– Этот фестиваль проходит каждый год. Что-то вроде терапии от сезонной депрессии, – усмехается он и выходит из машины.

Через несколько минут мы растворяемся в толпе. Карнавальные палатки, яркие огни, звонкий смех и визг детей с разрисованными лицами, за которыми едва успевают родители. Повсюду – стайки школьников, вечно смеющихся и перекрикивающих музыку друг друга.

В моей руке пушистая розовая сахарная вата, в его – яблоко в карамели, которое он лениво покусывает, не сводя с меня глаз. Где-то сбоку подкрадывается головная боль, пульсирует в виске, но я стараюсь её не замечать. Сейчас я не хочу думать ни о боли, ни о снах, ни о страхах. Только о мгновении.

Мы проходим мимо палатки с игрой в дротики, и Эзра неожиданно останавливается.

– Хочешь, я выиграю тебе мишку?

– Можешь сыграть, но мишка мне ни к чему.

– Ну пожалуйста, – надувает он губы, дразня. – Это же мило.

– Если я чего-то хочу, стараюсь добиться этого сама. В этом весь смысл игры.

Я иду дальше, но он быстро догоняет, и наши руки невзначай касаются. Я ловлю себя на мысли: насколько же равнодушна к этому прикосновению. Эзра – симпатичный, заботливый, явно влюблён в меня. Когда-то мы были вместе, но теперь… ничего. Ни трепета, ни ожидания, ни даже тех самых банальных бабочек в животе.

Иногда мне хочется хоть на миг увидеть ту, прежнюю Далию: понять, какой она была, о чём мечтала, что чувствовала. Но даже если бы я часами вглядывалась в осколки прошлой жизни, этого было бы недостаточно. Всё, что делает нас собой: пережитое, обстоятельства, принятые решения – исчезло. И вернуть это невозможно. Как же хотелось бы, чтобы окружающие это понимали.

– Ладно, – говорит он после короткой паузы. – Вернёмся к нашей игре. Есть ещё вопросы?

– Хм… – тяну я, отрываю кусочек сахарной ваты и кладу его в рот. – Куртка с нашивкой, – киваю в сторону его плеча. – Ты что, спортсмен?

Он расправляет плечи и с самодовольным видом выпячивает грудь.

– Капитан футбольной команды.

– Ну конечно. А я случайно не чирлидерша?

Он громко смеётся, запрокидывая голову.

– Даже близко нет, – усмехается он, бросая палочку от карамельного яблока в урну. – Физическая активность – точно не про тебя. Ты была театралкой. Причём занудной.

– Эй, полегче, – смеюсь я, толкая его в плечо. – Театр – это утончённо, придурок.

– Я же не говорил, что это плохо. Мне как раз такие и нравятся.

Я замолкаю, потом тихо спрашиваю:

– Эзра… Как ты ко всему этому относишься?

– К твоей занудности?

– К тому, что я тебя не помню.

Его лицо мгновенно становится серьёзным.

– Это тяжело, – произносит он. – Будто ты погибла в той аварии. Только не совсем. Ты жива, но ты уже не ты. И теперь для меня словно… чужая.

Я не ожидала, что именно он сможет так точно выразить то, что я сама едва могла сформулировать: будто я действительно погибла в тот день и теперь всего лишь призрак в чужом теле.

– Но я говорю себе, что это лишь временно, – тихо добавляет он. – Я всё ещё надеюсь.

– Временно?

– Ну да. Есть же шанс, что память вернётся, правда? А если нет, я всё равно верю, что мы сможем вернуть то, что у нас было.

Он тянется к моей руке и переплетает пальцы с моими. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не вырвать её из его ладони. Как и Кэссиди, он явно ничего не понимает – ни про меня, ни про Логана. После всего, что случилось, они оба смотрят на меня как на святую. Будто я хрупкая, идеальная. Но я не святая. И уж точно не та, кем они меня видят.

Хочется вырваться из этой неловкой откровенности. Я резко поднимаю взгляд на яркие неоновые огни впереди.

– Мы можем прокатиться на колесе обозрения? – выпаливаю я, не особенно изящно.

– О, – удивляется он. – Если хочешь.

