Машка мечтала стать балериной.
Когда ей едва исполнилось пять лет, она, слегка картавя, выдала маме, занятой лепкой вареников:
– Мамочка, ты хочешь воспитать балерину?
Мама, уронившая от неожиданности ложку, удивленно уставилась на дочь.
– Что-то я не поняла… Машенька, тебе нравится балет?
Машка, взмахнув ресницами, с удовольствием подтвердила ее догадку:
– Да. Нравится. Давно.
Отец, стоящий рядом, деликатно поинтересовался, прикусив губы, чтобы не расхохотаться:
– И как давно, если не секрет?
Дочь, не заметив подвоха, деловито изложила факты:
– Вот как только мама меня родила, так и нравится…
– Ага, – усмехнулся отец, – значит, в пеленках ты именно поэтому ногами дрыгала?
– Не дрыгала, папочка, а танцевала, – Машка оскорбленно нахмурилась.
– Ты, значит, с рождения балерина? – мама зашлась в хохоте.
– Угу, – дочь, восторженно хмыкнула. – Я еще у тебя в животе балериной была.
– Ну, что ж… Отец почесал подбородок и кивнул. – Все с тобой понятно. – Он обернулся к супруге. – Вот так, Валя. Скоро будем всемирно известны. Дочь-то у нас вон какая! Прославит родителей. – Он подмигнул дочери и, чмокнув ее в макушку, похлопал по плечу. – Дерзай, дочка.
Родители, пошутив, и забыли бы про этот разговор, если бы не Машка. А она на следующий день, позавтракав, подставила к шкафу табурет, достала с верхней полки лучшее платье и деловито вышла к обомлевшим родителям.
– Пора ехать.
Отец, оторвал взгляд от экрана компьютера, удивленно уставился на малышку.
– Ехать? Куда это?
– Ты забыл, что ли? – Дочь недовольно прищурилась. – Ну, как же… В балерины записываться.
Родители переглянулись, и мама, уважая выбор дочери, решительно шагнула вперед, взяв дело в свои руки.
– Так, послушай… Машуня, сегодня суббота. И завтра не получится. Давай в понедельник.
Девочка сдвинула светлые бровки и громко топнула ногой.
– Нет. Вы обещали. Мне пора танцевать, сейчас поедем.
Пожав плечами, мама нехотя сдалась и, подумав, обернулась к отцу:
– Вот проблема-то… А куда же нам отправиться, а?
После недолгого совещания решено было отправиться в балетную школу. Начинать так по-взрослому, в серьезном заведении…
Старшая сестра Лена, молча наблюдая за стремительно разворачивающимися событиями, возмущенно фыркнула.
– Вы совсем спятили, родители? Зачем ей потакаете? Какой еще балет? Да вы на Машку посмотрите, у нее килограммов пять лишнего веса.
– Лена, остановись, – мама предостерегающе махнула рукой. – Не надо так говорить.
– Ой, скажите, пожалуйста, – не сдержавшись, съехидничала Ленка. – Машка – балерина! Обхохочешься!
– Лена, прекрати, – нахмурился отец.
– Ой, да делайте что хотите, – старшая сестра сердито махнула рукой. – Вырастили капризулю! Тоже мне, талант!
Машка сжала ручку в кулачок и погрозила сестре.
– Противная ты, Ленка! Вот стану известной, тебя не позову на спектакль. Будешь знать тогда.
– Ой-ой-ой, – Ленка скривилась. – Ничего, не умру от горя. – Она снисходительно посмотрела на мать. – Ладно уж… Купите ей хотя бы спортивный купальник или платье специальное. Не может же она в этих дурацких кружевах перед преподавателем появиться.
Отец хлопнул себя по лбу.
– Точно, Валя! Надо же какую-то форму приобрести. В чем они там ходят?
– На той стороне Садового кольца есть такой магазинчик, – снизошла Ленка. – Там платья, юбки-пачки, какие-то легинсы, колготки, топы. И обувь балетная. И чешки, и пуанты.
– А ты откуда знаешь? – изумилась мать. – Тоже балериной мечтаешь стать?
Старшая дочь презрительно дернула плечом.
– Этого еще не хватало. Просто у нас уроки как-то отменили, и мы с девчонками туда забежали. Интересно посмотреть на эти разноцветные штучки, в которых по сцене скачут.
