Морель с искренним недоумением смотрел на свою правую руку. Пальцев на ней не было. Они лежали на мостовой, будто кто-то рассеянный их случайно обронил.

– А-а-а-а! – заорал Морель, падая на колени.

Словно опомнившись от этого безумного крика, брызжа во все стороны, хлынула кровь.

Очнулась от оцепенения и толпа. Грянувший многоголосый ликующий вопль совершенно заглушил стенания поверженного.

Судья, не предпринимая даже попыток перекричать беснующуюся толпу, молча подал знак одному из стражников. Тот, подбежав к Морелю сзади, ловко накинул ему на шею петлю и, упершись ногой в спину, затянул её. Вопль толпы усилился многократно. Орали все: от мала до велика. Слов было не разобрать, но и без того было ясно, чего надо всем этим людям.

Закон есть закон и казнь ждала каждого кто проиграл судебный поединок. И толпа требовала «правосудия». Здесь и сейчас.

Дамас поднял руку с мечом вверх, призывая к тишине. Удивительно, но толпа сразу же смолкла, безоговорочно подчинившись. На этот раз тишина была абсолютной: голуби, испугавшись неожиданно громкого вопля, поспешили убраться прочь за городские стены, где и кружили теперь в нерешительности.

Стражник, тащивший Мореля на верёвке по направлению к деревянной балке, торчавшей из стены ближайшего дома (виселицу, ввиду стремительности развития событий, соорудить не успели) остановился, попеременно поглядывая то на судью, то на победителя.

Дамас, медленно подошёл к поверженному противнику, лежавшему на земле с петлёй на шее.

– Есть только один способ не быть повешенным, – тихо сказал он, склонившись к самому уху Мореля, – даже будучи мёртвым.

Тот, тяжело дыша, кивнул. С трудом, опираясь на здоровую руку, Капитан встал на колени и закрыл глаза.

Дамас поднял меч…

Вопль, сильнее прежнего, разнёсся на льё¹⁰ вокруг. Стражник, смотав, ненужную уже, верёвку, побрёл к судье.

По мостовой, медленно, но неумолимо расползалась тёмно-красная лужа.

«Меч может забрать жизнь», – вспомнил Дамас слова отца, – «может, но вовсе не должен», – и уронив оружие он медленно побрёл по улице. Горожане расступались и одобрительно что-то ему кричали, похлопывая его по плечам, но Дамас ничего не слышал. В висках стучала кровь, глаза не разбирали дороги…

Священник посмотрел на Гуго и мотнул головой вслед удаляющемуся Дамасу.

Рыцарь, понимающе кивнул и направился за ним, с трудом продираясь через беснующееся людское море.

***

– Входи, – рыцарь сделал рукой приглашающий жест.

Дамас, мрачный словно грозовая туча зашел в помещение часовни. В комнате стоял большой дубовый стол, за которым сидели пять человек, одетых так же, как и его недавний знакомый (дорожные одежды завершала никак не вяжущаяся с дальними путешествиями белая туника, украшенная изображением красного лапчатого креста), возле входа прислонившись к стене стояли мечи, и щиты с рисунком всё того же креста. На столе, перед каждым из них стояла деревянная миска с пшеничной кашей. Рыцари обедали.

– Знакомься! – По порядку указывая на всех сидевших за столом, рыцарь начал перечислять, – брат Роланд, брат Годфруа, брат Жоффруа Бизо, брат Пейн де Мондидье, брат Аршамбо де Сент-Аман.

– Шевалье Дамас Бонне, – представился Дамас.

– Ну и я, ваш покорный слуга, Гуго де Пейн, – представился рыцарь, – Великий Магистр ордена Храма Господня. Не слышал о таком?

– Нет, – помотал головой Дамас и в его животе предательски заурчало от голода. Ещё бы! Он не ел со вчерашнего дня, а каша пахла просто волшебно.

– Небольшого же я ума! – воскликнул Гуго, – знакомиться вздумал! Сначала надо дать человеку поесть! Садись! – Он указал на свободное место за столом. – Сейчас тебя покормят. Я распоряжусь! – и он вышел из комнаты.

В комнате повисла неловкая пауза. Рыцари, нехотя ковыряясь деревянными ложками в своих мисках, с интересом разглядывали своего нового знакомого.

– Шевалье, говоришь? – молчание нарушил рыцарь, сидевший ближе всех ко входу, – что-то не очень похоже, – усмехнулся он.

«Роланд, вроде», – припомнил Дамас и спросил, – с чего ты это взял?

– Вид у тебя такой, – усмехнулся тот, – да и запах от тебя свежестью не балует.

За столом все прыснули и с интересом обратились к Дамасу с немым вопросом: «Ну и что ты на это скажешь?»

– Я думал, что по запаху определяют знатность только лишь собаки, – медленно, чеканя слова, проговорил Дамас и, подняв глаза, посмотрел на собеседника.

Тот отбросив ложку, вскочил.

– Ты хочешь сказать, что я – пёс?! – Желваки на лице Роланда гневно перекатывались, указывая на высшую степень возмущения своего хозяина.

