Еврей поневоле

Я понял, почему Зиновий Гердт говаривал, что не любит Одессу, и гогочущий её тамошний, пахнущий свежей рыбёхой юморок, а также обожествлённый «Золотой телёнок» и прочее «непререкаемое»… Он видел Одессу «ночной», «полумрачной». Публичная изнанка…

Странный еврей, возлюбивший лишь на экране «эру милосердия». Выпивший всё, до чарующей капельки, как и было на финальном кадре его удивительного девяностолетия. Как и принявший его молодой Народ.

Развлека́тор

Я Развлека́тор. Такая у меня работа. Не приносящая денег. А иногда приносящая.

Нетерпи́мки. Ты и я. Мы оба. А Киська – Нетерпи́мка в кубе. Два нетерпимых бычка.

Кто-то стучится, бодается к тебе, мальчик Игорёша? Кто-то. Мать. Орать. Голосить. Неприятным голосом. В Адском Аду. Там совсем жарко. Жарче некуда. Название нового романчика так непросто выбрать. Выбрал. Развлека́тор.

Кисуньк. А я люблю тебя, хоть и не всегда мы ладим. Я чуток выпил для летящего вдохновения, для пущего развлечения, милая моя Кисуня, но ты ведь не разлюбила меня? Нет? Развлеку тебя, сладкая?

Ты растерял жизнь на рифмы

Я безуспешно пытаюсь бороться с извечными пороками Человечества, какая глупость. Как всё же много «Я» в моих книгах. Открытых, незаконченных, странных. Много книг, много «Я».

«Мне же побухте́ть не с кем, мне что, с кухонной колбасой разговаривать, что ли» – снова вычитал я в своей «запретной книжке», что найдут после моей…. А может ещё и не сдохнет Ваш Гошка-Матрёшка….

«Я, может быть, Иисус, только пьяный» – плохое святотатство, тем более что и в который раз повторяюсь, наверное.

«Раненный тигр, но всё же опасный» – Игоряха-Тигоря́ха, какой же ты опасный:)

Есть вещи, которые не слушать, которые хранить. Ну что тут скажешь, правда. Первостатейная глупость и непонятная правда. Пластинки, диски, старые записки, что прочтёшь, будучи совсем уж мудрым и старым.

«Дальше начнётся водка» – да не начнётся хулиганская моя водка, пожалуй, и хватит.

Пытался найти-пересмотреть короткометражку «Нас убивают», не нашёл, значит, моя идея, значит, уже скоро сладко «спи…дят».

«Гром-метражка» – самая нелепая фраза, что я выдумал. Гадайте сами.

«Да кто ж меня вспоминает» – наверное, несносная мама, нелепо икается только поэтому. ПОЭТому-поэтому. Так хватит икать, а нужно хихикать, в смысле наслаждаться Жизнью, пока она дана….

Ненавистные птицы неожиданно переродились в ещё более ненавистных мух. Дешёвый фильм ужасов.

«Я спал и видел дивные сны» – снова моё «дурацкое» самоцитирование….

Рифмы и Ноты, что я могу ещё? Растерял или не растерял?

Тысяча первый стих поэта Гошки, или Неблагодарное злато

Ели бы меня спросили, кто я и чем занимаюсь, я бы растерялся. Я мог бы, конечно, честно ответить – поэт. Но тут же неприязненно представил бы не без ехидства заданный вопросец: «А у вас, видимо, есть литературное образование?». И промолчал бы вовсе. Я ведь всего лишь просто сочинил тысячу стихов…

Да что за день сегодня такой? Это не день такой, здесь всегда так, это ночь… Сами же видите, зловредные, я – поэт и больше никто. Крайне глупо бороться с вами, не слишком хорошими, и я давно уж этого нелео совершать не собираюсь. «Самнюю битву» – когда-то давно, в глупейшем эпатаже сочинил я сам. Но теперь я другой. Совершенно иной.

«Пробираясь сквозь шум и гам, и слегка напевая о «деньги к деньгам» – это уж совершеннейше не про меня, «православные». Я уж скорее обречённо подниму малодушно оброненную проржавевшую бритву, но про «деньги к деньгам»… Напевайте уж сами, ребятушки-злыдни, посмешите так уставшего от боли поэта.

«Не променяй на злато, поэт помятый. Ведь это злато не от ума-то. Нет возврата. Нет шабата. Не-е-ет…» – протяжно кричал я в нервическом сне, который уж и медленно исчезал. Что за дешёвый пошлейший рэп носился в моём моментально сбежавшем в небытие сновидении? Какого нафик «шабата», краснорожий ирландец Гошка?

