Поднимаю тяжелый взгляд, движение глазных яблок болью отзывается в висках. Понимаю, что сейчас обо мне думают подчиненные, представляю, как Людочка после совещания, захлебываясь слюной, рассказывает обо всем отцу, но я уже перешла ту черту, за которой хоть потоп, хоть землетрясение – все едино.
Смотрю на менеджеров, а в кабинете звенит тишина. Именно звенит, тоненько так, противно, и этот звон отдается в голове комариным писком, а из желудка поднимается тошнота.
Я глубоко вдыхаю, пытаюсь подавить это состояние. Смартфон лежит на столе и манит, манит, паразит, черным экраном, так и хочется свайпнуть по нему, проверить, вдруг муж позвонил, а я не заметила.
Переворачиваю мобильник чехлом вверх.
Еще хуже.
Этот чехол с изображением Эйфелевой башни купил мне Игорь, когда мы были в Париже.
Где же он? А вдруг с ним что‑то случилось? Надо обзвонить больницы.
Хотя… стоп! О чем это я? Какие больницы? Они сами оповещают родственников.
А если муж попал в аварию и лежит без сознания в коме?
Рука тянется к мобильнику, усилием воли сдерживаю себя. Если бы с Игорем что‑то случилось, директор его канала тоже разыскивал бы его.
Тогда надо обзвонить все отели. Где‑то же муж ночевал, раз его друг в командировке.
Отели? Их в столице огромное количество, я и за день не справлюсь.
Надо позвать Лику.
Точно!
Позвоню ей.
– Как очистить?
Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности, фокусирую зрение: менеджер по договорам испуганно смотрит на меня.
Черт! У меня же совещание. Соберись, идиотка! О чем это менеджер спрашивает?
Наконец переключаюсь.
– Вас научить?
– Н‑нет. Мы посоветовались с нашими юристами, они сказали, что нельзя выгнать фирму, если не завершен контракт.
Я стискиваю челюсти, прикрываю веки, не могу смотреть на яркий свет, не хочу видеть этих людей, которые смеют возражать хозяйке.
Но разум берет верх над эмоциями.
– Пригласите на совещание Юрия Андреевича.
В ожидании, пока придет главный юрист, секретарша разносит кофе. Меня дико раздражает его запах, тошнота опять поднимается к горлу. Выхожу в комнату отдыха, присоединенную к моему кабинету, ополаскиваю лицо, ложусь на диван.
«Успокойся, Эва, успокойся! – уговариваю себя. – Это бизнес, не нужно разваливать компанию из‑за ссоры с мужем. Черт! Почему же мне так плохо?»
Стук в дверь даже не слышу.
– Эвелина Викторовна, юрист пришел, – заглядывает в комнату Людочка.
Я встаю, одергиваю юбку, выхожу в кабинет. Здесь еще стоит стойкий запах кофе, но я стараюсь игнорировать его.
– Почему нельзя выгнать бренды, которые не приносят прибыли? – спрашиваю напрямую юриста. – И про контракты мне ничего не говорите!
– Многие хозяева бутиков инвестировали деньги в оборудование торгового центра. Мы не можем их выставить.
– Так выгоните их по суду, в чем проблема?
– Мы вряд ли суды выиграем. Закон на стороне малого бизнеса, чтобы крупные компании не злоупотребляли властью.
Его слова бьют по больной голове, как тяжеленный молот по наковальне. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вскочить, буквально впиваюсь ногтями в ручки кресла. Зато юрист спокоен, он привык держать удары судьбы и срывы начальства. Это и бесит еще больше.
– Вы хотите сказать, что я упиваюсь властью, Юрий Андреевич?
Спрашиваю тихо, голос отказывается повиноваться. Мало мне мужа, еще и этот хлыщ воспитывать будет.
– Я не это имел в виду, – мгновенно тушуется он.
– У нас тут что, богадельня? – повышаю голос я.
– Нет, но… эти бутики мы исключили из акций, которые проводит центр, у них нет рекламы, нет другого продвижения. Естественно, что и доход у них тоже маленький. Если мы примем решение помочь малым брендам, они сразу начнут приносить прибыль.
Разговор дается мне с трудом. Я сижу, покачивая ногой, но она начинает подергиваться, и туфля вдруг с грохотом падает на пол. Все вздрагивают. Не отводя пристального взгляда от юриста, я говорю сквозь зубы:
– Господин Данилов, мне не нужны ваши советы. Я прошу вас… нет, я приказываю вам выгнать эти фирмы. Если они не послушаются, подать иск и выиграть дело. Разве это не работа вашего отдела?
В кабинете наступает звенящая тишина. Я знаю, что Людочка доложит отцу, возможно, она включила диктофон и записывает каждое слово, но меня уже несет по бездорожью, и остановить это движение не в силах даже отец.
– Да, госпожа, – отвечает юрист.
– Вы свободны!
Данилов выходит в полной тишине: не скрипнет стул, не зазвонит телефон. На несколько минут все замерли. Напряжение в воздухе висит такое, что хоть ножом его режь, но мне все равно. Это моя компания и никому не позволю перечить.
Ни‑ко‑му!
Первым приходит в себя менеджер по договорам.
– И где мы найдем на эти места рентабельные магазины?
Я пронзаю взглядом секретаршу, она втягивает голову в плечи и начинает ерзать.
– Людмила Васильевна, кому мы недавно отказали в контракте?
Людочка листает станицы планшета, наконец выдает:
– Колесникову Олегу Владимировичу.
– Почему?
– Вам не понравилось, как он вел себя на встрече.
