В весёлой деловой суете между кочегарками и мебельной фабрикой, с творческими перерывами на посреднические операции с мехами, раками и многим чем другим, две недели пролетели незаметно.
И вот красавец-паром «Ильич», сверкая разноцветными огнями на палубах и в несчётных иллюминаторах, бросил концы и спустил трап к причалу пассажирского морского порта на Васильевском острове. Четверо мужчин здорово выделялись из очереди на паспортный контроль, и не только своими синими служебными паспортами – заветной мечтой многих в то время, так как их счастливым владельцам не требовалось разрешение КГБ на выезд из страны. Эта компания, пыхтя, передвигала что-то очень тяжёлое – явно не ящик с водкой.
– Что там у вас? – пограничник даже привстал со своего места, чтобы посмотреть, что там эти мужики перетаскивают, словно бурлаки.
Колоритная четвёрка как раз закончила очередную перевалку своего багажа и с трудом распрямила спины. Это товарищ Андреев, профессор Брехман, аспирант Сидоров и молодой юрист Тараканов вплотную подошли к переходу государственной границы. Отвечал, естественно, товарищ Андреев.
– Кавитатор вихревой энергии!
– Чего? Какой такой энергии? – удивился пограничник.
– Вихревой, – уточнил товарищ Андреев и, догадываясь, что дальнейшие объяснения лишь усложнят переход государственной границы, добавил что-то невнятное про изделия народных промыслов.
– Матрёшки что ли везёте? – кажется, начал успокаиваться пограничник. – Так бы и сказали сразу, а то придумали какой-то кавитатор!
Сувениры были ему знакомы. Но он, как, впрочем, и Брехман с Сидоровым, не знал, что товарищ Андреев успел познакомиться с некими уральскими мастерами по камню и взял несколько – пару десятков – ваз из самоцветов на пробную реализацию в Стокгольме, понимая, что водку и икру везут все, а вот…
– Какие-какие вазы? Из самоцветов, говорите? – вновь напрягся офицер.
Но с таможенной декларацией у товарища Андреева оказалось всё в порядке, и командировочные «невцы», затащив неподъёмный багаж в свои каюты, через час охлаждались пивком в одном из баров «Ильича». Во время плавания в Стокгольм с короткой стоянкой в Хельсинки ничего особенного не случилось, кроме неприятного сюрприза – водку в ресторане продавали за валюту, а свою приносить
запрещалось. Поэтому «невцы» перед ужином собирались в каюте у товарища Андреева, распивали бутылку водки под колбасу или шпроты и шли на ужин. Так они, не зная термина, изобрели «аперитив».
Товарищ Андреев рассчитал, что, если каждый выделит из своего «валютного запаса» по одной бутылке, то на дорогу до Стокгольма должно хватить. Но Брехман неожиданно заявил, что у него водки нет, поэтому он ничем поделиться не сможет, но уделит им своё внимание и время, чтобы – так и быть – составить компанию во время этого самого аперитива.
Трое русских, Андреев, Сидоров и Тараканов, пристально и долго всматривались в глаза Брехману, но тот умело спрятал свою совесть в «улитку» и товарищеской кавитации не поддаваться не желал. Вот, собственно, и вся подорожная правда.
В Стокгольме «невцев» и их сокровища ждали. Не успел Тараканов спуститься по трапу с мелкими эре, чтобы позвонить Горану и обрадовать его новостью о приезде, как его обступили местные таксисты.
– Рашен водка? Кавияр? Вальюта! Свенска крунур!
Но Тараканов, знавший цену русским ракам, отдавать товар этим пройдохам за бесценок не собирался.
– Ноу-ноу! – Тараканов, наконец, захлопнул дверь в телефонной будке.
Только он набрал нужный номер, как в дверь кто-то постучал. Тараканов обернулся, но никого не увидел. Он, сбившись, нажал на рычаг и снова стал крутить телефонный диск. И опять…
«Тук-тук»!
