Глава 2

(Роман)

Сегодня первый день учебы. Но мне вообще насрать. Я пришел сюда только потому, что Волков настоял. Хочет, чтобы я человеком стал. Нашел, кого учить.

Сижу на капоте тачки и дымлю, разглядывая толпящихся возле колледжа сучек в коротких юбках.

– Привет, Ромео, – подходит к нам брюнетка, гоняя леденец за щекой. Лицо знакомое, у меня хорошая зрительная память. Но вот имени ее, хоть ты тресни, не помню. Да и зачем? Все равно я второй раз ни с кем не трахаюсь. Принципиально. Они для меня уже отработанный материал.

Ее тут же начинает лапать Осипов, притягивая к себе прямо за задницу. Та даже не сопротивляется. И такая девка каждая вторая. А каждая первая лишь делает вид, что ее не интересует секс. Просто не тот подкат или не тот подкатывает. Вот и вся правда о девках. Так что нет ничего удивительного в моем отношении к ним.

Лениво цепляю взглядом первокурсницу, что топает к зданию колледжа по тротуару, прижимая к груди огромный рюкзак. Классические прямые брюки, глухая блузка, застегнутая по самый подбородок, словно броник. Светлые волосы заплетены в тугую косу. Только круглых очков не хватает для полной картины. Сразу видно – недотрога и зубрилка. Но и такие дают, просто к ним подход иметь надо.

– Бес, зря туда таращишься, – бросает Не́кит. – Я ее знаю. Мы в параллельных классах учились. Она не даст, не теряй время зря.

– Тебе может и не даст, – усмехаюсь.

– Да не, я серьезно. Она двинутая. Из какой-то секты что ли, хер поймешь. Там, короче, вся семейка такая. Поэтому лучше не связывайся.

– Некит, – грубо обрываю знакомого. – Я не нуждаюсь в советах. Тем более в твоих.

– Ладно, понял, – затыкается.

А когда девчонка равняется с нами, он выкрикивает:

– Салют, святоша! – и ржет, придурок.

Та поворачивается и, упершись взглядом в меня, дергается, словно ее током ударили. Срывается и чуть ли не бегом скрывается в здании. Точно, это ее я недавно видел в соседнем районе.

– Бессонов, ты чего здесь околачиваешься? – окликает меня Петрович.

Он лучший в городе тренер по боксу. Мы с ним раньше пересекались на соревнованиях. Он даже к себе в секцию звал. Я же ни заниматься, ни учиться дальше не планировал. Хотел тулить в армейку сразу после школы. Волков отговорил. Вернее даже сказать, настоял.

– А он с нами учиться будет, – снова Осипов сует свой нос куда не надо.

– Да ну? – не дойдя до дверей, Петрович сворачивает с тротуара и заинтересованно топает к моей тачке. Да блин.

Тормозит передо мной и вскидывает своим кривым подбородком.

– Правда?

– Типа того, – отвечаю преподу, отправляя в урну окурок двумя пальцами.

– После пар ко мне в спортзал придешь. Понял?

– Лады.

Петрович нормальный мужик. Свое дело знает. Он раньше сам по соревнованиям ездил, кубки брал на раз-два. Легенда, можно сказать. А сейчас в основном только молодняк возит. Хотя, у него и опытные боксеры есть.

В аудиторию вваливаемся со звонком. На глаза тут же попадается недотрога, когда топаю между рядами. Она сидит с краю, поэтому намеренно задеваю ее:

– Чего опять не здороваешься, бледная? – бросаю, наслаждаясь тем, что она аж голову в плечи вжимает. А у меня от этого кайф по венам растекается. Так бы и прижал ее где-нибудь в темном подъезде. Люблю таких портить.

Плюхаюсь на сиденье в последнем ряду и наблюдаю за реакцией. Щеки скромняшки тут же приобретают насыщенный розово-персиковый оттенок. Кто бы сомневался. Целка.

Девчонка хоть и зажатая, но мордаха зачет. Да и фигура – огонь. Уверенная двойка, округлый зад и тонкая талия. Все, как я люблю.