Хар́э уже про ненужное тебе, неблагодарное злато, бедный, но гордый поэт. Сочини-ка лучше самый прекрасный твой тысяча первых стих!

Ты с Волшебством не тяни, или Новорождённый идеальный денёчек

С этой минуты наступают лишь идеальные дни. Вчера был идеальный день. А, стало быть, сегодня он непременно тоже должен быть. Идеальным, совершенным, безукоризненным, превосходным. Одним старинным словечком… волшебным.

«Ты с Волшебством не тяни!» – наконец-то в чуть прочищающемся от скверны сознании пропел-таки чистый ангельский голосок. Возможно. Возможно, я не стану глупо и надсадно спорить – это запросто могут статься ловко обернувшиеся демонические терции. Та самая ненавистная «прелесть». Но мне так отрадно (пусть и наивно) надеяться, что это милые мои ангелы зазвучали в отчаявшемся сердце больного душой.

А за давно немытым окошком уж зверски и поспешно жарят душное, жёсткое мясо. Курей, свинюшек и барашков с коровками. Очень уповаю на то, что не кролей с кошака́ми. Я вовсе не какой-то там хитрожопый ханжа – мяско я вполне употребляю. Но стараюсь сие делать крайне умеренно и лучше бы, если рыбки иль куры. Жаль мне абсолютно всех вышеозначенных бедолаг. Но так устроена это наша подлая Природа. Непонятный, жестокий мирок. Нас тоже когда-то всласть сожрут отвратительные склизкие черви.

А ароматы весенних «карантинных» шашлыков становятся всё более невыносимыми. С одной стороны, они нежно щекочут изголодавшееся по «вкусьненькому» обоняние, а с другой как-то чуток и помутивает от такого обилия неандертальских костров в близлежащих палисадниках и парках. Обилия потных «дворовых поваров». Их нервно сглатывающих слюну деток. Располневших до неприличия жёнушек. И!!! Пылких молодых любовниц. Эдаких ногастеньких, благоухающих свежестью кожи Барби. Короче, в полном разгаре отчаянное Барбекю. Barbie Cure. Сиречь сладкое, мясное лекарство для куколок Барби.

С трудом отвлекаюсь от, казалось бы, малопривлекательной «брейгелевской» картинки за закопченным окном и окидываю взором город вообще и окончательно убеждаюсь – «Город принял». И принял изрядно, пожалуй, даже чрезмерно. По всей необъятной округе, «амплитудно» покачиваясь, бродят различного рода неароматные упыри со своими неприятно голосящими упыри́хами. И даже как-то немного неловко за свой, не самый «эффектный» намёк на старый одноимённый советский детектив. «Город принял», кстати, зовётся то наше с вами кинишко. Ну эта уж старческая такая ремарочка, ежели кто-то совершенно неприлично молод. А теперь вот поделюсь весьма сильными опасениями по поводу того, что обо всём этом вышесказанном «про город», я уже когда-то незатейливо каламбурил. Ежели сие святая правда – не рубите сладко буйну головушку с плеч, будьте милосердны, да толерантны к «так мало воспетому гению».

Тоже вот не поручусь за следующий «словесный эксперимент». С годами презренного моего пьянства когда-то отличная память моя почти совершенно растаяла и испарилась. Что делать – буду позорно повторяться. Мстилэнд. Земля мести. Город мести. О, как бы не хотелось, чтобы моя маленькая деревенька, где я тихонечко обретаюсь, звалась таким опасным именем. Да и за что коварно мстить-то мне – маленькому стареющему мальчику, почти не выползающему из своего музыкального ящичка? Что-то давненько я не придумывал чего-то песенно-солнечного, славный реггей от пацанчика Игорёшки! «Рашен артисты тихонько воруют, йоу, музыку Джа!» – о, какой же дивный, шутовской припевчик нахально ворвался в нежные ушки вашего Гошки-Матрёшки!

А и вправду, занимательно, какова «степень родства» всех наших, отечественных реггей-хиточков с гениальными перлами чернокожих братков Марли и Перри? «Степень вдовства» – как-то уныло пронёсся у меня сквозь черепную коробочку очередной глумливый ответ на свой же дурацкий вопрос. Заживо похороненные великие мелодии под непроницаемыми бетонными плитами российских дешёвых побрякушек. «Степень вдовства» – напяльте же чёрной вдове отечественного плагиата очередную блестящую «бижутерию»!

Чегой-то ведь снова начирикал, хоть и сжимающая тонкую шею безнадёга бодро просыпается вместе со мною каждое нервное утро и нахально укладывается со мною же в холостяцкую постель каждую тёмную ночку… Спасибо за счастье и за несчастье… Лучше б за счастье, а? Лучше б за счастье!