«Дзинь-дзинь!» – зазвенела стеклянная дверь.
Тараканов, матюкнувшись, вгляделся через стекло в темноту. Никого. Сплошная темень. И вдруг…
Словно две лампочки в тёмном подвале, загорелись, точнее, забелели белки чьих-то глаз и снова погасли, а потом опять включились.
«Чертовщина какая-то!» – подумал Тараканов, но дверь всё-таки открыл.
– Брат, водка есть? – с небольшим дружественным акцентом произнесла темнота и на мгновение включила лампочки.
Перед Таракановым стоял одетый во всё чёрное выпускник Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы и от волнения, видимо, подзабыв русский язык, часто-часто моргал глазами, то проявляясь, то пропадая в стокгольмской ночи.
«Н-да, небольшая в Швеции стипендия – бутылку водки не купишь! – размышлял Тараканов на обратной дороге к „Ильичу“. – Подождём до завтра».
С приездом Горана всё наладилось. По сходной цене ушла водка с икрой. Швед купил пару уральских ваз и пообещал помочь пристроить остальные по знакомым салонам и галереям.
Когда советские командировочные чувствуют счастье? Конечно, когда у них в кармане достаточно командировочных, а Горан «невцам» здорово помог. Можно было выдвигаться в штаб-квартиру «Alfa Laval Marine Equipment», расположенную в каких-то двухстах километрах от Стокгольма.
Универсал «Вольво-470» даже не присел под кавитатором. Товарищ Андреев заметил преимущество капиталистического автопрома, но вида не подал. Через три часа Горан раскрыл двери ресепшн перед своими советскими партнёрами, мол, проходите, вас ждут.
Все рванули к стойке, за которой сидела симпатичная, но несколько медлительная, молодая блондинка.
– Вы нас ждёте! – радостно представились товарищ Андреев, Сидоров и Тараканов.
Брехман, как всегда, прятался за спинами. Девушка, не снимая улыбки с лица, прочитала их фамилии в паспортах и сверилась со списком гостей, в котором присутствовал только господин Горан Свернлёф, и покачала головой.
Брехман попятился назад к выходу.
– Правда, никого из нас нет? И вы никого не ждёте?
– Вас в списках нет. Мы ждём русских. Вон тех, – девушка показала на вращающееся в центре зала табло, на котором светились русские, как думали шведы из «Альфа Лаваль», фамилии. «Sergeevich… Ivanovich… Nikolayevich… Naumovich», – горели на экране и крутились, скорее, югославские фамилии.
– Это же мы! – обрадовались русские, разрешив шведский кроссворд.
Брехман Семён Наумович после некоторой паузы решил, что пора присоединяться к славянам. Полчаса на формальный протокол в скромной переговорной комнате, откуда и пошёл знаменитый евроремонт, кислый скандинавский кофе из термоса, и вот, наконец, перед передовым отрядом советской кавитации открылись двери в испытательную лабораторию известнейшего в Европе концерна.
Профессор Брехман и аспирант Сидоров с завистью посматривали на чистые аккуратные ряды испытательных стендов со специальными местами для операторов-исследователей, новенькое, будто со склада, оборудование, чистые, как в стоматологическом кабинете, полы и тихих приветливых людей в масках и… белых шапочках и халатах как в аптеке.
Товарищ Андреев вопросительно уставился на представителей советской науки.
– У нас тоже все в белых халатах… ну, когда сразу после стирки, – первым нашёлся Сидоров.
– Точно, – подтвердил Брехман.
Установив таким образом паритет, советская делегация спросила, на каком стенде будет испытываться кавитатор. Придирчиво проинспектировав камеру не более чем на три кубометра из огнеупорного прозрачного стекла и памятуя о чуть не улетевшем в космос котле в Сосновом Бору, Сидоров ждал инструкций от Брехмана.