– Некит, как говоришь, ее зовут?

– Есения Светлова. У них родаки не просто верующие, у них там типа что-то вроде общины, короче…

– Заткнись, Некит. Я подробностей не спрашивал. Мне на них похрен.

– Бес, мы после пар покуражиться хотим, погнали с нами? Девочки, бухло, все по канону, – переводит он тему.

– Угу, – отвечаю, не сводя пристального взгляда с девчонки. Она словно чувствует, ежится и обнимает себя за плечи. А я, как волчара одичалый, пускаю на нее слюни. Странно, обычно меня так не прет.

Она медленно ведет головой в мою сторону. Снова сталкиваемся взглядами. Вздрагивает и резко отворачивается. Угораю, пока та нервно перебирает на столе ручки своими тонкими пальчиками, заправляет светлую прядь волос за ухо. Да, перебор с демонстрацией своей недоступности. Но ничего, так даже интересней.

После пар чалю в спортзал к Петровичу. Уже догадываюсь, в какую сторону разговор пойдет.

– Почему профессионально не занимаешься? – сходу по делу базарит.

– Смысла не вижу, – отвечаю честно. Меня улица растила. А там свои правила, поэтому и бросил полтора года назад.

– Значит, так, – всерьез запрягает. – Будешь ходить ко мне на тренировки. Ты парень способный, я тебя давно приметил. А зная, как ты учился в школе, не трудно догадаться, что долго ты здесь не протянешь. Будешь ходить в мою секцию, будут и послабления по учебе, сечешь? Так, глядишь, и дотянешь до диплома.

– Петрович, ты ж мариновать будешь, – кривлю морду.

– Еще как буду. Я таких, как ты, знаешь, сколько в люди вывел, в большой спорт?

– Зачем мне большой спорт? Я так, любитель, – ухмыляюсь, усевшись прямо на маты.

– Вы все любители кулаками помахать. Вот только в пустую и машете. Только воздух понапрасну сотрясать можете.

– Че эт, понапрасну? – возмущаюсь. Я всегда только по делу носы ломаю. Ну, или за деньги.

– А то эт, – грубо обрывает меня. – Ты думаешь, я мало знаю? Я сам на улице рос. Так что ты мне не заливай тут. А я подольше твоего живу, за жизнь знаю. Поэтому у тебя два пути: либо ты и дальше деградируешь, либо пытаешься человеком стать.

– Петрович, ты прям как Волков лечишь.

– Значит, правильно ваш Волков лечит.

Ага, прям сам доктор Айболит. Вертел я этого дядю. Но Петровича все же уважаю.

– Так что давай, тренировка четыре дня в неделю. Сначала по часу. Дальше дольше, чаще и усердней. Начинаем с завтрашнего дня. Если просрешь шанс, то или сторчишься, или сдохнешь в канаве.

– Перегибаешь, Петрович, – свожу брови к переносице.

– Поверь, сынок, я еще ни разу не ошибался, – без прежнего напора отвечает он. – Но выбирать тебе.

Не люблю, когда меня жизни учат или свои советы гребаные советуют. Но сейчас Петрович прав. Много, кого я знал, уже не топчут землю. Пацаны по наклонной быстро пошли. А мне нельзя. Мне, мать его, еще и каким-никаким примером надо быть для младшего брата, пока ему восемнадцать не стукнет.

– Лады, – поднимаюсь и топаю на выход.

Петрович провожает, сверля меня тяжелым взглядом.

Выхожу к парковке, где уже трется Осипов. Еще и с какими-то бабами.

– Ну че, Ромыч, погнали на движ?

– Без меня. Я передумал, – подкуриваю и едва успеваю выпустить дым, как снова на глаза попадается скромняха.

Стоит недалеко от колледжа на остановке и то и дело поглядывает на часы. Ее фигурку заливает солнечным светом. Но кажется, что это она светится изнутри. На ангела похожа. Но ничего, скоро этот ангел станет падшим. К моим ногам.

– Бро, да харош на нее пялиться, она же сейчас в обморок грохнется от такого, – ржет Осипов.

