Весна. Ночь

Меня разбудил настойчивый стук. Спросонья я никак не мог понять, привиделся ли мне этот стук или я слышал его на самом деле. Я сидел на полатях в одной рубахе, глядя в темноту и напрягая уши. Раздался громоподобный отцовский храп, за печкой зашуршала мышь, Дана перевернулась на другой бок. Эти простые и знакомые звуки успокоили меня. Я лег, но стоило мне положить голову, как стук раздался снова. Аккурат там, где находилось мое ухо. Я тут же подскочил словно ошпаренный.

– Ты тоже это слышишь, да? – шепотом спросила Дана.

От неожиданности этого вопроса я, признаться, испугался еще больше. И ежели седина не покрыла мою буйную мальчишескую голову, то только в этом можно винить только чудо.

– Ты чего не спишь? – спросил я у сестры также шепотом.

– Слышу его… Стук этот… Это тебе стучат.

– Как это ты узнала? – усмехнулся я. – Ты у нас что, тоже колдунья?

Дана тяжело вздохнула и встала рядом со мной. Растрепанные волосы закрывали ее лицо, пальцы теребили любимую игрушку – куколку из сена и тряпок.

– Может и так. Только знаю я, что это за тобой пришли, – едва слышно ответила она.

Набравшись смелости, я тихо оделся и прокрался к выходу. В самый последний момент дверь предательски скрипнула. Я остановился и снова прислушался. Судя по царившей внутри тишине, родители не проснулись.

Обойдя дом, я увидел лишь сову, сидящую на натянутой для сушки белья веревке. Сова показалась мне необычной, но даже будь она слишком умной, она вряд ли смогла бы так постучать своими когтистыми лапами.

Плюнув от злости на землю, я повернулся спиной к сове, направляясь досматривать сны. Кто бы там ни стучал, я дал ему возможность поговорить со мной, а нет, так нет.

– Стой, – проскрипел неприятный голос за спиной. – Не уходи, но и не оборачивайся.

Я застыл как вкопанный. Обернуться хотелось нестерпимо. Страх сковал руки и ноги, нутро же не чуяло опасности. Ежели б хотела меня нечисть со свету сжить, не стала бы она разговоры заводить.

– Слушай меня внимательно, – продолжал говорить голос. – Беда над вами нависла. Отец ваш слушать не хочет, сестра твоя слишком уж пугливая. Ты остался.

– И что же я делать должен? – не оборачиваясь, спросил я.

– Отведу тебя в место одно – там тебе все и расскажут… Да только сестру с собой возьми.

– Не буду я ее брать, – проворчал я, складывая руки на груди и выставляя вперед одну ногу. – Раньше говорить надо было, я обратно в дом не пойду за ней. Проснется родня – так я из дома больше вообще не выйду. Еще и головомойку устроят… Ну уж нет.

На какое-то время наступила тишина. Казалось, что я остался один, и мой неизвестный собеседник, разочаровавшись, ушел в середине моей речи. Мне никак не удавалось заставить себя обернуться. Шутки с нечистью – а я был уверен, что это леший совой оборотился, – никогда и ни для кого не заканчивались хорошо. Поэтому я просто стоял и смотрел на темное небо, затянутое низкими тучами, сквозь которые временами прорывался бледный лик полной луны.

– Ладно, – наконец-то ответил мне голос. – Так и быть, пойдем. Можешь обернуться. Медленно.

Мурашки пробежали по рукам в сторону затылка и скрылись в волосах. Я медленно обернулся, но не увидел ничего странного, кроме все так же сидящей на веревке совы.

– Пойдем, – сказала она все тем же скрипучим голосом и полетела в лес.

Я побежал за ней. Каждый шаг в сторону леса давался мне с ужасным трудом. Будто невидимые нити держали, тянули обратно к дому. Плохой знак, да только повернуть назад я тоже не мог – что-то внутри гнало меня в лес, как зайца гонит вперед страх от громкого резкого звука.

