Глава 2

Орден

Судебный процесс сегодня обещал быть особенно интересным, поэтому перед входом уже собралась огромная толпа зевак, гудением своим напоминающим разбуженный улей.

– Что происходит? Кого судят? – спрашивали прохожие, неосведомлённые об особенностях предстоящего процесса.

– Да ты что же, не слышал? – искренне удивлялись более сведущие горожане, – судят разбойника, который третьего дня напал на городскую стражу. И поговаривают…, – рассказчик переходил на шёпот, – отправил троих на небеса!

– Да что вы такое несёте! – возмущался ещё более «осведомлённый» (ему-то всё рассказал его родственник. А он, чтоб вы знали, как раз тот самый стражник, который участвовал в схватке с разбойником). – Какой там убил! Да его самого едва не прикончили! Не знаете ничего, а трещите как сороки!

– Сам ты сорока, пустомеля! – смеялась толпа, – знаем мы твоих стражников: жрут да спят! Защитнички!

– А ты иди и скажи это их капитану! – ехидно отвечал «родственник» стражника, героически ставшего на пути зловещих планов «разбойника». – Что? Струсил? Ха-ха-ха! – смеялся он хрипло, – ну и храбрец!

– Ну на тебя-то храбрости хватит! – басил какой-то здоровенный мужик (судя по виду – кузнец), потрясая огромным кулаком, – зубы тебе пересчитаю!

Напряжение нарастало, и перепалка из словесной вот-вот грозила перерасти в самую что ни на есть настоящую.

– Дорогу! – закричал кто-то сзади, и толпа интуитивно начала расступаться, не забывая, впрочем, с интересом оглядываться.

– Расступись, кому говорю! – кричал стражник, расчищая путь пинками и затрещинами в адрес нерасторопной публики. – Подсудимый идёт!

Толпа, разом позабыв неурядицы, неожиданно смолкла и с интересом рассматривала шествие: два стражника впереди с обнаженными мечами, два позади – с копьями наперевес, в центре, звеня цепями, шёл он – преступник! Разорванная местами одежда, запёкшаяся на затылке кровь и скованные кандалами руки и ноги (обычно обходились верёвкой) свидетельствовали о том, что все слухи о нападении на городскую стражу – чистая правда, ну или по крайней мере – большей её частью.

Подталкивая подсудимого копьями ко входу, процессия скрылась внутри здания суда.

– Расходимся! – выкрикнул стражник, появившийся в дверях, – заседание закрытое!

– Почему это закрытое?! – возмутился кто-то.

– Тебя не спросили…, – огрызнулся стражник, захлопывая двери прямо перед носом недовольной публики.

Внутреннее убранство городского зала для разбора судебных тяжб было небогатым, но вполне себе приличным: два ряда грубых, но добротных деревянных лавок, размещенных вдоль боковых стен, позволяли рассадить до пятидесяти посетителей, пришедших понаблюдать за ходом судебного процесса, у дальней стены стоял массивный стол судьи, потемневший от времени, но всё ещё отлично справляющийся со своей задачей, сбоку примостилась кафедра писаря, протоколирующего ход слушаний и, наконец, место где подсудимый ожидал свой справедливый (хоть, понятное дело, и строгий) приговор: небольшой пятачок в зале, огороженный надежными дубовыми перилами, доходившими человеку почти до пояса (и от истца, если понадобится, защитит, да и слишком резвого ответчика можно утихомирить, приковав его к толстому железному кольцу, крепко-накрепко вмурованному в каменный пол).

Стражники, поместив подсудимого внутрь ограждения, сноровисто закрепили кандалы на кольце и встали по бокам.

Дамас огляделся по сторонам. Небольшие окна, находившиеся под самой крышей, были устроены таким образом, что проливали свет только на центральную ось зала: проход между скамьями и преступник на своём огороженном островке были залиты светом, тогда как остальное помещение всегда находилось в полумраке (даже в солнечный день, а сейчас – тем паче).

Сегодня зал был пуст и только в глубине его смутно угадывалось чьё-то присутствие.

– Судья-официал от Епископства Труанского аббат Бартоломью! – громко объявил чей-то голос за спиной Дамаса. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся: писарь, совершенно бесшумно появившийся в зале с черного входа, стоял теперь возле своей кафедры. В зал прошествовал судья в рясе священника. Кивнув, он присел за стол.

– Сим полагаю начало слушаний по делу нападения на стражу славного города Труа, – завёл судья свою унылую «песню». – Подсудимый, представься!

– Дамас Бонне, святой отец, – с безразличным видом ответил подсудимый, – сын маркиза Шарля Бонне.

– Вы дворянин? – удивился судья, нахмурив густые брови и одновременно бросая гневный взгляд в глубину зала.

«Нет! Там определённо кто-то есть!» – подумал Дамас.

