– Задача заключается в том, – продолжал Оливер, – чтобы дать ему возможность приблизиться к образу жизни здорового человека, избегая при этом чрезмерных нагрузок. Он не должен насиловать или перетруждать себя – и в то же время я не хочу, чтобы он считал себя инвалидом. Следующие год-два станут решающими. Я не хочу, чтобы он остался несчастным запуганным человеком.

– Бедный мальчик, – негромко произнес Баннер, глядя на лодку.

– Это ошибочный подход, – быстро сказал Оливер. – Жалость не нужна. Постарайтесь забыть о жалости. Это даже хорошо, что я не смогу побыть с Тони ближайшие несколько недель. И я не хочу оставлять его наедине с матерью. Я предпочитаю отдать его в грубоватые руки нормального двадцатилетнего парня. Я полагаю, вы справитесь…

Баннер улыбнулся.

– У вас есть девушка? – спросил Оливер.

– Ну, Оливер, – возмутился Паттерсон.

Оливер повернулся к доктору.

– Одна из самых важных вещей, которую следует знать о двадцатилетнем парне, это – есть ли у него девушка, – сказал он. – Была ли она у него, или в настоящее время он на перепутье.

– Кажется, есть, – сказал Баннер.

– Она здесь? – спросил Оливер.

– Если я скажу – здесь, вы дадите мне работу?

– Нет.

– Ее здесь нет, – ответил Баннер.

Оливер нагнулся, пряча улыбку, и поднял телескоп с земли.

– Вы знакомы с астрономией?

– Ну и вопросы, – проворчал Паттерсон.

– Тони хочет стать астрономом, когда вырастет, – объяснил Оливер, играя телескопом. – Было бы полезно…

– Что ж, – неуверенно произнес Баннер, – кое-что я знаю…

– В какое время сегодня вечером, – тоном школьного учителя спросил Оливер, – можно наблюдать созвездие Орион?

Паттерсон покачал головой и выбрался из кресла.

– Слава Богу, что мне не надо наниматься к тебе на работу.

Баннер улыбнулся Оливеру.

– А вы коварны, мистер Краун.

– Почему вы так считаете? – невинно спросил Оливер.

– Потому что вам известно, что Орион не виден в северном полушарии до сентября, – с живостью в голосе ответил Баннер, – вы ждали, что я попаду впросак.

– Я плачу вам тридцать долларов в неделю, – сказал Оливер. – Вы учите Тони плавать, ловите с ним рыбу, наблюдаете за звездами и стараетесь, чтобы он как можно меньше слушал дурацкие сериалы по радио.

Оливер, поколебавшись мгновение, продолжил тихим и серьезным голосом:

– Вы также должны деликатно отвоевать в некотором смысле Тони у матери, поскольку его привязанность к ней в настоящее время…

Он замолк, испугавшись, как бы его слова не прозвучали слишком резко.

– Я хочу сказать, что им обоим пойдет на пользу, если их зависимость друг от друга ослабнет. Вы согласны работать?

– Да, – ответил Баннер.

– Хорошо, – сказал Оливер, – можете начинать с завтрашнего дня.

Паттерсон вздохнул с ироническим облегчением.

– Я выдохся, – произнес он и снова плюхнулся в кресло.

– Знаете, я уже отказал трем претендентам, – сказал Оливер.

– Я слышал, – признался Баннер.

– В наше время молодые люди либо вульгарны, либо циничны, либо то и другое вместе.

– Вам следовало поискать студента из Дартмута, – сказал Баннер.

– Кажется, один из них учился в Дартмуте.

– Значит, он попал туда за спортивные достижения.

