Глава 9

В деревне растет высоченный тополь – самое высокое и самое старое дерево нашего селения. Он растет прямо за нашим домом, за оградой нашего небольшого сада.

Ночами, когда я сплю на крыше дома, передо мной расстилается целый мир – небо, тополь и вселенная. Тополь похож на огромного великана, который колышется под напором ветра. Он своей вершиной достает до звезд, а основание дерева цепляется за землю.

Я сплю рядом с дедушкой и спрашиваю у него: «Дедушка, кто посадил это дерево?» Он отвечает: «Возможно, наши деды и прадеды».

– А сколько ему лет?

– Не знаю, тысяча лет, две тысячи лет. Сколько себя помню, оно было.

– Почему дерево никто не срубил? Почему оно не засохло?

– Если его срубить, то из его корней пойдет кровь. Если дерево засохнет, исчезнет деревня, все умрут.

Я очень хочу как-то вечером встать под деревом и посмотреть на него снизу. Мне говорят: «Хушу, не ходи вечером под дерево. У дерева вредная тень. Если она упадет на человека, то он сойдет с ума. Всякий, кто вечером стоял под деревом, сходил с ума».

Из долины около деревни доносится вой шакалов и волков, которым вторит вой собак.

Недалеко от нашего дома на краю деревни есть долина. Каждый вечер я слышу, как из долины доносятся женские стоны и плач.

Рассказывают: в деревне жила когда-то плохая женщина, она за глаза всех ругала. Когда она состарилась, то заболела. Все ее тело покрылось волдырями. Волдыри эти лопались и издавали дурной запах. Она стонала от боли, мучилась, но не умирала. Она не могла даже пошевелиться. Жители деревни устали от ее стенаний. Никакие лекарства ей не помогали. Кто-то осмелился закрыть ей лицо платком, завернул в простыню, отнес в долину и оставил там, чтобы людей не беспокоили ее постоянные стоны. Несколько дней ее стоны были слышны, но постепенно стали стихать, и она скончалась.

Этот печальный рассказ сильно на меня подействовал. Я каждую ночь слышал стоны этой женщины.

– Все старики становятся такими? – спрашивал я.

– Нет, в основном, старики хорошие и просто исчезают.

На противоположной стороне деревни расположено место, которое называют «Пирморад». Это место паломничества, за которым находится кладбище. Жители деревни по ту сторону реки хоронят умерших рядом с урочищем Пирморад.

– Кем был Пирморад?

– Пирморад был хорошим стариком, Он был добрый, приветливый и набожный. А потом исчез.

– Хушу, хватит об этом. Дай мне поспать. Сколько ты еще будешь меня расспрашивать об этом.

– Дедушка Насрулла! Можно я задам тебе еще один вопросик, а потом поспим.

– А ты когда умрешь? Когда исчезнешь? Ты же добрый и должен исчезнуть.

Дедушка Насрулла не отвечает. Он поворачивается ко мне спиной и засыпает. А я думаю о добрых и набожных стариках. Я вспоминаю первого старика, которого очень люблю. Зовут его Корбаншах. Он странный старик, с длинными седыми волосами, которые доходят ему до пояса. У него длинная седая борода до груди, большие глаза, сжатые губы, опаленное солнцем лицо и высокий лоб. Он носит длинную белую рубаху до пят. Он был худым, ловким и проворным.

Несколько раз он неожиданно появлялся у нас в деревне и прямиком шел в дом моего дедушки Насруллы.

У Корбаншаха была котомка, где лежали разные сладости: финики, инжир, изюм и засахаренные орешки нокль. Он был со всеми вежлив, играл на дудочке, читал стихи и пел. Когда он был в хорошем настроении, вставал и танцевал. Никто не знал, откуда он пришел и куда идет. Он был словно облако, словно герой сказок. Он садился в тени тополя и мы, дети, усаживались вокруг него. Он ходил пешком от деревни к деревне, и везде его принимали как гостя. Все его знали.

Жила в деревне странная женщина по прозвищу Шарике Три Уха. Дом ее располагался у реки. Она надевала на себя все, что попадалась под руку любую одежду и обувь, которую могла на себя напялить. Для нее было неважно, мужская это одежда или женская. У нее в руках всегда был один башмак либо туфля. Он всегда теряла второй предмет пары обуви, роняла его в воду. Оставшуюся туфлю она надевала и так ходила. Она садилась на берегу речки и подбирала все, что приносила вода: ржавые банки, корзинки, старые кастрюли и пр. Все эти вещи она относила домой. Мы, мальчишки, собирались стайками и со страхом и любопытством заглядывали внутрь ее дома. Ее дом был полон всякой рухляди, всякой никому не нужной всячины. В этом хламе кишмя кишели кошки. Сама она спала с этими кошками. Если она замечала нас, то брала палку, бегала за нами и ругалась.

Я вспоминаю всех стариков и старушек нашей деревни. Я могу пересчитать их по пальцам: Сеид Абдулла, Хаджи Бег, Коль Хасан, Коль Кабри, Машен Марьям, Сакине Мама.

Я думаю, что мои бабушка и дедушка с самого начала были старенькими, и родились стариками, и однажды они исчезнут, а я останусь один. От этой мысли я начинал плакать. Я всхлипывал под одеялом, и дедушка спрашивал:

– Что с тобой, почему ты плачешь? Спи!

