Транспорт был достаточно старым, но меня он не интересовал. Мне же хотелось взглянуть на картины, которые лежали внутри. Я подошла ближе, и мне стало их видно. Внутри было достаточно темно, их краски сложно было различить. Я подошла вплотную к фургону, мне стало лучше видно. Но мне этого было мало, и я залезла внутрь.

В фургоне было пыльно и немного грязно, пахло бензином и еще чем-то. С обеих сторон стояли коробки, окон не было. В потолке была небольшая дыра, откуда внутрь проникал луч света. Это был единственный источник освещения, но его не хватало, чтобы хорошо все рассмотреть. Я подошла к картинам, но мне было видно слишком мало – только форму и размер полотен. Краски почти исчезли в темноте, остались только темные пятна. Мне было непонятно, что было изображено.

Вдруг дверцы хлопнули, и я оказалась заперта. Стало слишком темно, все вокруг стало одним черным пространством. Исчезли стены и потолок, и только луч света продолжал пробиваться сквозь небольшую дыру. Следом громко хлопнула водительская дверь, ключ оказался в замке и повернулся. Двигатель завелся, фургон немного затрясло, потом он резко тронулся. Я потеряла равновесие и упала, ударившись головой о край картонной коробки.

Сначала я попыталась снова оказаться на ногах, но фургон слишком сильно трясло, да и у меня почти не осталось сил, чтобы подняться. Еще немного я пыталась что-то сделать, но потом я просто потеряла сознание.

Куда ехала Лилия, я не знала, а путь был долгий. Несколько часов с остановками у светофоров и на заправке, следом несколько десятков километров по загородной трассе. Когда фургон остановился, и заскрипели тормоза, я так и не пришла в себя.

Прошло некоторое время, Лилия вспомнила о свертке с холстами, и ее руки распахнули дверцы фургона. Внутрь проник солнечный свет, из-за которого стало видно каждый угол внутри. Это грязи тоже касалось, но, конечно, она не могла не заметить меня, лежащую на полу. Ее брови немного нахмурились, она стояла, держась руками за створки. Она осмотрела меня, а потом залезла внутрь и присела рядом.

– Что ты тут делаешь? – произнесла она тихо.

Она видела меня только со спины, поэтому не узнала. Я была для нее незнакомым человеком, который каким-то образом оказался внутри ее фургона. Она похлопала меня по щекам, но никакой реакции не было. Потом шлепки стали немного сильнее, а она схватила меня за плечи и начала трясти.

– Очнись! – тревожно сорвалось с ее языка.

Я услышала ее голос и ощутила ее руки, вцепившиеся в мои плечи. У меня почти не было сил, и мои глаза с трудом начали открываться. Сначала я увидела теплый солнечный свет, а потом передо мной начали появляться знакомые мне черты. Она была взволнована и прикусывала нижнюю губу.

– Эй, ты в порядке? – спросила она, заметив, что я пришла в себя.

Я молчала. Молчала, не зная, что ответить. Мой разум еще дремал, сложно было понять, где была я, что со мной происходило. Меня приводил в чувства незнакомый мне человек, моя одежда испачкалась, болела голова и правое плечо.

– Кто ты? Как тебя зовут? – спросила Лилия, глядя мне в глаза.

– Лууу…на, – лениво прошептал мой рот, неправильно поставив ударение.

– Выглядишь неважно, – произнесла она, обнаружив синяк на моем виске.

Лилия помогла мне подняться, и мы вылезли из фургона. Под моими ногами оказалась трава, и я снова увидела зелень. А когда мой взгляд оторвался от земли, я поняла, что оказалась в очень зеленом месте. Я впервые увидела лес, тысячи деревьев и ни одного фонарного столба, никакого асфальта и неоновых вывесок.

– Я отведу тебя в дом, – сказала Лилия.

За спиной у меня оказался старый деревянный забор с синими железными воротами. Мы отправились за это ограждение и оказались у небольшого кирпичного дома. Под ногами трава не заканчивалась, она была всюду, как асфальт в городе. Мы следовали дальше, вошли через деревянную дверь.