Пока мое тело никак не могло разобраться, что же ему делать, я думал о сестре. Почему я не пошел за Даной? Всего несколько шагов, приоткрытая дверь и шепот в темноту – никто бы не услышал, кроме нее. Да только что потом? В лес она бы идти ночью отказалась, а ежели бы и согласилась, так цеплялась бы за меня, ныла постоянно, боялась всего на свете. От любого шороха подпрыгивала бы. Зачем оно мне надо? От нее всегда какие-то проблемы… То разговор подслушает, то в речку упадет… Уверен, не просто так я ночью вскочил. Не только из-за стука. Без сестры тут не обошлось…

Лес становился гуще, ели росли все ближе друг к другу, так что продираться сквозь ветви стало сложнее. Еловые лапы цепляли мою рубаху, понемногу разрывая ее. Луна совсем скрылась. Я остановился, не в силах увидеть дорогу и уже не видя моего проводника.

– Эй! – сказал я, стараясь придать своему голосу уверенность. – Ты где?

В темноте мой голос прозвучал угрожающе громко. Вернувшись эхом в мои уши, он будто усилился в несколько раз. Теперь я был уверен – беды не избежать. Леший гневался на любого, кто шумел в лесу после наступления тьмы. Только по особым праздникам, собравшись всем вместе и в назначенных местах, можно было надеяться на счастливый исход. А вот одиночек он не любил. Ни одного случая счастливого возвращения одинокого «ночного лесника» я не знал. Даже их тела находили редко.

– Рядом с тобой я, – ответил мне все тот же голос. – Чего ты орешь?

– Не видно ничего. Как я за тобой пойду, когда не вижу тебя?

– Хм-м-м…

На этот раз тишина продлилась недолго. Я услышал чудесные звуки музыки. Такую музыку просто не могли исполнять обычные люди. Каждый звук цеплял мое нутро, переворачивая все внутри. Это была не просто свирель – это был соловей, искусно играющий на сказочной флейте, принадлежавшей самому Лелю. Послушать дивную музыку собрались и обитатели леса: в кустах послышался шорох, на ветки сели тени птиц, послышался стрекот сверчка, дополняющий звучащую песню. Последними прилетели светляки, окружившие таинственного музыканта.

Вот тогда у меня затряслись коленки от охватившего с головы до пят ужаса. Передо мной стояла женщина, чья кожа походила цветом на пожухшую на солнце траву. Волосы напоминали сплетенные между собой вьющиеся цветочные лозы. Тело прикрывала накидка из мягкого зеленого меха. Возраст женщины определить мне не удалось. Временами она казалась мне согнувшейся под тяжестью лет старухой, а иногда – молодой и манящей русалкой.

– Чего застыл? Лешихи никогда не видел? – уже знакомым мне скрипучим голосом спросила она, опустив свирель.

– Никогда… – сказал я, моргнув несколько раз.

Произнести даже это слово было непросто. Горло пересохло, требуя воды. Как назло, даже слюна не помогала хоть немного смочить глотку.

– Пойдем, – указывая на дорогу из выстроившихся в ряд светляков, сказала Лешиха. – По дороге тебе все расскажу.

Я послушно двинулся за ней, пока она делилась со мной всем, что наболело у нее за несколько десятков лет жизни в лесу.

– Я к Лешему попала, когда еще девчонкой совсем была, – говорила она. – Он меня женой своей сделал, так я в лесу и осталась. Лес, сказать честно, я с малых лет любила. Хорошо мне тут. А что не ведаешь обо мне, так это обидно, не то слово. Про мужа моего каждый наслышан, а меня будто и нет совсем. А скольких из вас я от беды выручала! Даже и не поблагодарит никто… Каждый знает, как только слышишь сову – пора давать деру из лесу, а никто и не сказал ни разу этой сове доброго слова на прощание! Так и помогай людям… Ни благодарности от вас, ни почета… Муженька моего вона как все боятся, да любят. А я чем хуже? Разве ж я не заслуживаю того же? А ну-ка, отвечай!

– Заслуживаешь… Спасибо тебе, Лешиха, за все… – глядя на нее перепуганными глазами, ответил я.

– Вот то-то и оно… Ладно, пришли почти… Теперь и помолчать можно, чтобы лишнего внимания не привлекать.

Мне оставалось только кивнуть. Хотя я уверен, она не ждала больше от меня никакого ответа. Судя по выражению ее задумчивого, казавшегося сейчас старым, лица, она вспоминала дни молодости и своих прогулок по лесу, когда она и сама не задумывалась о том, к чему кричит сова.