Я напрягаю мозги, и память выдает на экран картинку: наглый делец немного за тридцать сидит напротив меня, развалившись в кресле и сканирует взглядом. А потом небрежно спрашивает:
– Может, прокатимся на Мальдивы?
Я тогда вскакиваю, швыряю ему салфетку в лицо и убегаю, злясь на себя на несдержанность.
Нет, только не он!
Хотя… если подумать… А пусть Игорь позлится.
Я медленно выдыхаю через нос, пытаясь подавить ярость, бушующую в душе, и тошноту, которая опять волной поднимается из желудка. А еще ноющая боль стягивает обручем голову.
Что со мной?
Ну, Игорек, держись!
Я поворачиваюсь к Людочке: которая сидит за длинным столом справа от меня.
– Позвони Колесникову.
– Но…
– Ты хочешь, чтобы я тебя уволила за невыполнение приказа?
Я уже не говорю – шиплю, как змея, только что не переливаюсь чешуей. Секретарша вскакивает и, тряся кудряшками, несется к двери. Перевожу взгляд на менеджеров. Они старательно смотрят в ноутбуки и планшеты. Мы все в полной тишине слушаем стук каблуков по ламинату, приглушенный разговор Людочки. Наконец дверь снова открывается.
– Эвелина Викторовна, Колесников сейчас занят, но предлагает вам поужинать.
– Отлично! Назначай время, – я поворачиваюсь к остальным. – Есть еще один выход.
– Какой? – рискует спросить Данилов.
– Достаточно в каждом атриуме перераспределить помещения и освободить пространство. Фирме, что приносит хороший доход, выделить больше места за те же деньги.
– Но… – руку поднимает администратор третьего этажа, – доходность в каждом месяце разная. Как тогда быть?
– Никак! Компании будут стараться, зная, что их в любой момент могут подвинуть. И еще, – я поворачиваюсь к Юрию Андреевичу. – Включите этот новый пункт в договор, – я встаю. – Все свободны!
Ура! Совещание закончено, я наконец‑то выдыхаю и открываю окно на проветривание. На улице идет дождь. Когда он начался, не представляю. Частые капли бойко стучат по стеклу, а мне они кажутся зубной дробью.
Я смотрю вниз, с высоты седьмого этажа люди выглядят букашками, спрятавшимися под разноцветными зонтиками. И ряды этих зонтиков, шеренги, целые колонны сливаются в один строй, как боевые солдаты на плацу.
Мое раздражение из‑за Игоря накладывает отпечаток и на восприятие мира. Он мне тоже кажется мрачным, лживым и больным, как я, муж, моя семья.
«Господи, я идиотка! Ну, обиделся муж, что с того? Почему меня это так злит?» – задаю себе вопросы.
Холод пробирает до костей, но остужает голову. Я обнимаю себя за плечи. Что же делать с Игорем? Что его так задело? Муж всегда не обращал внимания на выходки Ники, грамотно отвечал отцу.
Что же случилось сейчас?
Надо с ним поговорить. А если предложить уехать от родителей? Это наладит наши отношения?
Я представляю, как мы кувыркаемся вдвоем на широкой кровати, смеемся, кричим, слушаем громкую музыку, и никто нас не одергивает. Увиденная картинка кажется такой соблазнительной, что рука невольно тянется к мобильнику.
Но я ее отдергиваю: и без того весь день гипнотизирую экран в ожидании звонка. Игорь, когда успокоится, позвонит сам.
А если не позвонит…
Еще раз набираю его номер, слушаю равнодушный голос бота, а потом звоню Лике. Она долго не отвечает. Я слушаю длинные гудки и растираю пальцем правый висок: теперь боль сконцентрировалась там и сверлит: сверлит, словно хочет располовинить мне мозги у чертовой матери.
– Д‑да, – вздрагиваю от сонного голоса подруги. – Чего тебе?
– Лика, засранка! Уже полдня прошло, хватит дрыхнуть!
– Эвка, отстань! Из‑за тебя всю ночь провела в кутузке.
– Что? – от шока я на миг забываю о своем раздражении, головной боли, тошноте и даже о муже. – Как?
– Каком кверху! Приехали охранники твоего отца с полицией, а та всех повязала, кто был в баре. И меня… а ты… еще подруга называется… Больше с тобой никуда… ни ногой…
С минуту я слушаю судорожные всхлипывания и завывания и молчу, перевариваю информацию, наконец выдаю нужный вопрос.
– А кто вызвал охрану?
– Ты и вызвала.
– Я?
– Ага. Как спятила. Сцепилась с теми мажорами, они наехали на нас, а ты им в нос полицию… хрясь… Дура! А‑а‑а…
– Не могла я так отключиться с пары сетов.
Я действительно не понимала, чего натворила. Всегда была благоразумной, в приключения не лезла, а уж пьяных разборок точно не устраивала. Зато теперь становится понятным всплеск интереса папарацци к моей жизни.
– Вот и я тебя не узнавала. Слушай, может, в тебя терминаторша из будущего вселилась?
– Господи, не неси чушь!
Я отключаюсь. Так, Лика не помощница, ей бы сейчас со своими делами разобраться.
Что ж, на этот случай есть вечерний выпуск новостей, который муж ни за что не пропустит.
Стоп! А зачем ждать вечера? Сейчас Игорь в монтажной монтирует вечерний выпуск. Самое лучшее место для разговора.
Я внезапно успокаиваюсь, настроение поднимается, поэтому нажимаю на кнопку вызова.
– Люда, журналисты уехали?
– Нет, парочка ждет вас в вестибюле.
– Что у меня дальше по плану?
– Обед с заместителем мэра в ресторане «Небеса».
– Отмени.
О проекте
О подписке
Другие проекты