– Да. – Ответствовал он, буравя взглядом темноту в попытке что-либо разглядеть, – шевалье, святой отец!

– Тому есть подтверждение?

– Бумаг при себе не имею, но, если вы отправите гонца в Фуэнан, что в Бретани – там за меня поручатся.

Судья замолчал, задумчиво постукивая по столу пальцами. Было видно, что он в замешательстве. Да и было отчего: одно дело вынести вердикт по делу простолюдина, совсем другое – судить дворянина (но тут ещё надо разобраться: курица-то не птица, хоть и похожа!).

«Чёртов Морель! Подсунул дело! – от досады судья слегка покусывал губы. Пауза затягивалась, приобретая статус «неловкой», – что же делать?!»

– В чём меня обвиняют, святой отец? – пришёл на помощь подсудимый, видя терзания судьи.

«Ну что же! – встряхнулся тот. – Продолжим!»

– Ты обвиняешься в нападении на королевскую стражу и причинении стражникам тяжких увечий, – прищурившись провозгласил судья, – что согласно своду законов – есть преступление против самого короля!

– Я чту Короля! – решительно возразил Дамас, – но я также и против того, что меня, ни с того ни с сего, вдруг решает заколоть какой-то там немытый стражник!

– Но капитан королевской стражи свидетельствует…

– Ваш Капитан – лжец! – сухо прервал Дамас судью.

– Чтооооо! – взревел кто-то из темноты, заставляя витражи в окнах опасно задрожать, – Жан Морель – лжец?! – огромная тень зашевелилась в темноте. – Тебе придётся ответить за свои слова, щенок!

«Ага! Так вот кто там прячется! – усмехнулся Дамас. – Мог бы и догадаться!»

– Капитан! – судья попытался остановить разгневанного Мореля. – Стой! Во Имя Господа – Стой! – громко выкрикнул он.

Это подействовало – Морель застыл на месте. Его грудь тяжело вздымалась, в глазах горела ненависть. В руке он судорожно сжимал меч.

– Убери оружие, сын мой! – спокойно, но настойчиво потребовал судья, – ты в суде!

Капитан нехотя вложил меч в ножны (теперь он молча стоял, сжав кулаки и испепелял обидчика взглядом, полным неприкрытой злобы).

– Я принимаю вызов, – спокойно ответил Дамас, – разумеется, если мне дадут оружие и снимут оковы.

– Судебный поединок! – провозгласил судья, внутренне радуясь такому развитию событий (любой исход поединка его вполне устраивал, ибо избавлял от возможных судебных ошибок и как следствие этого – от ответственности), – состоится сейчас или не состоится вовсе!

Оппоненты, соглашаясь, кивнули.

– Освободите подсудимого! – потребовал судья.

Его указания немедленно выполнили и цепи с недовольным звоном упали на каменные плиты.

– Подготовь место для поединка. Он состоится на площади перед входом, – приказал священник ближайшему стражнику, – если, конечно, никто не против.

Морель отрицательно покачал головой и стражник, придерживая бряцающий меч рукой (тот был явно великоват для его роста), немедленно убежал исполнять приказ.

– Закон предписывает соперникам вступать в судебный поединок будучи вооруженным палкой и щитом, – задумчиво сказал судья, – но поскольку приговор ещё не был оглашён, а ответствующая сторона уже посчитала себя оболживленной, то ничего не мешает выбрать оружие на своё усмотрение.

– Я выбираю меч, – прохрипел Морель, – без щита.

– Мой меч украден, – пожал плечами Дамас, – если мне его отдадут, то я выбираю его. Если нет – будет достаточно палки. Без щита.

– Тебе дадут меч, – злобно прошипел Морель, – не вздумай отказаться.

– Пусть так, – опять пожал плечами Дамас.

Судья кивнул и продолжил:

– Теперь, когда вопрос об оружии решён я изложу правила судебного поединка. Он проходит до полной победы одной из сторон и заканчивается смертью проигравшего. Одержавший победу признаётся полностью невиновным, ибо известно, что Бог и справедливость есть одно целое и это не позволит виноватому одержать верх. Если же по окончании поединка проигравший всё же останется жив, он также подлежит умерщвлению через повешенье здесь же, на месте.

Дамас и Морель кивнули в знак того, что правила поединка ими уяснены полностью и более никаких вопросов к суду они не имеют.

– Всё готово, святой отец! – возвестил запыхавшийся стражник, ввалившись в зал суда, – площадь оцеплена.

– Отдай ему свой меч, – судья указал стражнику на Дамаса, и, подождав пока тот подпоясается, хмуро добавил, – к Оружию! И да поможет Вам Бог!

***

– И как это должно выглядеть, святой отец? – спросил Гуго. – Милостивый государь, не соизволите ли вступить в ряды новоявленного рыцарства Храма Господня? Так что ли?