– Это ты сказал, – устало ответил Дамас.

Роланд, гневно смахнув миску с кашей со стола, одним прыжком оказался рядом.

Дверь внезапно открылась и в комнате появился Гуго с деревянной миской, полной аппетитной дымящейся каши.

– Сядь, Роланд! – мгновенно оценив ситуацию твёрдо сказал он, – Дамас пришёл сюда по моему приглашению. Не прошло и минуты как ты уже задираешься!

– Он назвал меня псом! – взревел Роланд.

– Ты лжёшь, – ответил Дамас, устало потирая лицо.

«Господи! Ну зачем? – внутренне простонал Гуго, – Зачем обязательно называть его лжецом?»

– Вот, – Роланд повернулся к Гуго и развёл руками, – теперь ещё и лжецом меня назвал.

– Ты сам виноват, – негромко, но твёрдо сказал рыцарь, сидевший в торце стола у стены, – ты первый начал его цеплять. Он ответил. Всё честно.

«Годфруа…», – вспомнил Дамас.

– И да! – добавил другой, сидевший по правую руку от Годфруа, – псом ты себя сам назвал.

– Вы что? Все сговорились?! – Прошипел сквозь зубы Роланд.

– Выйди, брат! – ледяным тоном приказал Гуго, – остынь!

Роланд обвёл глазами присутствующих и не найдя поддержки в глазах братьев, гневно протопав, вышел из комнаты, не забыв, что есть силы, хлопнуть дверью.

– Поешь, – сказал Гуго, ставя миску перед Дамасом. – А потом – вымойся! – поморщился он, – от тебя разит, как от кочевника!

Дружный хохот завершил его слова.

***

Дамас только что закончил приводить себя в порядок и направлялся обратно к трапезной (как и было велено). Было непривычно и забавно ощущать на себе рясу монаха (его собственную одежду попросили оставить, пообещав чуть позже вернуть её выстиранной и заштопанной) и он то и дело пытался засучить длинные широкие рукава и потуже затянуть веревку, исполняющую роль пояса. Полы рясы то и дело путались под ногами и с каждым новым шагом Дамас ожидал, что вот-вот растянется во весь рост на земле, наступив на них.

«Да как они в этом ходят?» – раздраженно подумал он, подходя к двери трапезной и негромко постучал.

– Входи, сын мой, – послышался удивительно знакомый голос.

«Сын, мой?» – удивился Дамас и вошёл в келью.

За столом сидели двое: Гуго де Пейн и священник. Гуго задумчиво перекатывал в ладонях пустой деревянный кубок, монах бережно поглаживал корешок Библии, лежавшей перед ним. В центре стола, обёрнутый куском рогожи и перевязанный для надёжности куском пеньковой верёвки, лежал какой-то продолговатый свёрток.

– Присаживайся, сын мой, – священник указал на свободное место, – у нас к тебе разговор.

«Где я слышал этот голос?» – опять подумал Дамас и, заняв предложенный стул, поднял глаза.

– Уффф…, – непроизвольно вырвалось у него, – «Это же он! Тот священник!»

– Вижу, узнал ты меня! – в глазах аббата плясали смешливые огоньки, – Ну что же, осталось только представиться, – он улыбнулся, – аббат Бернар из Клерво.

– Дамас Бонне, – сдержанно кивнул он, – вы сказали, что ко мне есть разговор, святой отец.

Священник кивнул.

– И то верно. Давай сразу к делу, – начал он, – 14 января сего года весь христианский мир отмечал большой праздник: День Святого Илария. Но не только этим знаменателен этот день, – певучая речь священника звучала слово проповедь в воскресный день, – в этот день Божьей Волею случились два события: собором в Труа официально учреждён Орден рыцарей Храма Господня, – он осенил себя крестным знамением и смиренно поклонился.

– А второе? – не сводя глаз со священника, спросил Дамас.

– А второе, сын мой, твоё прибытие в Труа…

– Так себе событие, – грустно усмехнулся Дамас.

– Не скажи, сын мой, – покачал головой Бернар, – твое прибытие, спасло жизнь и, возможно, не одну.

– Моё прибытие, – нахмурился Дамас, – ЗАБРАЛО одну жизнь. И вот это уже – совершенно точно, без всяких там «возможно».

– На всё Божья Воля, – сказал священник и взмахом руки остановил Дамаса, собирающегося что-то возразить. – Оставим споры, сын мой, ибо известно, что Пути Господни неисповедимы, и не нам с тобой и никому либо ещё на этот счёт разглагольствовать не дозволено. Итак… Я попросил уже известного тебе Гуго де Пейна привести тебя сюда с одной лишь целью: видя твою честность, доброту и порядочность предлагаю тебе вступить в ряды названного мной рыцарства.

– Вряд ли это возможно, – Дамас усмехнулся, – у меня ничего нет, – для наглядности он «вывернул» воображаемые карманы, – и дать я Ордену ничего не могу.

– Этого от тебя и не потребуется, – вступил в разговор Гуго, – и, хотя Орден и нуждается в средствах, плата, как таковая, за вступление в Орден не взимается. Ибо это неправильно. Есть лишь некоторые требования к желающему вступить в ряды братства, – Гуго принялся загибать пальцы, – это благородное происхождение, владение оружием и самое главное – чистота помыслов и готовность всецело посвятить себя служению Господу.