– Ну, что ж… – выслушав, резюмировал отец и одобрительно кивнул. – Значит, купим платье и все остальное. Куда ж деваться?
Сказано – сделано.
Возле магазина мама на всякий случай предупредила свою самостоятельную и упрямую малышку:
– Маша, помни. Сейчас мы купим только танцевальный купальник. А вот если тебя возьмут, тогда и все остальное приобретем.
Машка недовольно насупилась, но кивнула.
– Ладно, ладно. Пойдем скорее.
Магазин поразил впечатлительную Машку своей разноцветностью, нарядностью и радужностью. Полки пестрели розовыми и голубыми юбками-пачками, белоснежными танцевальными купальниками, узкими и широкими атласными лентами, яркими платьями из лайкры, тончайшими шалями и короткими топами. Здесь красовались яркие маракасы, звучные бубны, тканевые балетки, сетки для волос и толстые гетры.
Пока мама выбирала балетный купальник и советовалась с седовласой продавщицей, Машка медленно пошла по магазину, еле переводя дух от восхищения.
Девочка, затаив дыхание, делала крошечные шажочки, надолго останавливаясь и замирая перед огромными фотографиями известных балерин, вешалками с удивительными платьями и старыми афишами, развешанными за полками.
И вдруг в правой витрине она увидела то, от чего ее крошечное сердечко сразу затрепетало…
На стеклянной полочке лежали розовые атласные пуанты. Они так понравились маленькой девочке, что она взгляда не могла от них оторвать. Малышке во что бы то ни стало хотелось дотронуться до этой волшебной обуви балерин.
Пока Машка любовалась пуантами, мама, закончив покупки, позвала дочку:
– Машуня, пойдем.
Девочка, зачарованная крошечными балетными туфельками, не сдвинулась с места. Она стояла, как вкопанная, возле большой стеклянной витрины, завороженно глядя на манящие ее пуанты.
– Маша, – недовольно повторила мама.
Девочка беспомощно оглянулась и, переступив с ноги на ногу, позвала дрогнувшим голосом:
– Мамочка…
– Ну, что ты там увидела, малышка? – улыбнулась седая продавщица.
Мама, вздохнув, подошла и, строго глянув на дочь, взяла ее за руку.
– Сколько можно звать тебя? Пойдем же…
Машка, выдернув ладошку, умоляюще посмотрела на мать.
– Подожди, мамочка… А пуанты? Мы еще не купили пуанты!
– Да рано тебе, детка, – усмехнулась продавщица. – Ты сначала просто научись танцевать, а уж потом приходи опять.
Девочка, сдвинув бровки, упрямо топнула ногой.
– Я умею танцевать. Мамочка, пожалуйста…
– Мы же договаривались, – мать растерянно развела руками. – Ты забыла?
Машка, чувствуя, что пуанты ускользают, всхлипнула.
– Ну, посмотри, какие они хорошенькие, розовенькие, новенькие… Они так на меня смотрят. Они меня ждали! Я знаю, я точно это знаю.
Мать молчала. Ей ужасно не хотелось потакать Машкиным капризам. Но она увидела, что по лицу малышки уже поползли непрошеные слезинки, и материнское сердце дрогнуло.
Вздохнув, женщина обернулась к продавщице и кивнула.
– Мы возьмем.
В балетную школу Машку не приняли.
Уставшая стройная женщина пригласила их в зеркальный зал, и, поглядев на девочку, ласково прищурилась.
– Сколько лет тебе, красавица?
– Пять. – Машка подняла на нее уверенный взгляд. – Я буду балериной.
Преподаватель, ничуть не удивившись, согласно кивнула.
– Конечно. Конечно, будешь, только не сейчас. Теперь – октябрь, а ты приходи в мае. Как раз немного подрастешь, будут вступительные испытания. Мы на тебя посмотрим… И решим.
– А возьмете? – Машка заторопилась. – У меня уже есть купальник и пуанты…
– Вот весной и подумаем, – усталая женщина обняла малышку. – Все вместе, сообща.
Машка, поникнув головой, насупилась.
– Не сердись, – преподаватель, сделав шаг, наклонилась к ней. – Готовься. Сладкого поменьше ешь, зарядку делай. И приходи на будущий год. Хорошо?
