щиколотку, неплотная жилетка-корсет и аккуратный пиджачок со следами отпоротых рюшек на манжетах.

Ровнева порой сокрушалась, что ей сложно приобрести подходящий для ее специфической работы наряд, а шить дорого. Вот и приходилось дорабатывать то, что продавалось для дам.

Кухня, метров десять квадратных, не могла похвастаться лей-кабелями и техникой. Дровяная плита, умывальник с баком и ведром под серую воду, просторный ледник и стол, на котором готовили и порой, когда не было времени отнести пищу в гостиную, впопыхах ели. Об этом юноше сообщили следы и разводы, которые не смоешь и не отчистишь.

На железной подставке стоял жестяной чайник. Совсем недавно вскипевший. Рядом с ним примостился маленький, из дорогого фарфора – заварочный.

Когда Милар и Ардан уселись на стулья, Алиса разлила заварки, покрыв той лишь самое донышко пузатых чашек, а затем налила кипятка.

Напарники переглянулись и пить не стали. А Ровнева, поднимая чашку, сделала маленький глоток. Алиса обладала удивительной способностью пить едва ли не только-только вскипевшую воду. Объясняла тем, что привыкла согреваться горячими напитками – в ее «офисе» ведь всегда холодно.

– Травить не буду, – произнесла она.

На ее пухлых, мягких щеках остались следы слез, руки тряслись ничуть не хуже, чем у Милара недавно, а сама она… Ардан отвернулся.

Ему больно было смотреть на Алису. На эту невысокую, очень приятную девушку. С такой мягкой внешностью и таким крепким и волевым характером. С умным, вкрадчивым взглядом серых глаз, таящихся по ту сторону толстенных очков.

Раньше…

А теперь…

Она осунулась, в мешках под оправой скопились горести бессонных ночей, а кожа слегка одрябла – Алиса всего за тридцать часов похудела на десяток килограмм. А еще поседела. Изрядно.

– После развода, три года назад, ты выглядела лучше, Алиса. – Милар нарушил тишину и взял чашку в руки. Отпил и икнул. – Как ты пьешь такой горячий…

– Привычка… – ответила она осмысленно, но слепо. Смотрела в одну точку перед собой, не сводя взгляда в сторону. – Лучшие два года в моей жизни, Милар. Без вас, мужчин. Только я и работа. Лучшие, о Ангелы, годы…

– Ильдар…

– А я ведь знала, – продолжала Алиса, даже не слыша Пнева. – Знала, что не может быть так хорошо. «Милая госпожа, вы, кажется, обронили вашу улыбку, позволите мне вам ее вернуть?» – Она явно пыталась спародировать глубокий голос Налимова. – О Светлоликий, что за чушь. Я ведь так тогда и подумала: чушь какая… А он упрямый оказался. Настойчивый. Крепкий. Совсем не та размазня, что мой бывший муж. Я подумала, что он выдержит. Выдержит мое общество. Я ведь не подарок, Милар.

– Это уж точно, Алиса… это уж точно, – кивал Пнев, так крепко сжимая горячую чашку, что у него пальцы покраснели не только из-за температуры.

– Из меня не очень хорошая вышла жена, Милар. Я не умею заботиться о мужчине. Я умею работать. Умею находить мелочи, детали. Знаю химию. Отлично знаю. Потому что люблю ее. – Алиса говорила сбивчиво, порой делая длинные паузы между словами. – Первого мужа я не любила. Вышла замуж, потому что надо. Потому что взрослая девушка должна быть замужем. А он был из хорошей семьи и обещал не требовать от меня ничего из того, что я не могла ему дать. Обещал и соврал. А Ильдар… он даже не обещал, Милар. Он просто делал. Не спрашивал, где я была, если задерживалась пару дней в лаборатории. Не требовал готовить – сам прекрасно вечерами пропадал у плиты. Нанял нам домработницу. Представляешь? Я сперва была против, но в доме стало чисто, а мне спокойней. И ему. Мы ведь хорошо жили… хорошо…

– Кто-то смог занять место в твоем сердце кроме химии?

Алиса улыбнулась. Горько. Так горько, что у Арди в горле заскреблись предательские кошки.

– Мне так показалось, Милар… мне так показалось… – Она подняла взгляд в сторону комнаты, где рядом со смятыми простынями лежало помолвочное кольцо. – Перепутала любовь и понимание с… Проклятье. Проклятье! – Она сжала кулачок и ударила им о стол. Сильно. Куда сильнее, чем люди бьют в сердцах. Она хотела сделать больно. Себе. Чтобы болело тело, а не душа.

Арди хорошо помнил это чувство. Он сдался ему однажды и сам. Там, в пещере Эргара, после смерти отца. Потому что чувствовал то же, что и Алиса. Ему тогда, маленькому, не знающему ничего о мире, казалось, что отец предал его. Променял их семью на Эвергейл.

Но отец не предавал. Эргар помог Арди это увидеть и понять.

Вот только у Алисы совсем иной случай.

– Он ведь просто использовал меня! Использовал! Трахал прямо там, на этих сраных шелковых простынях из Каргаамы, звал замуж, называл… называл… – Она проглотила уже иссякшие слезы и тихо произнесла: – Любимой. Называл любимой. И мне казалось, что он верит своим словам. И я поверила ему. Почувствовала себя нужной. Кому-то кроме мертвецов, которых режу каждую клятую ночь. Кому-то живому. И мне стало тепло. Тепло… понимаешь, Милар?

– Понимаю, Алиса.

– А теперь он помер. Как собака. Сдох. И мне даже не вцепиться ему в глаза и не вырвать его поганый язык. Просто тело. Очередной кусок мяса. Который вскроют, разложат по весам, а затем затолкают в деревянный ящик и спрячут под землей… а я… а я… я снова одна. И мне снова холодно, Милар. У меня будто сердце вырвали. Надкусили, а затем выкинули, как нечто ненужное.

Они замолчали. У каждого перед лицом стояла кружка с чаем, и тонкие ниточки пара вились над ароматны напитком.

– Я не помню, Милар, что говорила ему. – Алиса сжалась в комочек, упершись спиной в спинку стула. – Не помню… мы просто болтали. Обо всем на свете. Он что-то рассказывал о своей работе, а я нет. Протокол ведь не позволяет. Я молчала. Поначалу. А затем минули месяцы. Я сперва говорила только о своем. Он ведь слушал. Понимал меня. Понимал… Бред какой. Понимал он… Тварь… Я ведь кто? Я женщина с ножом, режущая трупы… Знаешь, как на меня смотрят на семейных собраниях? Знаешь? На собачье дерьмо смотрят лучше. И плевать им на мою степень в химии, плевать на публикации, на звание, плевать на все. Мать со мной снова стала разговаривать, лишь когда я пришла с мужем, а потом, после развода, все по новой…

Милар молчал. Он не понимал. Не понимал и Ардан. Они сидели за одним столом. Служили в одном отряде, работали над одним и тем же делом, но жили в разных мирах.

Милар и Арди могли лишь заглянуть в мир Алисы, но не понять его.

Точно так же, как и она не поняла бы их мир.

– Я говорила все больше. Делилась большим. А он всегда понимал… всегда слушал… О Вечные Ангелы… Милар… Сколько людей… сколько всего. Из-за меня. Моей глупости и…