– Наверное, я должен предупредить вас об одной неприятной черте в характере Тони, – сказал Оливер. – Похоже, мы уже можем говорить о характере тринадцатилетнего мальчика. Во время болезни он проводил много времени в постели, и у него развилась склонность к фантазированию. К хвастовству, обману, вранью. Ничего серьезного, – сказал Оливер, и Паттерсон почувствовал, как трудно было Оливеру сделать такое признание о своем сыне, – мы с женой не придавали этому значения, учитывая обстоятельства. Тем не менее я говорил с ним, и он обещал обуздать свое воображение. Не удивляйтесь, если эта особенность проявится снова; мне бы хотелось, чтобы вы помогли ему избавиться от нее, прежде чем она укоренится.

Слушая, Паттерсон внезапно с болью проник в душу Оливера. Он разочарован, подумал Паттерсон, он сознает некоторую незаполненность своей жизни, если вкладывает столько сил в сына. Затем Паттерсон отверг свою гипотезу. Нет, подумал он, просто Оливер привык распоряжаться. Он предпочитает контролировать поступки людей, не давая им действовать самостоятельно. Он управляет своим сыном по привычке, автоматически.

– Да, – сказал Оливер. – Еще кое-что… секс.

Паттерсон предостерегающе замахал рукой.

– Послушай, Оливер, теперь ты точно забрался чересчур далеко.

– У Тони нет братьев и сестер, – пояснил Оливер, – и, как я уже говорил, по вполне понятным причинам его слишком от всего оберегали. До сих пор мы с женой не посвящали его в некоторые вопросы. Если все будет в порядке, этой осенью он вернется в школу; я предпочел бы, чтобы в вопросы секса сына посвятил умный молодой человек, готовящийся к дипломатической карьере, а не какие-нибудь тринадцатилетние развратники из престижной частной школы.

Баннер в смущении коснулся рукой носа.

– С чего я должен начать?

– А с чего начинали вы? – спросил Оливер.

– Боюсь, мне пришлось начинать позже. Не забывайте, у меня четыре старшие сестры.

– Действуйте благоразумно, – сказал Оливер. – Я хотел бы, чтобы через шесть недель Тони познакомился с теорией, не испытывая страстного желания немедленно перейти к практике.

– Я приложу максимум усилий, чтобы дать ясное представление о предмете, – сказал Баннер, – не пробуждая к нему излишнего интереса. Все на серьезном научном языке. Ни одного слова короче трех слогов. Постараюсь пригасить гедонистический аспект.

– Вот именно, – сказал Оливер и посмотрел на воду.

Лодка уже двигалась неподалеку от берега, Тони, стоя на корме, махал отцу рукой из-за плеча матери, его дымчатые очки сверкали солнечными зайчиками. Оливер помахал рукой в ответ. Глядя на сына и жену, Оливер обратился к Баннеру:

– Возможно, вам покажется, что меня слегка заклинило на сыне. Я с ужасом смотрю, как сейчас многие воспитывают детей. Им либо предоставляют слишком большую свободу, и они вырастают дикими животными, либо всячески подавляют их, отчего дети затаивают в душе злобу, жажду мщения и убегают из родительского дома тотчас, как становятся способны прокормить себя. Главное – я не хочу, чтобы он вырос запуганным.

– А как насчет тебя, Оливер? – с любопытством спросил Паттерсон. – Ты сам ничего не боишься?

– Ужасно боюсь, – признался Оливер. – Привет, Тони! – крикнул он сыну, направляясь к причалу, чтобы помочь пришвартовать лодку.

Паттерсон, поднявшись, вместе с Баннером смотрел, как Люси двумя последними сильными гребками подогнала лодку к дощатому настилу. Оливер придержал нос лодки, Люси, забрав блузу и книгу, сошла на берег. Тони с трудом удержал равновесие, а затем спрыгнул на мелководье, отвергнув помощь.

– Святое семейство, – пробормотал Паттерсон.

– Что вы сказали, сэр? – спросил Баннер с недоумением в голосе.

– Ничего, – сказал Паттерсон. – Он знает, чего хочет, правда?

Баннер усмехнулся:

– Это точно.

– Вы считаете, отец в состоянии воспитать сына таким, каким ему хочется его видеть? – спросил Паттерсон.