– Садись, – произнесла Лилия, помогая мне устроиться на небольшом диване.

Я снова закрыла глаза, просто закрыла глаза, не потеряла сознание. А Лилия отправилась в соседнюю комнату, ее шаги торопливо ступали по деревянному полу. Вернулась она также быстро, в ее руках был белый флакон и небольшой кусок ваты. Она начала протирать мои виски нашатырем, чей запах заставил меня открыть глаза.

И я увидела небольшую кухню. Передо мной стоял стол, на котором лежала клетчатая бело-красная скатерть. Стены были деревянными, потолок тоже, на нем висела старая люстра, чьи хрустальные подвески отражали оранжевый свет солнца. Я подняла голову и посмотрела на Лилию, которая немного успокоилась.

– Луна? Как ты? – спросила она.

Я сидела, смотрела на нее и молчала. А она вдруг сорвалась с места, подошла к кухонному шкафчику, открыла его, достала два стакана, что через секунду наполнились водой из стеклянного кувшина. Один из них был протянут мне, а из второго она начала пить. Ее шея немного двигалась от торопливых глотков, пила она, не отрывая от меня глаз. Мне же что-то подсказало, что надо за ней повторить. И я взяла у нее стакан и поднесла к своему рту. Мой первый глоток был приятным и прохладным, и вся та вода отправилась в мой желудок.

– Как же ты попала ко мне в фургон? – спросила Лилия, опустошив свой стакан.

Я продолжала молчать и смотреть на нее.

– Сильно же ты ударилась, – продолжила она и приложила к моему виску свой стакан.

Прохладная стеклянная поверхность уменьшила боль, стало даже приятно. В глазах больше ничего не расплывалось, и мне удалось лучше рассмотреть обстановку. Справа от дивана, на котором я сидела, стоял холодильник. Кухонный гарнитур был деревянным в цвет стен, с обеих сторон от входной двери висели две картины. На правой был натюрморт с кувшином, а слева – портрет Лилии, когда она была еще ребенком. Я сразу заметила знакомые черты, немного курносый нос и глаза с длинными ресницами.

– Я принесу тебе чистую одежду, – предложила Лилия, убрав стакан от моего виска.

Я проводила ее взглядом, она прошла через арку, потом под ее торопливыми шагами заскрипела лестница, ведущая на второй этаж. Вдруг я заметила еще одну картину в соседней комнате. Я поднялась, поставив пустой стакан на стол, и отправилась в гостиную.

Она оказалась просторной, стены были деревянными, как и во всем доме. Справа располагалась лестница, ведущая на второй этаж, скрипучие ступеньки были покрашены темной морилкой, как и перила. Слева стоял коричневый угловой диван, над которым висело два пейзажа, а перед ним разместилась старая печь, переделанная в камин. Рядом с ней стояло зеленое кресло, а правее у окна старый письменный стол вместе с таким же старым стулом.

Я прошла дальше, чтобы лучше рассмотреть картину, которую заметила. Это был еще один пейзаж с цветущим садом, а с другой стороны от окна висели еще две картины. Мост через реку и цветы на закате. Я обернулась и увидела еще портрет мужчины рядом с дверью, за которой разместился небольшой санузел. Вдруг мое внимание от картин оторвал книжный шкаф – двенадцать полок во всю стену, от потолка до пола, сотни старых и не особо книг. Сотни названий и слов, которые мне были понятны.

Я подошла ближе, рассматривая разноцветные корешки. Моя рука потянулась к зеленой обложке, за которой скрывались рассказы Чехова. Я ее открыла и начала листать, изучая немногочисленные черно-белые иллюстрации. Страницы были такими приятными на ощупь, еще от них приятно пахло. Текст меня тоже привлек, слова были понятны, но сюжет для меня оставался загадкой. Но потом я заметила диалоги, слова героев.

