Читать книгу «Испания. Обряд перехода» онлайн полностью📖 — Игоря Райбана — MyBook.
image

Кстати о Пушкине пару слов. Так кто же, он был такой на самом деле.

Или в России поэт больше чем поэт бумагомаратель стихотворный.

Камер—юнкер или камергер «его величество двора».

Какая разница? Как официально в истории записано: «Пушкину пожалован чин камер—юнкера», то есть статского советника.

Что тоже немало, по тем временам. Но это ничего не стоит, мелочь в жизни, как утверждали советские историки.

Ага, только как простой поэт может работать в МИДе, и позволено копаться в секретных архивах, что не успели сжечь немцы—бироны.

Чин камергера, поэта Пушкина, к примеру, фигурирует в судебном деле: Пушкин/Дантес/Данзас/

Ах, Вы не знаете кто такой «Данзас»? Данзас друг и собутыльник французского происхождения, во всех попойках.

Потом он оказался невзначай секундантом на дуэли.

Темная история, может и подставной надуманный предлог зрел для дуэли, и с его помощью вышел. Так вот. Что это? Описка или как?

Камергер царского двора, по тем временам, соответствует современному чину сенатора при Администрации Президента. Вот смотрите сами. Пушкин, как сегодняшние звезды шоу—бизнеса, обласкан царской властью до нельзя. «Хочешь делать это? Да делай „пжлста“, только не шуми, дорогой графоман, писец дворовый наш».

Перед смертью Пушкин, лично обменивался записками с царем.

Что и как там было, доподлинно неизвестно, и телефонов не было в то время. Поэтому Жуковский, двое суток весь в мыле и в поту скакал во весь опор, чтобы доставить умирающему Пушкину (он умирал двое суток) письменные сообщения от царя, и обратно ответные записи.

В них Пушкин просил простить все светские и мирские прегрешения, и позаботиться о своих четверых детях:

«Милостонию своей государской, причисляю сынов, также дщерей Пушкина, ко своим царственным вельможам».

Старшая дочь Пушкина, Мария Александровна, в молодости стала фрейлиной Императрицы. А в царские фрейлины брали только девиц из знатных, дворянских фамилий.

Да и другие дети, очень неплохо устроились в жизни.

Эх, История, да что же ты наделала!

И только снег с землей, по гробу громыхнёт…

Зачесался нос, видно к не добру, в который раз.

Как назло заметил, что прискакал к моему штабу, так сказать, где кучковался офицерский состав, взмыленный нарочный от наших испанских «енералов—графьёв». Пришлось спуститься к офицерам, да читать с помощью подоспевшего Виландии, центральное указание высокой ставки, при свете поднесенного факела.

Ознакомленный приказ гласил: ночью разведать впереди дорожку для войска, как и что там ожидается в будущем.

Вот что—что, а про будущее, я уверен на все сто процентов, что оно будет хреновое, у всех нас.

Хотя есть возможность отличиться снова, как тогда случилось на море, при абордаже (куда же без меня), и глотнуть досыта свежего воздуха.

Но на первом месте, конечно, разведка, остальное потом.

Не зря нос чесался, ладно успел поесть стоя, не особо присаживаясь за офицерский «стол». Одному и вдвоём—троём соваться в разведку не резон, надо бы отобрать с пяток не совсем смекалистых ребятишек.

Тех, которых не жаль оставить в пасти льва, образно говоря, в случае чего. Такие есть всегда в полку. Родина ждёт героев, а… ну вы поняли.

Так, с этим порешим немного позднее, сейчас подумаем над подготовкой к заданию. По привычке, терцию я называю по своей аналогией с современным полком. По сути, что есть терция?

Её численность колеблется от двух, до пяти тысяч человек.

Разделенных на роты, разного предназначения. Есть роты кавалерии, пикинёров, стрелков аркебузиров, смешанные роты. В роте от ста, и доходило до двести—триста человек. При разных военных действиях.

Всё было неодинаково по уставному стандарту. Также каждая терция наименовывалась по округам, где они формировались: Кастильская, Арагонская, Сардинская, Каталонская и другие.

Или по имени своего командира.

Есть ещё немало всяких тонкостей по тактике, стратегии терции.

Как упомянул, терция разделялась на отдельные роты.