Баннер посмотрел на доктора, ожидая подвоха.

– Я об этом не думал, – осторожно сказал он.

– Ваш отец получит то, что он ждал от сына?

Баннер еле заметно улыбнулся:

– Нет.

Паттерсон кивнул.

Они посмотрели на Оливера, приближающегося в окружении жены и Тони, который нес свои удочки. Люси надевала свободную белую блузу поверх купального костюма. На верхней губе Люси и на лбу искрились капельки пота, выступившие из-за долгой гребли, ее босоножки бесшумно скользили по низкой траве. Они зашли в тень деревьев, а когда вышли из нее, длинные обнаженные ноги Люси вспыхнули золотистым светом. Она держалась очень прямо, не вихляя бедрами, как бы стараясь скрыть свою женственность. В одном месте она остановилась и, опираясь рукой о плечо мужа, приподняла ногу, чтобы выбросить гальку, – на мгновение группа застыла под косыми солнечными лучами, пробивающимися через листву.

Паттерсон и Баннер услышали голос Тони.

– В этом озере всю рыбу уже выудили, – произнес он чистым, по-детски высоким альтом. Хотя Тони был высок ростом, он показался Баннеру хрупким и физически неразвитым, а голова его – непропорционально большой. – Цивилизация слишком близко отсюда. Нам бы поехать в северные леса. Правда, там москиты и лоси. С лосями лучше не встречаться. Берт говорит, там иногда приходится нести каноэ на голове, иначе рыбы разнесут весла.

– Тони, – серьезно сказал Оливер, – ты знаешь, что такое щепотка соли?

– Ну конечно, – ответил мальчик.

– Вот что тебе нужно припасти для Берта.

– Ты хочешь сказать, он заливает? – спросил Тони.

– Не совсем так, – ответил Оливер. – Просто его рассказы надо немного подсаливать, как арахис.

– Я ему скажу это, – обещал Тони. – Как арахис.

Они остановились перед Паттерсоном и Баннером.

– Мистер Баннер, – сказал Оливер, – это моя жена. А это Тони.

– Здравствуйте. – Люси кивнула головой и застегнула верхние пуговицы блузы.

Тони подошел к Баннеру и вежливо протянул руку.

– Привет, Тони, – сказал Баннер.

– Привет, – ответил Тони. – Ну и мозоли у тебя.

– Это от теннисной ракетки.

– Поспорим, через четыре недели я у тебя выиграю? – сказал Тони. – Ну через пять.

– Тони… – осуждающе произнесла Люси.

– Это тоже хвастовство? – Тони посмотрел на мать.

– Да, – сказала она.

Тони пожал плечами и повернулся к Баннеру.

– Мне запрещают хвалиться, – пояснил он. – У меня сильный правый удар, а вот слева не идет. Я это от тебя не скрываю, – честно сказал он, – все равно после первой же игры это станет ясно. Я видел однажды, как играет Элсуорт Вайнс.

– Какое впечатление он на тебя произвел?

Тони скорчил гримасу.

– Его переоценивают, – небрежным тоном сказал Тони. – Только потому, что он из Калифорнии, где можно играть на открытом воздухе круглый год. Ты купался?

– Да, – удивленно сказал Баннер. – Откуда тебе известно?

– Ты пахнешь озером.

– Это один из его коронных номеров, – сказал Оливер, взъерошив рукой волосы сына. – Когда он болел, ему завязывали глаза, и у него развился нюх, как у ищейки.

– А еще я умею плавать. Как рыба, – сказал Тони.

– Тони… – снова одернула сына Люси.

Пристыженный мальчик улыбнулся.

– Но меня хватает только на десяток взмахов. Больше не могу. Дыхалка сдает.

– Мы этим займемся, – обещал Баннер. – Надо научиться правильно дышать.

– Я постараюсь, – сказал Тони.

– Джеф тебя научит. Он проведет с тобой остаток лета.

Люси бросила взгляд на мужа, потом опустила глаза.