– Это что же – в монахи постричься? – прищурившись спросил Дамас.

– Богоугодные дела вершатся не только в монастырях и соборах, сын мой, – вмешался священник, – задача Ордена состоит в защите паломников от иноверцев. Коих великое множество на Святой Земле. Это ли не есть служение Господу? Хотя, конечно, отчасти ты прав: братство Ордена и есть рыцари-монахи.

– Я должен предупредить Вас ещё об одном, – сказал Дамас после недолгого раздумья, – о моём происхождении. Дело в том, что мой отец – маркиз Шарль Бонне, а мать – простая крестьянка.

– Ты – шевалье? – спросил Гуго.

– Да! – сказал Дамас, – это подарок отца!

– Этого достаточно, – кивнул Гуго. – Да! И возьми вот это, – он придвинул к нему сверток, лежавший на столе.

– Что это?

– Твой меч, – усмехнулся Гуго, – не теряй впредь.

***

Всю ночь Дамас не спал. С вечера его заперли в зале для проведения богослужений, где он и провёл время до утра в молитвах и раздумьях. Подумать, как и помолиться, было о чём. И Дамас молился. Молился и думал.

А ещё вспоминал…

За столом в маленькой, но чистой и уютной комнате сидела мать, прижимая руки к груди. Влажные глаза предательски выдавали её, еле сдерживаемое, желание разрыдаться. На середине стола, как бы сторонясь матери, лежал какой-то пергаментный свиток.

Посреди комнаты стоял отец, сильный и грустный, положив руки на плечи Дамаса.

– Сын, – отец говорил медленно, подбирая слова, – сегодня тебе исполнилось шестнадцать лет. Ты стал взрослым мужчиной.

Дамас, внимательно вглядывался в его лицо и не понимал, отчего оно такое серьёзное и почему всхлипывает мать, беспрестанно промакивая платочком глаза.

– Ты стал взрослым, – повторил отец, – и тебе пора выбирать свой путь. Я не знаю какой он будет и куда тебя приведёт, но одно могу сказать точно: путь этот будет нелёгок. Начало его здесь, – отец обвёл взглядом тесную комнатку, – но лишь от тебя самого зависит где и как ему суждено закончиться…, – он задумчиво помолчал и добавил, – это, – он не глядя указал в сторону свитка, – мой тебе подарок. Распорядись им правильно. Прощай! – он крепко обнял Дамаса и твёрдым шагом, не оглядываясь, вышел за дверь.

Больше Дамас его никогда не видел…

Двери залы мягко отворились. На пороге стоял Гуго де Пейн. Перед собой на согнутых руках он держал какой-то свёрток. Гуго медленно прошествовал вперёд и, сделав пару шагов, отошёл в сторону, пропуская кого-то. Вслед за ним в зал вошла фигура в монашеском одеянии. Лицо вошедшего скрывал глубокий капюшон. Впрочем, все эти таинственные меры были излишними и являлись скорее частью некоего ритуала, поскольку в фигуре без труда угадывался старый знакомый – аббат Бернар из Клерво. Дверь также бесшумно закрылась.

Дамас встал. Процессия прошествовала вдоль комнаты и остановилась напротив алтаря.

– Сим полагаю начало инициации адепта Ордена рыцарей Храма Господня, раба Божьего Дамаса Бонне, – торжественно объявил монах, – преклонись, сын мой!

Дамас опустился на колени и смиренно склонил голову.

– Перед обрядом посвящения тебе надлежит ответить на некоторые вопросы. Готов ли ты, сын мой?

– Да.

– Является ли добровольным твоё решение о посвящении в ряды рыцарства? И действуешь ли ты без принуждения и без всякого злого умысла?

– Да.

– Согласен ли ты впредь жить в строгости и почитании Законов Божьих?

– Да.

– Согласен ли ты посвятить себя превознесению слова Божьего и борьбе с врагами сына Девы Марии, не жалея жизни своей?

– Согласен.

– Готов ли ты помогать страждущим и обездоленным на всём пути, что уготован тебе, не в угоду честолюбия своего, но только лишь во имя Господа?

– Да, – прошептал Дамас одними лишь губами.

– Твои слова честны, а помыслы чисты? – продолжил вопрошать монах, – ибо всё сказанное тобой, сказано пред лицом не нашим, но перед Богом.

– Да.

– Надень эти одежды, сын мой, – священник указал на, стоявшего рядом Гуго, – и пусть будут они тебе напоминанием об этом дне и произнесённой тобой сегодня клятве.

Дамас молча облачился в белую тунику, предложенную ему Великим Магистром.

– А теперь, – подытожил священник, скидывая с головы капюшон, – помолимся Господу!

Странная то была утреня: священник проводил литургию в практически пустом зале. Из прихожан здесь были только двое: рыцари, облачённые в белые длинные плащи. Будто растекающиеся пятна крови, на груди каждого из них алели большие ярко-красные кресты.