В каждой роте есть небольшой штаб из одиннадцати человек: капитан и его помощник заместитель, младший офицер, сержант, отдельный знаменосец, также три музыканта (трубивших то наступление, то отбой по надобности), фуражир—повар, воинский падре капеллан для отпевание павших и служения мессы, и даже один брадобрей.

Ну чтобы бойцы не сильно обрастали бородами и щетинами.

Рота подразделялась на взводы под руководством опытных ветеранов.

Взвод подразделялся на отделения тоже под руководством ветерана воина.

Так как, я по найденным бумагам числился в чине капитана, мне в начале похода в подчинение дали роту гвардейцев, где сплошь почти одни ветераны. Как сейчас бы сказали, элитная рота. Хотели, конечно всучить и больше рот или ртов, но я отказался наотрез. Лишняя головная боль, и ничего хорошего. Я не карьерист какой нибудь гнаться за чинами.

Вдруг что случится, потом разжалование.

Да и временно всё, нахождение в этом времени.

А граф Виландия командовал соседней ротой, в нашей терции, так что мы находились почти всегда рядом.

Стемнело, да так что хоть глаз выколи, если отойдешь от огня кострищ.

Световой день короток весной. Задумавшись, обо всём сразу что нахлынуло, ноги сами понесли к стоянке лошадей, там и оказался возле своего коня. Погладил по умной морде, по хозяйски потрепал холку, на ощупь пробежал рукой по конской сбруе, проверяя её перед вылазкой.

Подтянул где нужно подпругу и супонь, подправил посадку седла.

Потом дал фуража, пожевать верному товарищу для настроя, чтобы не скучал на привязи.

Сделав обыденные дела, подошел к одному из десятка солдатских костров, моих подобревших после ужина ветеранов вперемешку с молодыми и неопытными, салабонами по-русски говоря. Солдаты, признав меня, вразнобой загалдели, добродушно приглашая к огню:

– Сеньор капитан, садитесь к нам, возле огонька.

– Здорово, сеньоры гвардейцы! Осталось чем горло промочить?

– Оно, конечно есть, можно найти баклажку винца, ежели не брезгуете дешевым пойлом, – прогудел хрипатый мужик, видать из старых служак олдскульной школы.

– Ничего, нам в самый раз будет.

Вот так, в ответ немногословно приветствуя и общаясь, совсем не чураясь, присел рядом с ними, и незаметно присмотрелся к резким очертаниям грубых солдатских лиц, подрагивающих при натуральном свете горевшего огня. Ночных лиц оказалось много, больше десяти.

Да ещё накладывалась иллюзия ночи, когда предметы двоятся в нечётком свете. Изображения лиц, они ведь как при отблесках костра преображаются: есть и похожие друг на друга, есть и непохожие.

Но у каждого лица своя непохожая особенная судьба, как ни крути словами. Со своей линией жизни, страстями, пороками, да и всем остальным, что делает нас человеками, а не киборгами из плоти.

Как ни крути, а надо выбирать кого-то из них, всё-таки надо.

Почему-то снова накатило чувство близкой опасности в разведке.

Хотя вроде обычное дело: выдвинутся вперёд на десяток лье, исследовать местность и можно возвращаться назад в лагерь.

Тут бывалый воин поднес мягкую флягу с вином, сделанную из дублёной кожи, вместимости литра на три.

В знак благодарности кивнул головой ему.

Машинально потряс её, судя по бульканью, там ещё почти оставалась почти больше половины жидкости. Ладно, нам хватит, не напиваться же перед делом. Так, для разговора, сделать пару глотков.

Интересная фляга, отметил про себя, нержавеющих ещё не придумали делать: полость кожаная с оттиснутыми узорами, обмётанная по краям тесьмой для привязки к седлу.

Горлышко твердое, видно сделано из древесины, закрытое фигурной деревянной пробкой на веревке, чтобы пробку было удобнее вытаскивать, и не потерялась вдруг она.

«Умели же делать!» – подивился старинному предмету.

Что ж, отведаем солдатского питья. С этой мыслью выдернул притертую пробку. Подняв баклагу к верху, приложился, жадно глотая напиток. Вино отдавало кислятиной, почти забродившие на дневной жаре, но все-таки крепкое и доброе. Пить можно, для приличия не морща рожу. Приходилось и хуже пить пойло.