– Неделя, Некит. И девчонка моя, спорим?

Глава 3

(Есения)

– Ну, Есь, рассказывай скорее. Как прошел день? – не терпится Лидусе узнать подробности.

– Нормально, – отвечаю, пожимая плечами. Молчу, что мне до сих пор не по себе от того темноволосого парня. Нет, он совсем не страшный, даже наоборот, очень красивый, привлекательный, широкоплечий, со спортивной фигурой. Но вот его глаза… Глаза такие, словно это прямой портал в ад.

– Нормально, и все? – возмущенно хмурится и дует губы. – Есь, ну расскажи.

И все, за исключением того, что Бессонов учится в моей параллели. Да уж. Терпеть мне теперь его странный взгляд почти три года на общих лекциях. Надеюсь, я привыкну и меня не будет это беспокоить. Не хочу заново привыкать к подколам и издевкам. Мы же взрослые люди, в конце концов.

– Лид, у нас всего-то было общее собрание и две пары. Но с завтрашнего дня будет полноценное расписание, – аккуратно вешаю одежду в шкаф, пока болтаю с сестрой.

– Да блин, я ж не про учебу, Есь.

– Кстати, насчет этого. Я видела, как ты подвернула юбку на подходе к школе, – разворачиваюсь и строго смотрю на Лидию.

– Ты же не расскажешь родителям? – испуганно сжимается в кресле, но во взгляде читается протест. – Есь, я просто не хочу отличаться. Не хочу, чтобы надо мной шутили и смеялись, понимаешь? Я хочу быть такой же, как все.

– Говори тише, пока мама не услышала о том, что ты говоришь, – грожу ей пальцем. – Хочешь быть грязной? Распутной? Как все?

– Есь, – уже шепотом. – Неужели тебе самой иногда не хочется свободы, а? Не хочется коснуться того, кто нравится? И это не грязь, сестрица, а простые человеческие желания.

– Что ты такое говоришь, Лида? Что значит, нравится? Мы должны быть чистыми и хранить себя для своего будущего мужа. А о своих желаниях лучше помалкивать.

Лида вскакивает с кресла и обхватывает себя руками. Глаза наполняются влагой.

– Есь, – отвечает дрожащим голосом. – Я не хочу замуж. Не хочу делить постель с тем, кого выберет мне отец. А вдруг он мне не понравится? Я не хочу так!

– Лидусь, успокойся, – подхожу к сестре и обнимаю ее, прижав к себе. – Почему ты сейчас об этом беспокоишься? Тебе еще далеко до этого. Все будет хорошо, вот увидишь. Папа любит нас и выберет нам в мужья самых достойных мужчин. Они будут добры, честны, заботливы.

– Ты думаешь, папа любит маму?

– Конечно, Лид, ты чего?

– Но он никогда не обнимает ее, не жалеет, не помогает, когда она не справляется с домашними делами. Постоянно обвиняет ее во всем.

– В чем? – растерянно смотрю на сестру.

– Если сломалась стиральная машинка – виновата мама. Если потек кран, значит, мама не правильно им пользуется. Если выбило пробки, виновата снова мама, в том, что включила несколько приборов одновременно. Это же неправильно.

А мне, если честно, даже и ответить на это нечего. Стою рядом с сестрой и перевариваю ее слова. В душу закрадываются двоякие ощущения. Вроде и папа прав, мама должна следить за хозяйством. А с другой, мама ведь и так старается. А если что-то не получается, на нее действительно сыпятся обвинения. Даже мне помнится один из таких эпизодов. Года два назад папа накричал на маму, что она сапоги не проносила и сезон, как они расклеились. И да, он в этом винил не их качество, соответствующее цене, а мамину походку.

– Почему ты сейчас говоришь об этом? – с тревогой замираю. Надеюсь, это всего лишь эмоциональный скачок из-за подросткового возраста.

– Есь, – всхлипывает Лида. – Я слышала разговор родителей. Честное слово, случайно. Они о тебе говорили. Есь, если ты уедешь, я здесь одна останусь, а я не хочу. Мне будет одиноко.