– Хог'ошо, что захватили «пол-литг'овочку», да? – вроде как бы советуясь, произнёс профессор.
– Да, не будем сразу выкладывать наши козыри, товарищи, – утвердительно кивнул товарищ Андреев.
– Ну что ж, с пол-литры, так с пол-литры! Начнём, помолясь!
И с этими словами Сидоров достал самую маленькую версию кавитатора и принялся его устанавливать вместе со шведскими инженерами.
Шведы недоверчиво косились на русскую диковину из нержавеющей стали размером с бутылку водки.
– Ты им, – сказал Брехман, обращаясь к Тараканову, – пг'о число «пи» и «улитку» г'асскажи.
– Не рано ли мы им «ноу-хау» раскрываем? – засомневался товарищ Андреев.
Проболтаться о таком важном секрете Брехман не успел, так как Сидоров и его шведские коллеги закончили возню с гаечными ключами и приготовились подать топливо.
– А что там у вас? – кивнул в сторону стального куба товарищ Андреев.
– То, чем обычно заправляют морские суда, – буднично, не понимая сути вопроса, ответили шведы. – А у вас ракетным топливом?
Швеция страна нейтральная, поэтому её граждане не обязаны знать, как горит боевой напалм и что «катюша» только кажется тихим и нежным именем неизвестной русской красавицы.
В общем, теплоотдача вместе с ярким факелом всех впечатлила с первого раза. Приборы, показав экстремальные значения и зафиксировав запредельные перегрузки, импотентно опустили свои стрелки на нули. Горан постучал по экранам, но девайсы умерли. Шведские инженеры быстро заменили их на новые. Новая вспышка, попытка камеры подпрыгнуть на месте, безумный прыжок стрелок вправо до упора и… и снова безвольное падение к нулю.
Шведы возбуждённо загалдели, уважительно посматривая на русских. Те расхаживали по лаборатории как ни в чём не бывало и снисходительно посматривали на то, чем занимаются остальные.
Но импортные технари повскакивали со своих мест и столпились у стенда с кавитатором. Кто-то в страхе тыкал пальцем в расшатанное крепление камеры сгорания.
– Пг'авильно, что начали с «поллитг'овочки», – резюмировал Брехман.
Сидоров почему-то выглядел печальным. Тараканов с сожалением смотрел на него, держа в руках бесполезный пока бланк внешнеторгового контракта с гербом СССР.
– Большой кавитатор им нужно обязательно показать и прямо сейчас! – решил товарищ Андреев.
Сидоров просиял. Он бросился к коробкам и достал среднюю, с артиллерийский снаряд, версию кавитатора. Шведы, оторвавшись от испытательного стенда, сгрудились у ящика с кавитаторами. На дне осталась лежать «ракетная боеголовка». На неё-то и уставились иностранные инженеры.
– Не-не, not today! – поспешил заявить товарищ Андреев, помня про побочный эффект типа «ласты» и значительно уменьшившийся в плавании запас водки.
– Тоже кавитатор? – недоверчиво спросил главный инженер и с сомнением оглядел свои испытательные стенды.
Советская делегация мысленно с ним согласилась, что лаборатории «Альфа Лаваля» далеко до Сосновоборского «космодрома». Но для стеклянной камеры сгорания хватило и снаряда поменьше – на третьей попытке огнеупорное стекло не выдержало и дало трещину.
Шведы гудели как растревоженный палкой улей. Сидоров для пущей наглядности принялся бодяжить что-то, подгоняя евростандарты дизтоплива к знаку качества советского мазута.
– Грязная вода. Она не горит, – не верили шведы.
Русские сноровисто установили «поллитровочку» на новый стенд. – Сгорит как миленькая!
Что подтвердили через минуту все независимые шведские приборы. Да, теплоотдача, может, чуть не дотягивала до нормы. Но разве это имело значение по сравнению с теми штрафами, выплачиваемыми судовладельцами за пиратский слив мазутной жидкости, остававшейся после промывки топливных цистерн.