Тони тоже внимательно и настороженно посмотрел на отца, вспомнив медицинских сестер, диету, боли, постельный режим.

– О, – сказал Тони. – Он будет ухаживать за мной?

– Нет, – ответил Оливер. – Просто Джеф научит тебя кое-чему полезному.

Тони испытующе поглядел на Оливера, пытаясь понять, не обманывает ли его отец. Потом он повернулся и молча посмотрел на Баннера, словно теперь, когда их отношения были определены, необходимо немедленно произвести оценку.

– Джеф, – произнес наконец Тони, – ты хороший рыбак?

– Когда рыбы видят меня, – сказал Баннер, – они начинают давиться от смеха.

Паттерсон посмотрел на часы.

– Я думаю, нам пора, Оливер. Мне надо оплатить счет, побросать вещи в чемодан, и я готов.

– Ты говорил, что хочешь что-то сказать Тони, – напомнил Оливер.

Люси перевела настороженный взгляд с Оливера на Паттерсона.

– Да, – сказал Паттерсон.

Теперь, когда пришло время исполнять обещанное, он пожалел, что поддался на уговоры Оливера.

– И все же, – продолжал он, сознавая свою трусость, – может быть, отложим до следующего раза?

– Я считаю, сейчас самое подходящее время, – спокойно сказал Оливер. – Ты увидишь Тони не раньше чем через месяц, а он, в конце концов, отвечает за себя прежде всего сам, и я уверен, ему следует знать, чего остерегаться и почему…

– Оливер… – начала Люси.

– Мы с Сэмом уже все обсудили, – сказал Оливер, касаясь ее руки.

– Что я должен делать? – настороженно спросил Тони.

– Ничего, Тони, – сказал Паттерсон. – Просто я хочу рассказать, как обстоят твои дела.

– Я клево себя чувствую. – Голос Тони прозвучал подавленно, его грустные глаза смотрели в землю.

– Конечно, – согласился Паттерсон. – А будешь чувствовать еще лучше.

– Я клево себя чувствую, – упрямо повторил Тони. – Почему мне должно стать еще лучше?

Паттерсон и Оливер засмеялись, и мгновение спустя Баннер присоединился к ним.

– Хорошо, – поправила сына Люси. – А не клево.

– Хорошо, – послушно согласился Тони.

– Конечно, ты здоров, – начал Паттерсон.

– Я не хочу ничего бросать, – воинственно произнес Тони. – Я и так уже от многого отказался.

– Тони, – сказал Оливер, – дай доктору Паттерсону закончить.

– Слушаю, сэр.

– Я прошу тебя, – сказал Паттерсон, – некоторое время воздержаться от чтения, кроме этого, можешь делать все, что тебе хочется, но умеренно. Тебе известно, что такое умеренность?

– Это значит не просить второй порции мороженого, – быстро ответил Тони.

Все засмеялись, и Тони хитро посмотрел на взрослых, он знал, как их рассмешить.

– Совершенно верно, – сказал Паттерсон. – Можешь играть в теннис, плавать и…

– Я хочу научиться играть у второй базы, – заявил Тони. – И освоить крученый удар.

– Мы можем попробовать, – сказал Баннер, – но я не гарантирую успеха. Я сам пока не овладел крученым ударом, хотя гораздо старше тебя. Ты либо рожден бить крученый, либо нет.

– Ты можешь все это делать, – продолжил Паттерсон, отметив про себя, что Баннер – пессимист, – при одном условии: как только ты почувствуешь усталость, ты останавливаешься. Малейшая перегрузка…

– А если я не остановлюсь? – перебил его мальчик. – Что тогда?

Паттерсон вопросительно посмотрел на Оливера.

– Продолжай, говори, – сказал отец Тони.

Паттерсон повернулся к мальчику.

– Тогда ты рискуешь снова надолго лечь в постель. Этого ведь тебе не хочется?

– Вы думаете, что я могу умереть, – сказал Тони, пропустив вопрос мимо ушей.