Не закрывая горлышко, передал флягу близ сидящему бойцу, дабы пустить её по кругу, по-братски.

Потом прислушался к незамысловатой болтовне мужиков, представляя что они сидят на деревенской завалинки, разговаривая о том, о сём.

Хмель вина понемногу стал кружить голову.

Фляжка, обошедшая кружок солдат, вернулась обратно, с остатками хмеля. Если немного промотать назад, то получиться – То и получиться.

Туман воспоминаний, стал явью, приходившей в кошмарных снах.

В этих видениях, она снова присниться мне, и там девочка просит не дергать за красный проводок, тоненьким голоском погубленного детства.

Если бы девочка знала, что значит – сойти с ума, она бы, наверное, испугалась. Или не испугалась…

***

Отряд «воронов» перебросили из Ханкалы (наша ключевая база после второй чеченской) в Москву, на грузовом самолете ИЛ—76.

Сказали, так надо. Москва, район «Дубровки, Мельникова,7».

Мы же не знали, что так там серьезно.

Группа Бараева объявила теракт на всю Россию.

Нам никто ни сказал, что там будут дети, женщины, и театральное представление. «Вороны» просто одели выданный спецкомплект антирадиационный зашиты, с полным «фаршем».

Я ещё с таким настроем пришел – никто из Наших не умрет, то есть россиян. Переговоры ни к чему не привели.

Начался штурм. Нам приказали, мы делали:

Есть приказ – мы исполняли. Штурм начался.

Штурм так штурм, нам не в привычку, отряд «воронов» и не такие задачи делал. Тогда я верил в страну РФ.

Да и тогда тоже верил с Чечнёй, что мы на стороне правды.

Как вспомню, так не поверю: что так на самом деле было.

Операцию «дубровка» кто-то считает провальной, из-за количества жертв.

Не знаю. Так получилось. Как происходил штурм, как описать на словах.

Работа такая у нас. В руках «Вал», в подсумке гранаты всякие.

Просто идешь и всё. Как бы крадёшься. Зашли в театр. А там уже все сонные лежат. Предварительно туда запустили газ какой-то усыпляющий из спецмашин. Никак ни разберешь, кто лежит потеряв сознание: то ли «гр» то ли «чехи».

– Тридцатый. Что видишь? – голос раздается в запотевшем гермошлеме.

– — Да ни хрена не видать.

– Всё чисто.

– Иду на второй этаж, – отзываюсь отрывками.

Тридцатый это я. Такой позывной дали при сработки, со спецназом «альфы». Другие бойцы пошли по другому ярусу театра.

А я вот по этому этажу, двигаюсь на «галерку».

Натыкаясь на бездыханное тельце девочки в кофте оранжевой.

Сообщаю:

– Здесь вроде «двухсотый» лежит.

– Осмотри, тридцатый.

– Как скажешь, Первый.

– Есть осмотр. Приступаю…

БА! Вот так сюрприз предновогодний! (дело было в октябре)

Если по-простому говорить, то на теле девочки под кофтой, находился «пояс шахида» с разноцветными проводками, спрятанными вглубь паркетного пола. Тик—так, тик—так.

Гулко в мозгах и тихо изнутри, отсчитывал время цифровой секундомер, запущенный злой рукой террора, стремясь к полноценному нулю, то есть когда все циферки установятся на отметке 0,000.

Время моей жизни. И всех людей, которые «там».

– Первый! Здесь бомба и она тикает.

– Ты охуел! Тридцатый, думай! Думай твоёж ты мать…

Мат ещё раздавался в динамиках шлема.

Только я загодя уже начал думать над сложившимся положением дел.

Девочку можно спасти, ещё тихо стучал пульс – это плюс.

Разминировать сейчас на месте – это минус.

Просто ЬЛ.. ситуация.

Рука сама собой потянулась за наспинными бокорезами, специально приготовленными для таких случаев.

Теперь выбор: красный или синий, синий или красный.

Синий! Так синий. Есть. Я откусил клещами синий проводок на разрыв цепи, что приводило к деактивацию взрыва.

Это уже мне потом объяснили спецы взрывотехники из «конторы»

Девочка умерла из-за… Из-за меня. Пока я там возился с бомбой.