«Ты с Волшебством не тяни!» – мечтательно напеваю я теперь сам себе каждый новорождённый денёчек. И тут же превращаю его в идеальный.

Прокуренное местечко, или Я никогда не попаду в красивое и неведомое

Я пробирался неведомыми тропами на ту ещё, забытую и далёкую улицу Новослободскую. Мажорскую. Клошарскую. Хасидскую. Которая явно была не по моему́, далеко не «членкоровскому» происхождению. Было каких-то жалких часа три пополудни, стоял пахучий травами ясный весенний денёк, однако без излишнего изнуряющего Солнышка, а я уже был преступно-беспечно нетрезв. Признаюсь в большем – я ещё и «волшебным образом» умудрился заблудиться в тысячу раз обеганном родном оазисе…

И тут я внезапно очутился на некоем лысом, среди буйно лезущей зелёной травки, островке. Он был словно жесточайшим образом выжжен кем-то очень нервным. Это жутковатое округлое местечко, что я немедленно обозвал «прокуренным», было словно нарочито заботливо присыпано разномастными, малоприятными окурками, да так плотненько, что микропросветы земли были крайне малочисленными.

А этот ужасный воздух… В котором гадко сосредоточились самые отвратительные запахи Вселенной. Возьмите для наглядности типичную офисную пепельницу в конце рабочего денька и хорошенько втяните в себя этот изумительный аромат. Если вас не вырвало – вы как минимум йог. Буквально со всех сторон света жалил пронизывающий ветер, но, несмотря на это, тошнотворный табачный «флёр» ни капельки не утрачивал своей кошмарной силы.

И как они этого добиваются?! Кто они? Да те, кто зачем-то магнетически проводят умирающее время на этой пепельной адской лужайке…

Я пробирался неведомыми тропами на явно чужую, не по моему кармашку, улицу Новослободская… Как глупо протискиваюсь я туда, в красивое и неведомое, куда никогда, слышите, никогда не попаду…

Мёртвые души «ВКонтакте», или Счастье на малюсенькую секундочку

О, моё секундное счастье – я вовремя очнулся от вечного моего дурного сна… Я даже и ни фига не помню, что эдакого неприятного мне привиделось в очередной назидательный раз. Главное, что это некрасивое случилось не со мной и не взаправду. С кем-то другим, далёким, подземным, что остался в кромешной беспомощности погибать на том конце чёрного потустороннего мира.

Зато я цепкою кошачьей лапкой ухватил крохотный кусочек будущей дурашливой песенки, ну или хоть забавного стишка. «Мурманск, Иран-чай, прощай…». Незатейливо обыграть целебную, благоухающую мёдом травку «иван-чай» мне ловко удалось даже на той изнаночной сторонушке. А вот чем могут быть таинственно связаны такие почти уж «разнополые» местечки Мурманск, да Иран, ни мне, ни вам, родные и любопытные мои, «двестипроцентно» не доведётся.

Нет, это типичное формальное отношение к писательскому делу. Формалин какой-то. Для бальзамирования собственной вопиющей, хоть и сладкой лени. Итак! Итак… Окромя того, что на ординарной машинке доковылять из промозглого Мурманска в жаркий Иран составит около сорока часиков, ничегошеньки путного мне наковырять не удалось. Однако, я отважно, хоть и глуповато, попытался! Короче. «А я бы взял Коран – и в Тегеран!» – как некогда задорно пропел заслуженный дядька Владимир Семёнович. Но в северном граде Мурманске великий Высоцкий, распугивая фирменным рыком местных туповатых мишек, к нашей печали, никогда выступал…

Я неожиданно вспомнил детскую «портативную», но иллюстрированную так роскошно книжку «Хроники Нарнии». И, собственно, в этой вот самой морозной связи. А в той, моей школьной Нарнии, кажется, тоже было весьма студёно? Ну не Мурманск, конечно, но… Так, срочно необходимо запоем перечесть сей почти философский сказочный ужастик1

Ну и как же нам с вами серенько жить без моего красочного бреда – как вот по вашему просвещённому мнению будет зваться несчастная алкашня́, которую обманом захомутали праведно отслужить, что называется, «в Рядах»? Угадали! Ничего себе, вот не ожидал!!! Как бодро бы воскликнул молодчага Остап Бендер: «Браво, Киса, вот что значит моя школа!». «Хроники в Армии» – весьма удачненький, дурашливый каламбурчик народился на литературный свет, не правда ли?