– Тебе уже лучше? – спросила Лилия, спускаясь с лестницы.

В ее руках была зеленая майка и желтая юбка, она подобрала тот комплект для меня. И, спустившись вниз, помогла мне переодеться. Снова повторялось то, что было со мной в небоскребе, меня приводили в порядок, только теперь я могла самостоятельно шевелиться. Одежда, конечно, была мне немного велика, но у меня появилось новое для меня чувство защищенности.

– Спасибо, – произнесли мои губы.

– Не за что, – ответила она, поправив на мне футболку, – меня зовут Лилия, но меня называют просто Лила.

Теперь я официально знала ее имя, а в моей голове крутились прочитанные ранее слова. Фразы и диалоги продолжали крутиться в моей памяти, но я продолжала молчать. Лила же тем временем положила мое изумрудное платье в стирку, а точнее, в таз с мыльной водой.

– Луна, давай пообедаем вместе? – предложила Лила. – Надеюсь, тебе нравится омлет?

Я ничего не ответила, продолжая рассматривать картины в доме. Но потом они на первом этаже закончились, и я заметила, что на лестнице тоже что-то висело. Мне пришлось преодолеть пару ступенек, чтобы лучше рассмотреть их. То были небольшие натюрморты, состоящие из двух-трех объектов. Лимон и чашка чая, перец, помидор и огурец, бутылка, ромашка и кубики сахара. Мазки были похожи, их рисовала одна еще не очень опытная рука.

Мои глаза устремились выше, с лестницы виднелся край еще одной работы. Мои ноги пошли дальше вверх, и я оказалась на втором этаже перед пейзажем с рекой, блики на воде были похожи на те, что мне приходилось наблюдать. Только теперь они застыли в виде мазков на плоской поверхности. Осознание этого заставило меня на секунду задержать дыхание.

А потом я осмотрелась и поняла, что находилась между двух спален, двери которых были открыты. На соседней стене висели еще три картины: еще один пейзаж с рекой, куст сирени и кот, уснувший на кресле. Все это были работы одной руки, которая стала более профессиональной.

Внезапно мой нос почувствовал приятный незнакомый мне запах, он доносился с кухни. Тот самый омлет, он отвлек меня от просмотра картин, потребность в еде напомнила о себе. Я спустилась обратно на первый этаж, снова разглядывая картины на своем пути. Ноги вели меня на кухню, где у плиты стояла Лила.

– Уже почти готово, – сказала она, нарезая помидоры.

Я подошла ближе к плите, увидела сковороду, на которой пузырился желтый блин. Мне сразу стало понятно, откуда шел запах. Но через секунду мой нос уловил еще один, учуяв овощной салат. Он стоял в глубокой миске перед Лилой, которой осталось добавить лишь немного соли.

– Садись. Я уже приготовила тарелки, – продолжила она, немного повернув голову назад.

Я уловила то движение и обернулась. Сзади на столе стояли две белые тарелки, рядом с которыми лежали вилки. Вспомнив некоторые сюжеты из книги, я начала понимать, что будет происходить дальше. Я подошла к столу и села напротив одной из них.

– Чай с мороженым будешь? – предложила Лила, поставив чайник на конфорку.

– С удовольствием, – вырвалось из моего рта.

Мой голос был для меня чем-то непривычным, звуки, доносящиеся из моих голосовых связок, словно проносились по всему телу. Он отличался от голоса Лилы, был немного жестче и ниже.

– Надеюсь, ты любишь мяту, – продолжила Лила.

– Не знаю, – ответил снова мой голос.

– Тогда попробуешь и узнаешь.

Лила подошла к столу, держа в левой руке сковороду, выложила полукруги омлета на тарелки, быстро вернулась к плите, поставила сковороду на прежнее место и взяла миску с салатом, которую поставила на стол. Потом она снова вернулась к плите, где достала из ящика жестяную коробку с мятой. Небольшое количество высушенного растения отправилось в заварник, куда следом был вылит кипяток.