Её можно было спасти, вынести на свежий воздух, да и медпомощи стояло немеряно вокруг. Дальше я не помню, что творилось.

Было одно желание, выпустить весь рожок из «вала» прямо в рожи жирных радующихся чиновников, дающих интервью в телекамеры.

Или в самого себя. Последствие газа, такое неадекватное поведение.

Отстегнув ненужный гермошлем, отбросил его в сторону, оставаясь в натянутой полумаске-невидимке.

Палец потянулся к курку автомата. Тут как будто оса укусила в затылок.

Дальше не помню. Усыпили.

Да, наверное всех, кто непосредственно участвовал в операции «дубровка»

Я не спрашивал, не положено. А если. Страшно подумать «что если».

Груз ответственности, довольно тяжел для психики человека, с двух сторон. После этого, ну нахрен, я подал окончательный рапорт на увольнение «по собственному». Пускай другие герои спасают Мир.

Смешно об этом говорить, но испанцы даже не догадываются об этих событиях моего времени.

– Эй, эй, капитан, вы что уснули? – ненавязчиво кто-то потрепал по плечу, отряхивая от прошлого.

В моих крепко держащих руках, находилась фляга всё это время.

Автоматически выпил глоток остатков вина, возвращаясь к положению здесь/и/сейчас. Передал пустую флягу бывалому.

Ответы на вопросы сами пришли ко мне из воспоминаний.

Смысла нет сейчас выступать: темнота как у негра, в том самом заповедном месте. До этого, как получил приказ, я с Виландией перекинулся своими мыслями, как лучше исполнить его.

Неприятельские части могли вполне, где-нибудь находиться рядом с нами.

И он мне посоветовал пойти на вылазку, чуть позднее, ближе к туманному утру. Идея показалось мне здравой, я с согласился с ней. Почему нет: отдых небольшой не помешает, может луна выйдет перед рассветом.

Всё будет посветлее. Мы же не кошки видеть в темноте, а фонарей тактических нет. Да я и не бог выбирать: кто должен умереть сейчас, кому жить долгие лета. Пусть само Провидение решает за меня.

Как вариант течения событий, предложу бойцам пойти в разведку добровольно. Всё просто: есть меч (автомат), есть рука держащая его, есть друзья сотоварищи за плечом, которые не предадут в трудную минуту. Всё, как обычно на войне. Вернемся. Когда нибудь, да вернемся, с войны.

Встав во весь рост, провозгласил здравицу за короля, или как там делали сталинские замполиты, поднимая людей из окопов, на верную смерть:

– Ну что, сеньоры гвардейцы, настало время отличиться…

Запершило вдруг, закашлялось, и в горле костью застряло продолжение речи: «Во имя короля».

Да блин какого короля, если им надо свою жизнь отдать, из за какой-то королевской дури!

Тут подоспел бывалый, с новой баклагой, полной крепкого вина:

– Извольте промочить горло, ежели пересохло так у сеньора.

С достоинством, но что мне это стоило внутри, пришлось глотнуть открытого вина из фляги.

Тут я опьянел немного, то бишь конкретно. Оставалось только обняться и петь «ой мороз, мороз», что делать совсем не рекомендуется в негласных законах городского офиса. Но так как я пребывал вне офиса, мне было абсолютно наплевать на этот офис, и забить полный болт, на его выдуманные офисные правила.

– Ах, об чем это я речь вел? Нужны добровольцы пойти со мной в разведку, – одним словом выпалил, что есть на душе. За костром, одобрительно загудели нестройным хором,

– Да капитан, иду! Я пойду тоже! Возьмите меня!

Желающих оказалось гораздо больше, чем я предполагал. Да все, кто сидел за нашим костром. И снова как выбрать, кто из них достоин смерти. Помогла тупая игра в длинную и короткую спичку, то есть в соломинку, за неимением спичек. В итоге, я кое—как отобрал бойцов пригодных для разведки. Ну а пока, можно снова с Виландией побеседовать, сразиться в словесном турнире. Не нарушать же нашу традицию перед сном.

Ах да, пока есть время можно и поведать вам, как я повстречался с Виландией, со многими другими злоключениями. Наверно, самый час сделать отступление чуть назад в прошлое.

Нелегкий путь проделал до сего дня, неминуемой смерти вопреки.