– Тони! – сказала Люси. – Этого доктор Паттерсон не говорил.

Тони неприязненно посмотрел на врача, и Паттерсону на мгновение показалось, что мальчик видит в окружающих его взрослых не родителей и друзей, а сообщников болезни.

– Не беспокойтесь. – Тони улыбнулся, и враждебность его исчезла. – Я не умру.

– Конечно, нет, – сказал Паттерсон, злясь на Оливера, втянувшего его в эту сцену. Он шагнул к Тони и чуть наклонился к нему. – Тони, я тебя поздравляю.

– С чем? – настороженно спросил Тони, боясь насмешки.

– Ты – идеальный пациент, – заявил доктор. – Ты поправился. Спасибо тебе.

– Когда я смогу их выбросить? – спросил Тони.

Он резко поднял руку и снял очки. В его неожиданно повзрослевшем голосе зазвучала горечь. Без очков его глаза казались запавшими, близорукими, полными грусти и укора; видеть их на худом мальчишеском лице было больно.

– Наверное, через год или два, – сказал Паттерсон. – Если будешь ежедневно делать упражнения. Час утром, час вечером. Запомнил?

– Да, сэр, – ответил Тони.

Надев очки, он снова стал подростком.

– Мама знает все упражнения, – сказал Паттерсон, – она обещала ничего не упустить.

– Вы можете показать их мне, доктор, – сказал Баннер. – Тогда мы освободим миссис Краун.

– В этом нет необходимости, – вмешалась Люси. – Я справлюсь.

– Конечно, – сказал Джеф. – Как вам будет удобнее.

Тони повернулся к отцу:

– Папа, тебе надо ехать домой?

– К сожалению, да, – сказал Оливер. – Но я постараюсь выбраться сюда на выходные до конца месяца.

– Твой отец должен вернуться в город, на работу, – сказал Паттерсон, – чтобы быть в состоянии оплачивать мои визиты, Тони.

Оливер улыбнулся.

– Я думаю, эту шутку ты мог оставить мне, Сэм.

– Извини.

Паттерсон повернулся и поцеловал Люси в щеку.

– Ты просто цветешь, – восхищенно сказал он, – как дикая роза.

– Я иду мимо гостиницы, – сказал Баннер. – Вы позволите составить вам компанию, доктор?

– Сделайте одолжение, – ответил Паттерсон. – Вы расскажете мне, как здорово быть двадцатилетним.

– Пока, Тони, – попрощался Баннер. – В какое время мне прийти завтра? В десять?

– В половине одиннадцатого, – ответила Люси. – Раньше не надо.

Баннер взглянул на Оливера.

– Значит, в десять тридцать, – сказал Джеф.

Они с Паттерсоном направились по тропинке к гостинице – рослый, крупный, медлительный человек и подвижный загорелый юноша в испачканных зеленью парусиновых тапочках. Люси и Оливер посмотрели им вслед.

«Этот парень слишком уверен в себе, – подумала Люси, глядя на стройную удаляющуюся фигуру. – Пришел наниматься на работу в бумажном спортивном свитере». В какое-то мгновение она решила поделиться с Оливером своими сомнениями насчет Баннера. «По крайней мере он мог поговорить с ним в моем присутствии». Но потом она решила промолчать. Дело сделано, и Люси слишком хорошо знала мужа, чтобы пытаться переубедить его. Ей придется самой заняться этим молодым человеком.

Она поежилась и провела рукой по обнаженным бедрам.

– Я замерзла, – сказала Люси. – Ты все собрал, Оливер?

– Почти все, – ответил он. – Осталось прихватить пару вещей. Я зайду с тобой в коттедж.

– Тони, – сказала Люси, – ты бы надел брюки и ботинки.

– Да ну, мама…

– Тони, – строго повторила она, подумав: «А Оливера он слушается».

– Ладно, – сказал Тони и, с наслаждением ступая босыми ногами по прохладной густой траве, направился к дому.