Мы стоим в очереди, и Эзра держится совсем рядом. День незаметно сдаёт позиции сумеркам, воздух становится прохладнее. Я прячу руки в карманы и начинаю прыгать на носках, пытаясь согреться. Наконец подходит наша очередь, и я почти сразу жалею о своём решении, едва ступив в шаткую кабинку. Металлический пол под ногами дрожит, кабинка слегка покачивается, и сердце отзывается тревожным стуком.

Эзра садится рядом. Колесо медленно поднимается вверх. Внизу открывается вид на мерцающие огни Ривербриджа: город кажется ожерельем, рассыпанным в темноте. Вдалеке чернеют горы, а на небе одна за другой появляются первые звёзды. Здесь, наверху, воздух становится ледяным. Я поджимаю ноги под себя и наблюдаю, как облачко моего дыхания растворяется в тишине.

Я вдыхаю холодный воздух и впервые за долгое время ощущаю странное спокойствие. Будто мир замирает.

– Красиво, – тихо говорю я.

– Красиво, – эхом повторяет он, но смотрит не на пейзаж, а на меня. Ком подкатывает к горлу, и я изо всех сил стараюсь не выдать этого.

Он подвигается ближе, и я мысленно молю, чтобы поездка закончилась как можно скорее. Внизу доносятся крики и музыка шумных каруселей, но здесь, в покачивающейся капсуле, словно вакуум, изоляция.

– Это скоро закончится, да? – спрашиваю я, не сводя взгляда с мерцающих огней.

– Боишься высоты? – дразнит он, наклоняясь ближе.

Я смотрю вниз. До земли далеко, и от одной этой мысли живот сжимается в тугой узел. Кажется, сегодня выше, чем в прошлый раз.

– Возможно.

– Не переживай, всё абсолютно безопасно, – говорит он и протягивает руку за моей спиной.

Мы достигаем самой верхней точки. Кабинка останавливается и покачивается, будто нас подбросили в воздух, и время застывает. Я глубоко вдыхаю холодный воздух, пытаясь удержать равновесие внутри себя.

– Знаешь, скажу честно, – произносит он. – Есть часть меня, которая тебе завидует.

– Почему?

Он опускает взгляд на пёстрый фестиваль внизу, где всё сияет, мигает и звенит, потом снова смотрит на меня. Свет и тени от огней скользят по его лицу, делая его старше и серьёзнее. Он осторожно касается моих волос. Я замираю.

– Есть воспоминания, которые я бы с радостью стер из памяти, – произносит он почти шёпотом.

Всё вдруг становится слишком громким: огни, крики, высота. Эзра. Его близость. Я зажмуриваюсь. Голова пульсирует от напряжения, в виске вспыхивает резкая боль, словно от вспышки фотоаппарата. Пот выступает на лбу, волосы липнут к коже. Несмотря на прохладу, в куртке душно. Я ёрзаю, не находя себе места.

– Далия? – его голос доносится будто издалека.

Я бросаю на него взгляд, цепляясь за остатки контроля.

– Ты в порядке?

Глотаю комок в горле, качаю головой.

– Думаю, мне нужно выйти.

Он смотрит на меня несколько секунд, будто пытается понять: я серьёзно или просто ищу повод сбежать. Потом кивает.

– Мы почти приехали. Скоро выйдем.

Но легче не становится. Волна тошноты подступает к горлу. Я сжимаю кулаки, наклоняюсь вперёд. Хочется опуститься на пол кабинки и спрятать голову между коленей. Голова будто трескается изнутри, а каждое покачивание ощущается как удар по нервам. С каждой секундой труднее сдержаться, чтобы не вырвало прямо здесь.

Я поднимаю глаза – и всё плывёт. Мир вращается, расплывается. Я хватаюсь за поручень, чтобы не потерять равновесие.

– Вот, – Эзра протягивает руку.

И в тот же миг перед глазами вспыхивает чужая рука. Резкое движение, тянущееся ко мне, словно в замедленной съёмке. Сердце сжимается от внезапной паники. Внутри вспыхивает крик – эхом, будто из глубины памяти.

Я резко отдёргиваю и отталкиваю руку Эзры. В глазах темнеет.

– Не трогай меня!