Еда передо мной тем временем остывала, почему-то я не могла есть – чего-то не хватало. И еще я не знала, как происходил процесс приема пищи, но мой организм явно в ней нуждался. Лила поставила на стол две чашки с мятным чаем, пока я рассматривала еду. Ее цвет, форму, текстуру. Неровная поверхность омлета напоминала мазки с картин, а содержимое миски из красных помидоров и желтого перца напомнило мне о красках, которые меня так привлекали.

– Приятного аппетита, – сказала Лила и начала есть.

– Приятного аппетита, – сказала я и начала повторять за ней.

Впервые я ела как обычный человек, впервые вообще в мой желудок начала попадать пища. Ее вкус мне нравился, это чувство было для меня новым. Еще одним новым чувством, что мне доставляло удовольствие. Помидоры имели немного кисловатый вкус, перец был более сладким, а омлет – соленым. Мой язык распробовал все это, и внезапно моя тарелка опустела.

Лила тоже доела свою порцию, отнесла наши тарелки в раковину и снова приземлилась на соседний стул вместе с мороженым. Она мне протянула небольшую розовую упаковку, что оказалась очень холодной, и ложку. Я сначала отхлебнула немного чая, наблюдая за тем, как она открывала свою порцию. Следом начала и я, розовая субстанция оказалась сладкой и таяла на языке. Это был еще один новый вкус, еще одно новое ощущение.

– Так, как ты оказалась в моем фургоне? – спросила Лила, допив свой чай.

Мне надо было что-то сказать в ответ, я немного подумала, но у меня вдруг заболела голова. От этой боли застучало в висках, эти ощущения отразились на моем лице.

– Ты в порядке? Кажется, ты не слабо ударилась головой, – продолжала Лила, заметив мою реакцию.

– Плохо помню, – тихо ответила я, схватившись за голову.

– Я позову соседку, она врач на пенсии. Пусть тебя осмотрит, – предложила Лила.

– Хорошо, – ответила я.

Лила выбросила опустевшие упаковки мороженого, отправила чашки в раковину и вышла из дома, оставив меня с головной болью на диване. Участок, где жила соседка, находился недалеко, она быстро вернулась вместе с пожилой женщиной, чьи глаза были лишены эмоций.

– Так, это она? – произнесла женщина с короткими светлыми волосами.

– Да. Ее зовут Луна, – ответила Лила.

Женщина подошла ко мне и взялась руками за мое лицо. От нее пахло чем-то сладким, тот аромат меня успокоил. Она посмотрела в мои глаза, проверив реакцию зрачков, осмотрела синяк на виске и измерила пульс, взяв меня за руку.

– Легкое сотрясение, ничего страшного. Надо приложить холод к виску и выпить таблетку аспирина, – ответила она, оторвав от меня свои морщинистые руки.

– То есть, ничего страшного, только она не может вспомнить, как оказалась в моем фургоне, – сказала Лила.

– В твоем фургоне можно нефть найти, ничего удивительного. Ты же оставляешь его открытым, – продолжила старушка, собираясь уходить.

– Спасибо, что уделили немного времени.

– Не за что. Только если приведешь домой побитых инопланетян, меня на помощь не зови. Хорошо? – сказала женщина и удалилась из дома.

Дверь захлопнулась, нас снова было двое.

– Она, конечно, ворчливая, но добрая. До сих пор припоминает мне, как ей пришлось ставить капельницы моим подвыпившим друзьям, – объяснила Лила.

– Наверное, веселая история? – предположила я.

– Да, очень, – подтвердила Лила, моя содержимое раковины.

Я обернулась, чтобы посмотреть в окно. Было уже достаточно поздно, темно, а где-то на горизонте за деревьями краснела полоса заката. А прямо за окном было видно калитку, траву и кусты.

– Тебе надо таблетку выпить. Вот, пока я не забыла, – произнесла Лила, оставив для меня на столе серебристый блистер и неполную чашку воды.