– Почти, – кивнул священник, – не забудь сказать ещё, что половина имущества в случае его смерти отходит Ордену и что сам он обязуется жить теперь в строгости, как и подобает истинному слуге Господа нашего, – он трижды перекрестился на ходу и поклонился (собеседники медленно шествовали по улицам города). – Что здесь происходит?

Впереди на городской площади гудела, переговариваясь меж собой, толпа горожан. Из соседних домов и проулков к месту общего столпотворения спешили опоздавшие, на ходу сокрушаясь своей нерасторопности (народу собралось уже много и разглядеть, что происходило на площади, не представлялось никакой возможности). Городские мальчишки с ловкостью кошек штурмовали соседние деревья, крыши и вывески торговых лавок, чтобы занять выгодную, для обозрения происходящего, позицию.

– Чего там, малец? – спрашивал какой-нибудь бедолага, безнадёжно опоздавший к началу события и которому ничего не было видно из-за спин более везучих зевак.

– Известно, чего! – важно ответствовал сорванец, опасно раскачиваясь на вывеске мясной лавки (как он туда забрался было совершенно неясно). – Судебный поединок!

– А кто? Кто с кем бьётся-то? – с надеждой спрашивал бедняга.

– А я почём знаю? – отвечал тот. – О! Выходят!

– Кто? Кто выходит-то? – чуть не плача вопрошал страждущий, – ну не молчи, стервец!

– Не мешай, дядька! – с видом чрезвычайно занятого человека, отмахивался от него мальчишка, – самому интересно!

– Я тебе заплачу! – осеняло «дядьку». – Только ты рассказывай!

– Деньги вперёд! – уже заинтересованно отвечал юный делец.

Несчастный, конечно же, принимая все грабительские условия сделки, подкидывал монету вверх, где её ловко подхватывала рука маленького торговца.

– Выходят двое, – честно отрабатывая «заработок», начинал рассказывать мальчишка, – Господи Иисусе! Это ж наш Капитан!

– Уууух! – только и мог отвечать бедолага, рисуя в воображении картину происходящего…

С трудом протиснувшись сквозь плотные ряды горожан (недовольные столь наглым поступком зеваки, с гневом было собирались преподать урок учтивости, но увидев перед собой высокого статного рыцаря в полном вооружении и следовавшего за ним монаха уважительно расступались) Гуго и Бернар заняли удобное место на краю «арены», с интересом разглядывая виновников столь занимательного действа.

– Ого! – воскликнул Гуго. – Да это же наш старый знакомый!

Бернар кивнул.

На «арене», обнажив мечи, стояли, склонив головы, Морель и Дамас. Между ними, вознеся взор к небесам, судья произносил молитву (для кого-то явно последнюю). Закончив, он осенил их крестным знамением и склонившись в смиренном поклоне отошёл на безопасное расстояние.

– Отдаю правосудие в руки Господа Нашего! – насколько мог громко, провозгласил судья. – Начинайте!

Тотчас меч Мореля просвистел снизу-вверх, норовя рассечь подбородок соперника надвое. Впрочем, этот коварный, в своей неожиданности, приём не возымел никакого успеха и даже более того – на мгновение предоставил на обозрение противнику совершенно открытый живот и грудь (поединок имел все шансы закончится, едва начавшись). Все вздохнули в ожидании смертельного выпада, но его не последовало: Дамас, лишь слегка отклонившись, остался стоять на своём месте, продолжая держать оружие опущенным и внимательно наблюдал за Капитаном. Тот же, не желая упускать «инициативу» из своих рук, предпринял целый шквал ударов, каждый из которых неминуемо нёс за собой мучительную смерть врага, попади хоть один из них в цель. Но «цель» умирать явно не торопилась, как не торопилась, впрочем, и вступать в открытое противостояние. Продолжая держать клинок остриём вниз, Дамас лишь уклонялся от града выпадов, уколов и прочих приёмов фехтовального искусства.

«Squalimbro»⁹, – отмечал он про себя и машинально делал шаг в сторону, – «Punta riversa » – шаг влево и меч проходит мимо, – «Fendente », – шаг вправо и меч, просвистев мимо, увлекает за собой его владельца, заставляя его чуть не падать.

– Дерись, трус! – силы оставляли Мореля и он, красный и потный, остановился, тяжело дыша.

– Пока что я жду, когда вы соблаговолите начать драться, – невозмутимо ответил Дамас, – драться, мсье, а не изображать здесь танцы.

– Танцы, говоришь! – ярость наполнила Мореля новыми силами, и он ринулся на противника, выбрасывая меч вперед.

«Imbroccata», – пронеслось в голове Дамаса и он, пропуская кровожадную сталь мимо себя, коротко ударил клинком в место сразу за гардой, туда, где рука Капитана сжимала рукоять.

Меч, звонко бряцая, заскакал по брусчатке.

Зрители затихли. Было слышно, как на крышах домов воркуют и хлопают крыльями вездесущие голуби.