Он тут же поднимает ладони, будто сдаётся. А я мечусь взглядом между тёмной линией деревьев и ослепительными огнями ярмарки. Всё сливается в одно. Мозг отказывается это обрабатывать.

– Прости, – быстро говорит он. – Я только хотел помочь.

Мне нужно несколько секунд, чтобы осознать, что произошло. Щёки горят, дыхание сбивается. Люди вокруг оборачиваются. Я прикрываю рот рукой, словно прячусь за этим жестом.

– Боже мой… Я не знаю, что на меня нашло. Прости. Мне так жаль.

Он слабо усмехается, явно стараясь разрядить обстановку, и нервно проводит рукой по волосам.

– Всё нормально, правда. – Он делает паузу. – Ты точно в порядке?

– Думаю, да…

– Точно?

Я киваю чуть быстрее, чем нужно.

– Точно. Просто… давай постараемся хорошо провести время, ладно?

Я сжимаю руки до боли, ногти впиваются в ладони. Стараюсь не вздрагивать от каждого крика вдалеке, прогоняю образы тени и леса из головы. Мы молчим до конца поездки. Когда кабинка, наконец, останавливается, я делаю шаг – и ноги подгибаются. Эзра успевает поймать меня, не давая упасть.

Он почти несёт меня к ближайшей скамейке. Даже когда я сажусь, дрожь не проходит. Ноги подрагивают, будто я всё ещё там, наверху, в пустоте.

– Далия… Мне кажется, ты не в порядке, – тихо говорит он.

– В порядке. Просто… просто дай мне минутку.

Голова пульсирует, боль стучит в висках, и я не успеваю скрыть гримасу. Всё внутри будто распадается на осколки.

– Пошли, – говорит он, кивая в сторону выхода. – Я отвезу тебя домой.

Я нехотя поднимаюсь, чувствуя стыд. Доктор Эллис предупреждал: будут флешбеки, странные сны, тихие отголоски памяти. Но он не говорил, что возможны галлюцинации – такие яркие, такие настоящие, что реальность начинает рушиться.

***

К тому моменту, как Эзра подвозит меня домой, улицы уже окутывает тьма. Когда мы подходим к двери, датчик движения срабатывает, и мягкий свет разливается по крыльцу, превращая его в крошечный островок тепла и безопасности посреди холодной темноты.

Но даже этот свет не прогоняет тревогу. Увиденное на колесе ощущается как ещё один слайд из хаотичного набора воспоминаний той ночи. Как фрагмент разбитой мозаики, неловко воткнутый обратно в картину, которую я давно перестала понимать.

Мы останавливаемся у двери. Я кладу руку на ручку и замираю – на долю секунды, будто в этом движении может таиться опасность.

– Прости, что сорвалась на тебя, – искренне говорю я, лицо искажается в виноватой гримасе.

– Пустяки, – отвечает он с натянутой улыбкой. В голосе слышится лишь старание быть вежливым, не усложнять. – Не переживай.

– Ладно, – киваю я. – Мне правда понравилось… ну, до того, как всё пошло наперекосяк.

– Мне тоже. Я рад, что ты согласилась.

Повисает тишина. Он смотрит пристально, не отводя глаз. И я понимаю: это тот самый момент прощального поцелуя. Если бы всё было как раньше, он бы не колебался. Но сейчас он словно не уверен, имеет ли право. Между нами – странное пространство, зона неопределённости, зыбкая граница, и я не знаю, что сказать.

Следуя импульсу, я приподнимаюсь на носках, тянусь вперёд и мягко касаюсь его щеки губами. Лёгкий, почти призрачный поцелуй. Когда отстраняюсь, ловлю на его лице удивление, которое тут же сменяется широкой, сияющей улыбкой.

– Спокойной ночи, Эзра, – шепчу я.

– Спокойной, – отвечает он, всё ещё улыбаясь.

Он разворачивается и идёт к машине. Я открываю дверь, захожу внутрь и, не оглядываясь, закрываю её за собой. Прислонившись к двери, выдыхаю – с тяжестью, будто выпустила наружу что-то, что слишком долго держала в себе. Остаюсь одна. И вдруг остро ощущаю: его реакция… эта сияющая улыбка… почему-то заставила меня почувствовать, будто я совершила огромную ошибку.