– Хорошо, – ответила я, повернувшись обратно.

Лила отправилась в гостиную, а я принялась рассматривать упаковку с таблетками. Всего было десять отсеков, двух не хватало. Я выдавила одну себе на ладонь и положила в рот. Мой язык ощутил невыносимую горечь, и я залпом выпила, стоящую рядом воду.

Через некоторое время мне стало легче, все мои мышцы расслабились, я упала на бок. На диване было удобнее, чем в фургоне, не трясло, не было душно и грязно. В воздухе продолжал витать легкий запах моего ужина, а за окном уже было достаточно темно. Я закрыла глаза и уснула, впервые по своей воле организм отключился, чтобы набраться немного сил. Это было еще одно приятное ощущение, которое мне пришлось испытать. Медленное погружение в сон, чем-то похожее на полет или покачивание на волнах.

Когда я уже крепко спала, в кухню вернулась Лила. Ее палец легким нажатием включил свет, загорелись четыре лампы в плафонах люстры. Но я не отреагировала на это.

– Эй!? Спишь? – произнесла почти шепотом она, наклонившись надо мной.

Конечно, я никак не отреагировала. Я даже не почувствовала, как она подняла мои ноги на диван и накрыла пледом. У меня слишком много сил отнял тот день.

– Спокойной ночи, – пожелала мне Лила и удалилась из кухни, выключив свет.

Сама же она еще не собиралась спать и поднялась наверх, в свою спальню. Там был небольшой творческий беспорядок: весь стол был завален красками, карандашами, кистями и другими приспособлениями для рисования. Весь второй этаж можно было считать творческой мастерской, там Лила вместе со своей бабушкой часами могла не отходить от мольберта. Вторая комната наверху как раз принадлежала ее пожилой родственнице. Там тоже был беспорядок.

Я продолжала крепко спать на кухне, а Лила рисовала. Ее рука, в которой была кисть, немного испачкалась зеленой краской, но она этого даже не заметила. Продолжила наносить мазки, забыв про время. Та картина была готова почти под утро, а Лила уснула на своей кровати прямо в одежде.

Я же проснулась рано, и мне снова хотелось есть и пить. Я поднялась, еще толком не распрощавшись со сном. Ноги отправились к холодильнику, который казался для меня чем-то загадочным. Моя рука аккуратно открыла белую дверцу, за которой скрывались стеклянные полки с кастрюлями и упаковками. Внутри него было прохладно, я ощутила это и немного взбодрилась. Потом мой взгляд опустился ниже, туда, где находились контейнеры с овощами и фруктами. Меня снова привлекли цвета, и я достала из левого отсека небольшой помидор.

Он был таким гладким, приятным на ощупь. А потом я почувствовала его запах, поднесла ближе к лицу, получше принюхалась и откусила немного. Его вкус был мне уже знаком, он мне нравился, я продолжила есть, не торопясь. Ела и разглядывала содержимое холодильника.

Пакет молока, кусок сыра, упаковка масла, две кастрюли, еще бутылки и еще упаковки. А на дверце находились ячейки для яиц, которые были не полностью заполнены. Красная упаковка, небольшие белые стаканчики, желтый тюбик и зеленые бутылки. Я доела помидор и заглянула в кастрюли. В большой была жидкая субстанция, в которой плавала зелень и еще что-то, а в небольшой – более густая белая с пленкой на поверхности.

Я подвинула ее ближе к себе и пальцем дотронулась до пленки, которая тут же порвалась. Мой палец испачкался в каше, которую я облизала. Вкус мне понравился, это было нечто нежное. И я продолжила поглощать ту массу, погружая в кастрюлю свои пальцы, что стали немного липкими.

Внезапно я вспомнила, как мы ужинали за столом, и мне стало чего-то не хватать. Тем предметом, определенно, была ложка. Но я слишком поздно до этого додумалась – мой голод исчез, и я поставила кастрюлю на место. Холодильник закрылся, а моя рука продолжала быть липкой.