– Оставьте кавитатор нам на недельку, плиз, – взмолился главный инженер. – Мы вам вернём.
Тараканов зашуршал гербовым контрактом.
– Пи… знаете ли, я не вег'ю им, – вдруг встал в позу Брехман. – Они пи…
– Что пи…?
– Число «пи» сопг'ут и «улитку» скопиг'уют, капиталисты-импег'иалисты! – не соглашался Брехман.
Как бороться с последним аргументом, товарищ Андреев не знал. Поэтому в течение всего ужина, пока шведы спаивали-уговаривали Брехмана и Сидорова оставить аппарат у них под гарантии «Альфа Лаваля», товарищ Андреев и Тараканов думали, как им быть в создавшейся обстановке.
Позже, оставшись в гостинице один на один с Гораном Свернлёфом, русские нашли-таки решение. К середине следующего дня подготовили контракт на проведение совместных испытаний, но не в лаборатории «Альфа Лаваля», а на круизном морском лайнере «Royall Princess», который должен зайти в Ленинградский порт во второй половине августа. А пока… А пока бухгалтер «Альфа Лаваля» побежала в банк, чтобы отправить гарантийный (невозвратный) аванс в СП «Нева».
Всё оставшееся до отъезда время русские развлекались со шведами, сжигая через кавитатор, естественно, в пол-литровой версии, различные негорючие жидкости с добавлением мазута или масла.
Товарищ Андреев о коммерции не забывал – постепенно ушли вазы и пепельницы из уральских самоцветов и водка. Эта ушла очень быстро, да так быстро, что, на обратную дорогу русским ничего не осталось.
Свернлёф свернул с трассы на заправку, но как-то рановато – ведь только отъехали от штаб-квартиры «Альфа Лаваля». Как он объяснил своим партнёрам, чем дальше от Стокгольма, тем дешевле топливо. Поэтому подъезжать к столице с пустым баком опасно для семейного бюджета.
Брехман вёл себя подозрительно беспокойно. Осознав, что эта остановка на дозаправку последняя, потом будет только паром «Ильич», Брехман, как заговорщик, зашептал Тараканову на ухо.
– Ты не узнаешь у запг'авщика, не купит ли он аг'мянский коньяк? Остался случайно, так получилось, – просительно заглядывал Тараканову в глаза Семён Наумович.
Тараканов вышел из машины и поплёлся вслед за Свернлёфом в «стекляшку», где сидел оператор. Тот, казалось, даже не понял, почему он должен купить коньяк Брехмана, зато Горан обрадовался такой возможности.
Расчёт наличной валютой и передача бутылки произошли, конечно, в салоне «вольво» под непонимающим – откуда? – взглядом Феди и под сверлящим и беспощадным к врагам коммунизма – заныкала-таки твоя носатая рожа – взглядом товарища Андреева.
Этот взгляд долго преследовал профессора Брехмана – коньячная заначка аукалась ему полным недоверием по пятой графе всю обратную дорогу. Именно с подобного долгого взгляда начинался традиционный дижестив «невцев» в каюте «Ильича», прежде чем товарищ Андреев открывал застолье каким-либо тостом.
Так и прозвали эту паузу «минута молчания по Брехману». Претензий профессору прямо никто не предъявлял, просто наливали ему всегда в последнюю очередь и примерно на три четверти. Стокгольм аукнулся ему синдромом недолитого стакана.
– Отлично сплавали в Швецию! – говорил товарищ Андреев, и ему никто не возражал.
– Здорово, если бы мы успели получить итальянскую визу и смотаться в Пизу до начала августа, когда в Ленинград зайдёт «Королевская Принцесса»! – мечтал Брехман.
Но не всем мечтам, точнее, мечтам не всех было суждено сбыться.
О проекте
О подписке