– Хорошо, приду, – обреченно вздохнула девочка.
Поздно вечером, когда уставшее за день солнце отправилось на покой, и ночь вступила в свои законные права, мама тихонько вошла в детскую комнату. Подошла к кровати и ласково улыбнулась, покачав головой.
Машка сладко спала, крепко обняв пуанты.
Маленькая девочка. Будущая звезда.
Балерина.
Ох, и жарило лето в этом году!
С самого утра, когда солнце, еще не потерявшее свою форму и не расплывшееся по небосклону, как масляный блин на сковородке, лениво выплывало из-за горизонта, уже нечем становилось дышать.
Не помогали ни огромные поливальные машины, как сказочные чудовища медленно ползущие по прожаренным улицам, извергая из своей механической пасти фонтаны уже нагревшейся воды, ни городские водоемы, так переполненные человеческими телами, что постоянно выходили из берегов, ни установленные повсюду палатки с мороженым…
Невыносимая жара, тягучая и липкая, одолевала изнемогающий город.
Улицы, проспекты и площади, обычно шумные и многолюдные, словно вымирали до самого вечера.
А вот с наступление сумерек город оживал. Особенно весело и шумно становилось в городском парке.
Именно сегодня, после душного и утомительно длинного дня, в парке, тенистом и прохладном, пытались укрыться три подруги. Они давно не виделись, а потому искренне соскучились друг по другу. Весело щебеча, троица облюбовала небольшой столик на террасе открытого кафе, стоящего у самой воды.
Тося, Зина и Маринка когда-то учились в одном классе, а потом, как это бывает, жизнь развела их на долгие-долгие годы. В школе они очень дружили, всегда ходили вместе, старательно подсказывали на уроках, жутко переживая за ту, что стояла у доски, дружно готовились к экзаменам.
Да… Время неумолимо. И, к сожалению, безжалостно. Само убегает и уносит с собой и силы, и здоровье, и красоту…
Встретившись теперь, когда им исполнилось чуть за сорок, они то счастливо хохотали, то плакали, возвращаясь бескомпромиссной памятью в те далекие, но незабываемые годы.
– Ой, Тоська! Ну-ка, покажись… Какая ты круглая стала! Пополнела… Ой-ой!
– Да что вы, девочки, – кокетливо улыбалась толстушка Тося, – это же не полнота! Это красота моя… Все свое ношу с собой, – она хохотала, запрокинув голову.
– Зиночка, Зиночка, а где же твои роскошные косы? Боже мой… Не могу поверить! Как расстаться с такой красотой? Неужели сама обрезала?
– Ой, девчонки, да какие ж теперь косы, – раскрасневшись, не сдавалась Зина. – Некогда… Да и зачем они нам? Лишняя морока! То ли дело стрижечка короткая – помыла, тряхнула головой, и прическа готова. Милое дело!
– Ну, не скажи, – Марина удивленно пожала плечами. – Я бы не осмелилась такие волосы тронуть. Жалко!
– Жалко, конечно, кто ж спорит, – Зина нахмурила брови и тут же перевела разговор. Обняв подругу, она всплеснула руками. – Мариша, а ты все такая же стройная… Красавица! Да ты у нас прямо модель! Чудеса!
– Да я как-то и не задумываюсь над этим, – Мариша смущенно пожала плечами.
– Да ладно, – Тося придирчиво оглядела ее. – И на диетах не сидишь?
– Нет, – Маринка растерянно улыбнулась. – Некогда, девочки…
– Ой, не верю, подруга, – Зина хитро погрозила Маринке пальцем. – Что-то ты темнишь, подруженька…
Они посмеялись.
Их разговор, словно мотылек, перелетающий с одного места на другое, не затихал ни на минуту.
Заказали салаты, красное вино, потом мороженое, чай…
Женщины так соскучились, что не замечали ничего вокруг: ни отдыхающих, ни времени, ни наступившей легкой прохлады. Увлеченно и азартно болтали обо всем… Поговорили о квартирах, работе, детях, постаревших родителях и, куда без этого, о болезнях.
Посочувствовали, поахали, порадовались…
Женщинам было так хорошо вместе на тенистой площадке летнего кафе, что на миг им вдруг почудилось, что и не было тех двадцати с хвостиком лет, которые так незаметно пролетели.