Не успел я об этом подумать, как мы вышли на полянку, освещенную тысячами светящихся жучков. Сложно было представить себе такое неимоверное количество светлячков в одном месте. Одни сидели на ветвях деревьев, другие ползали в траве, третьи – зависли в воздухе. Они висели над старым капищем.

Очерчивающие круг камни давно уже потерялись в разросшейся траве. Некогда прямой столб, с вырезанной на вершине головой бога, накренился и потемнел. В самом центре едва заметного круга стоял каменный алтарь. Он был необычного темно-серого цвета, он был белым. В свете светлячков он мерцал и искрился, словно сказочный ларец с плоской крышкой, на которой, уперев руки по бокам от ног, сидел мужчина, больше похожий на медведя.

Сперва я действительно принял его за странного белого медведя. Но как только он поднял косматую седую голову и посмотрел мне в глаза, мысль об отце молнией пронзила сознание – я тут же отпрыгнул назад и свалился, зацепившись за камень, так не вовремя подвернувшийся под ноги.

Послышался смех, громовыми раскатами прокатившийся по лесу и оглушивший меня. Мой отец давно уже не смеялся так громко и искренне. С тех пор как он стал колдуном, голос его стал тише, жестче и спокойнее. А еще отец никогда бы не позволил себе во весь голос засмеяться в ночном лесу. Он и нас этому учил. Ночь – время разгула нечисти. В это время нужно вести себя тихо и незаметно.

– Вот это ты как цыпленок! – отсмеявшись, сказал старец. – Чего испужался? Меня?

Не ответив, я встал и отряхнулся.

– Чего молчишь, аки рыбина? Язык при падении проглотил? – сказал старик и снова засмеялся. – Лады, раз ты говорить больше не можешь, так я начну. Меня Родом кличут. Я был одним из первых богов для тутошних. Мой идол тут гниет… А ты чего это без сестры пришел?

– Ну… Сразу надо было говорить, чего мне дверью по три раза скрипеть?

Род покачал головой. Улыбка сошла с его губ, лицо приняло печальное выражение. Он весь вдруг уменьшился, ссутулился.

– Плохо это… Ой, как плохо…

– И что же тут плохого?

– А то плохо, что не всю ты мне правду говоришь. Я всю вижу. Тем более то, что семьи касается. Чего ты на нее обозлился?

– Так, раз все видишь, то и это видеть должен! – скрестив руки на груди, сердито сказал я.

Мне настолько не хотелось касаться этих своих чувств, что я не побоялся даже вызвать гнев – пусть и старого – бога.

– Черно внутри у тебя. Все чернота злости заполонила. Как же так? Да вроде ж недавно еще все ладно было… Ну-ка, милок, рассказывай.

– Никакой я не «милок»! – обозлился я. – Чего она за мной таскается везде. То выставляет меня перед друзьями обманщиком, то в реке топится, то с нечистью всякие дела водит… А мне за нее отвечать! Вот случится с ней чего – мать с отцом сразу на меня накинутся! А я разве виноват? Вот давеча, чуть не утопла. Еле вытащил. А кто виноват? Ну не я же виноват! Она виновата! А случилось бы с ней чего – я не досмотрел, я не спас. Зачем оно мне надо, таскать ее повсюду? Пусть дома сидит. Целее будет.

Род снова покачал головой. Казалось, за время разговора он еще уменьшился. Выглядел он отощавшим.

– В сердце твоем тьма поселилась, – спокойно сказал Род, глядя на меня грустными глазами. – Она страхом твоим питается. Страх рождает злобу. Страх заставляет тебя ошибаться. Он делает тебя слабым. Не время тебе быть слабым. Дóлжно тебе открыть сердце для любви.

– И на кой мне это?

Род поднял указательный перст, и печальная улыбка коснулась его тонких губ.

– Мой идол не всегда был таким, – тихо сказал он. – Было время, когда ко мне приходили сразу из двух соседних деревень – а мы как раз на ничейной земле, аккурат посередке – оставляли на моем алтаре подношения, возжигали костер и пели в мою честь. Теперича я забыт. Другие боги встали на почетные места старых богов. Времена меняются, все стареет и ветшает… Мое имя осталось в преданиях, но не боле того…

– Ну и?