– Куда я уеду, глупенькая?

– Папа говорил, что нашел для тебя жениха.

– Ну, это же не значит, что я скоро выйду замуж. Мы же еще даже не знакомы, – успокаиваю, гладя ее по волосам.

– Есь, а если он тебе не понравится? Вот только представь, что он какой-нибудь старый, с огромным ртом, крючковатым носом и бородавкой на щеке. Ну что, нравится?

– Мне кажется, ты перегибаешь. Все будет хорошо. Ведь все знакомые нам девушки, которых уже выдали замуж, счастливы.

– А ты точно уверена, что они счастливы, Есь? Может, это все только на словах. Что, если они скрывают, что страдают?

– Лид, откуда такие мысли? – округляю глаза на нее. – Все будет хорошо. Вон, Варю в прошлом году замуж выдали, она всегда с улыбкой на лице приходит, счастливая.

– Ага, или дура просто. Муж ее бьет по голове, вот она и улыбается.

– Лида!

– Девочки, ужинать, – зовет нас мама, а Лида спешно вытирает слезы и, схватив со стола мою тетрадь, обмахивает ею лицо. В комнату распахивается дверь. – Лида? Что случилось?

Я молчу, не зная, как ответить. Вряд ли маме понравятся такие разговоры. Она тут же передаст все папе, а тот уж не поскупится на лекцию о правилах жизни. А на Лиду сейчас не стоит давить, она и так не в себе.

– Да ничего, мам, мизинцем ударилась о ножку стола, аж слезы из глаз брызнули. Больно так.

– Вот неуклюжая, приложи холодное к пальцу. Сейчас найду что-нибудь в морозилке.

Как только мама выходит из комнаты, я ошарашенно поворачиваюсь к сестре.

– Ты соврала матери, Лида! – шепчу с ужасом в голосе.

– И что? Так будет лучше для всех, – уверенно заявляет, нарушив одно из главных правил нашей семьи.

– Это же грех, Лидия, – отчаянно опускаюсь на кровать. Чувствую, что сегодняшний день словно какая-то новая точка отсчета в моей жизни. И уже ничего не будет, как прежде.

– Есь, я не хочу быть, как папа с мамой. Не хочу ходить по воскресеньям на службу, не хочу слушать этого Отца Сергия, не хочу выходить замуж не по любви!

– Лида! – в расстройстве смотрю на сестру. – Не говори так!

Но она уже не слушает. Вылетает из комнаты, хлопнув дверью.

Боже. Боже. Боже.

Что происходит? Почему все привычное вокруг стало каким-то шатким? Словно тот бетонный пласт, на котором все держалось, вдруг начинает осыпаться? И самое страшное, что я не понимаю, почему я не уверена на все сто процентов, что все это неправильно, что Лида ошибается? Словно внутри меня кто-то нашептывает, что сестра права. Точно бесы.

А вечером, когда папа возвращается с работы, происходит то, что меня снова заставляет задуматься над словами сестры.

– Вера, сколько можно, – смотрит папа на маму так, словно испепелить ее хочет. Нет, на нас с Лидусей он реже кричит. Просто потому, что нам достаточно одного его взгляда, чтобы нас пригвоздили к полу, и мы чувствовали себя виноватыми. – Это невозможно есть. Отвратительно. Ты снова пересолила.

– Прости, я…

– Это я солила суп, папа, – зачем-то перебиваю маму и впервые вру отцу. Это все Лида. Это точно из-за нее я так поступаю. Плохой пример заразителен. Просто мне не хочется, чтобы он снова отчитывал маму. Мне становится обидно за нее.

– За что мне все это? – со вздохом причитает отец. – Еще не хватало, чтобы меня опозорила собственная дочь. Вера, это все ты виновата. Почему ты не научила ее? Ей уже исполнилось восемнадцать, а она не в состоянии посолить нормально еду? – кричит, уничтожая еще и взглядом.

– Прости, я все поняла. Я исправлю, все сделаю, – тараторит мама.