Когда же совсем стемнело, и где-то вдали негромко заиграла музыка, Тося мечтательно улыбнулась, глядя куда-то в небо.
– А помните, девочки, как мы сюда на свидания бегали? Помните? Как сердца колотились, как щеки горели…
– Ой, скажешь тоже, – Зина, пожала плечами. – Когда это было? В прошлой жизни… И будто не с нами.
Марина ласково кивнула.
– Танцплощадка и сейчас здесь, где-то рядом. Слышите? Музыка… Как тогда, в юности… – Она обернулась к Тосе. – А помнишь, как вы с Димкой из параллельного класса здесь целовались, а мы с Зинкой за кустами стояли, вас караулили…
Женщины переглянулись и громко, заливисто захохотали. Отсмеявшись, они, раскрасневшиеся от воспоминаний и былого счастья, вдруг нахлынувшего из далекой юности, отчего-то загрустили.
– Да, как летит время, – Тоська грустно вздохнула. – Летит. Будто бы вчера в школу бегали, а задумаешься – целая жизнь прошла. Странно…
– А мы все вроде бы такие, как раньше, – Марина тряхнула волосами. – Не изменились.
Зина, взглянув на притихших подруг, подняла бокал с красным вином, сверкающим темным рубином и лениво подрагивающем в бокале.
– А давайте, девочки, выпьем за любовь… А? Ну, чего закисли? Раз дети есть, значит, и любовь случалась? Так ведь? Давайте же за нее, изменницу и проказницу. За любовь!
Они сделали по глотку терпкого вина, остро пахнущего дубовой бочкой, виноградной лозой и далекой Италией.
Зина, загадочно прищурившись, дернула плечиком и вдруг предложила:
– Слушайте, а что это мы обо всем на свете болтаем, а про мужчин своих не говорим? Непорядок! Давайте-ка про любовь, про мужиков, про отношения… Или мы не женщины?
Тося хмыкнув, лихо согласилась:
– А давай!
– Ну, что ж… Давайте, – Марина смущенно потупилась.
Зина, очень довольная собой, тряхнула коротко стрижеными волосами.
– Ну, так и быть… Начну с себя. – Она вдруг замолчала, сглотнула ком в горле, откашлялась и вдруг кинулась, как в омут с головой… – Я, подруженьки мои дорогие, в любовь эту самую не верю. Не верю, и все! Не хотела портить нам вечер. Честное слово, не хотела. Но раз уж зашел разговор, не жалуйтесь, терпите. Думаю я, милые, что нет этой самой любви. Все это ерунда, сказки для малолетних. Посудите сами. Вот я… Уже три раза замужем была.
– Три? – ахнула Маринка, изумленно округлив глаза.
– Ого! – удивленно покачала головой Тося. – Надо же… Когда успела?
– А вот успела… – Зина вдруг помрачнела и отвела взгляд.
И вспомнилась ей первая любовь. Чистая, робкая, застенчивая…
Смахнув со щеки набежавшую слезу, Зина как-то вызывающе взглянула на притихших подруг.
– Да какая любовь?! Боже мой! Очнитесь, – Зина горько ухмыльнулась. – Я после училища сразу выскочила замуж. Ой, и глупая ж была, наивная! Любила до боли в сердце. И он вроде любил… На свадьбе руки целовал. Дочку родили, дачу начали строить. А он через несколько лет изменил мне. С рюмкой. Полюбил водочку больше, чем меня. Пить беспробудно стал. Напивался до чертиков, и мне доставалось. Ох, как доставалось! Страшно вспомнить… Выла я по ночам, как зверь раненый, от боли, от злости, от обиды. Через неделю в синяках ходила. А?! Что это? Как это вам? Неделю любит, на коленях ползает, а неделю убивает… Вот тебе и любовь… Куда ж она подевалась?
– Зиночка, – Маринка робко тронула ее за руку. – А потом?
– А что потом? – Зинка горько усмехнулась, сделала глоток вина и всхлипнула. – Ты говоришь, волосы жалко… Косы мои прекрасные… А он меня так за эти косы трепал да по полу таскал, что я, однажды не выдержав, схватила ножницы да и под корень отхватила всю свою красоту.
О проекте
О подписке