– Грядут перемены.

– Ну так я-то тут при чем? Пусть его грядут…

– Они всей вашей деревни коснутся. Соседи ваши уже почувствовали. Близится и ваш черед…

– Ну и чего ты меня пугаешь? За этим ты мне отдохнуть не дал и в лес заманил?

– Нет, не за этим. В вас с сестрой дух особый живет. Мы посовещались всеми богами и решили вас своими избранниками сделать. Убережем вас во время прихода дружины, поживете в лесу. Потом найдем вам по паре. Будете жить, бед не знать, да нас почитать. Без заботы с нами вот чего случается…

Род обвел пространство вокруг и позади себя худощавой рукой. Теперь он выглядел осунувшимся и болезненным. У него почти не осталось сил. Он таял на глазах. Мне казалось временами, что я уже вижу сквозь него парящих в воздухе светлячков.

– Ясно, – сказал я. – Так делать-то мне что надо?

– На рассвете тебя мать разбудит, да за водой пошлет, – спокойно говорил Род. – Ты иди в то место, которое в деревне называют проклятым. Там перейдешь через мостик, оборотишься трижды вокруг себя в сторону правой руки, потом поднимешь камень размером с три кулака, лежащий у реки и сорвешь из-под него траву. Это не простая трава. Это Русалочья слеза. Она тебе может верную службу сослужить в скором времени.

– Что же она делает?

– Это ты у Лешихи узнать можешь. Мое время истекает. Пора мне уже. Так что внимай, закрыв рот и раскрыв уши. Как придут дружинники – бери сестру и бегите к идолу Ярило. Там расскажут, куда следовать. Да только не жди ничего, сразу беги. Бывай, – уже шепот сказал Род, прежде чем растаял в воздухе.

Светлячки сразу же начали разлетаться в разные стороны. Лешиха поманила меня за собой. Я помедлил, она закатила глаза, вздохнула и взяла меня за запястье.

– Русалочья слеза – это трава, способная вмиг вылечить любые раны, – сказала Лешиха, ведя меня за руку также, как я несколько часов назад вел от реки провинившуюся сестру. – Ежели тебя или ее ранят – положи в рот раненному и пусть жует. Вкус у этой травы так себе, честно скажу, но зато действенна.

– А почему ее так назвали? – поинтересовался я.

– Потому что она от русалочьих слез вырастает. Как полная луна на небе появляется, так на берег по одной выходят русалки. Утопленницы. Они поют о потерянном и льют слезы. На месте, где пролились слезы русалки на землю, вырастает эта трава. Очень редкая. Русалки могут плакать только первые два года после своего обращения. По поверьям, в каждой такой слезинке заключено все те добрые и светлые воспоминания, что у русалки остались от прошлой жизни. Поэтому-то они и лечат.

– Ежели она мне понадобится… Значит ли это…

– Чего не ведаю, на то и не отвечу, – резко оборвала мою мысль Лешиха.

Не успел я задуматься о ее слова, как оказался у дома. Пока я обдумывал, как путь туда оказался короче, чем обратно, она заговорила.

– На этом наше с тобой знакомство заканчивается, – сказала она все тем же скрипучим голосом. – Я слышала все, о чем говорил тебе Род. Надеюсь, ты тоже хорошо все слушал. Прощай.

Не успел я ответить, как она оборотилась совой и улетела в лес, оставив меня стоять одного. Голова разрывалась от вопросов. Чувства никак не хотели приходить в порядок. Ощущение важного грядущего давило на меня тяжестью каменной плиты. Идти домой не хотелось. Только неожиданно поднявшийся холодный ветер загнал меня внутрь избы.

Внутри все спали. Даже сестра тихонько сопела в своем углу. Посмотрев на нее, я испытал радость. Она была жива и в безопасности. Все было так, как должно было быть. Я искренне верил, неприятности обойдут нас стороной. Ничего плохого просто не может случиться.

Тихонько прошмыгнув на свое место, я лег и закрыл глаза. Видения грядущего еще долго не давали мне уснуть, только мирный сон близких и ночная тишина смогли, наконец, успокоить бурю внутри.