Глава 10

Ко мне пришел сын моего дяди Эбрама Ахмаду, чтобы мы пошли вместе играть. Ахмаду, сын Нану Сакине, мой молочный брат.

Нану Сакине рассказывает мне об этом так: «Твоя мать занемогла. Я пошла к ней. Она вцепилась рукой в мою юбку и просила тебя взять и воспитать, так как боялась, что из-за болезни умрет. Она взяла тебя на руки и отнесла к нам в дом. В это время я кормила молоком свою грудную дочь Фагу и стала кормить и тебя наравне с ней. Я за тобой ухаживала, пеленала и мыла. Была тебе на самом деле как мать».

Большую часть времени я проводил в их доме: играл с Ахмаду и Фагу, которые были моими молочными братом и сестрой, как и два других брата, Махмуд и Мохаммад. Махмуда прозвали красавчиком, так как с раннего детства он был красивым и дедушка стал его так называть. Другого моего молочного брата Мохаммада прозвали Малмалу Он был на 8–9 лет старше меня. Когда я был маленьким, он носил меня на руках. В их доме мне было хорошо. Я вырос вместе с ними.

Я ходил к Ахмаду играть в их сад. Дядя Эбрам был также добрым, хотя он всегда огорчался из-за наших шалостей. Когда он был недоволен, то говорил: «Уходи к себе домой».

Бабушка рассказывала: «Когда твоя мать умерла, тебя кормила молоком не только Сакине, но и другие женщины деревни. Отец брал тебя на руки и ходил по деревне в поисках кормящих матерей. Когда он видел кормящую мать, то просил ее дать тебе хотя бы глоток молока».

Поэтому у меня на каждой улице была мать, хотя в основном меня кормила молоком Сакине. Мы вместе с Ахмаду ходили играть и рвать фрукты в саду, где было много фруктов. Приходит дядя Эбрам, чтобы проверить виноградник. Он поднимает голову, смотрит на виноградные гроздья и понимает, что кто-то их оборвал. На земле он видит отдельные упавшие ягоды. Дядя понимает, что это наша работа. Он берет палку и гоняется за нами, при этом приговаривая:

– Уходи к себе домой, всю душу из меня вытряс.

Он прав. Весь его доход – от этих фруктов и ягод, которые он вынужден продавать, чтобы как-то прожить. Сад и фрукты – это жизнь для дяди Эбрама. Обычно, где бы он ни находился в деревне, если почувствует нужду, то идет в свой сад, роет ямку под деревом, облегчается в нее и присыпает землей, чтобы подкормить деревья, чтобы они лучше плодоносили.

Дядя Эбрам – племянник моего отца. Он высокий, у него большие мозолистые руки и крупное тело. Кожа на ладонях у него плотная и твердая и вся в трещинах от работы лопатой и киркой на земле и в горах. Когда он закуривает, то не боится обжечь ладонь – такая у него толстая и твердая кожа. У дяди самая большая лопата в деревне. Каждый раз, когда я иду в их дом, я вижу эту лопату, которая обычно стоит прислоненной к двери. Я очень пристально рассматриваю лопату, трогаю ее. При этом вспоминаю булаву сказочного богатыря Рустама, о котором мне рассказывал дядя Касем. Булава Рустама огромная: голова, как дом, а рукоять длиной в тополь. Дядя Эбрам приходит к нам домой каждый вечер, чтобы справиться о здоровье дорогого дядюшки и дорогой тетушки. Покуривая трубку, в разговоре он жалуется на жизнь, на нехватку воды летом и сетует, что его деревья засыхают.

Дядя Эбрам часто садится около дома. Вытряхивает свои широкие черные штаны. Он пыхтит трубкой, выпускает изо рта и носа дым и рассказывает истории про джинов и пери. Рассказывает истории, участником которых был сам. Говорит, что своими глазами видел джинов, демонов, чертей и великанов.

Я смотрю на лицо дяди в свете керосиновой лампы и слушаю истории, которые он рассказывает с большим воодушевлением.

Глава 11

У меня болят зубы, и я плачу. Бабушка роется в большой сумке «мерфему», которая полна сладостей из лекарственных трав. Бабушка находит зерна терьяка, измельчает их и накладывает мне на больной зуб кусочек лекарства. Она говорит:

– Постарайся, чтобы лекарство не попало на верхний зуб. Потерпи, пока лекарство не растворится.

Лекарственный раствор горький. Во рту горечь, но я потерплю. Понемногу боль проходит, у меня кружится голова, и я засыпаю. Шея расслабляется, и смыкаются веки.

На следующий день к бабушке приводят больного из деревни. Это мальчик, которого рвет, и он весь пожелтел. Бабушка кипятит отвар, остужает его и силой вливает его в рот мальчику, который дрожит и еле дышит. Мальчика опять рвет. Его мать растеряна и спрашивает:

– Матушка, его опять рвет, он выздоровеет?

– Как Бог даст. Надо потерпеть. Даст Бог, выздоровеет.

Бабушка высыпает в кастрюлю другое лекарство и кипятит его.

Мне не нравятся бабушкины больные. Они все плачут, стонут и рыдают. Они плохо пахнут, от них часто несет мочой и поносом. А вот запах лечебных трав был очень приятен. Травы всегда кипятили в кастрюле, и от них исходил пар. Это были приятные запахи миндаля, ореха и различных масел.

Миндаль, орехи и прочее толкли в ступе, и бабушка мазала отваром голову, живот, шею и лоб больным.

Прижигания были делом плохим. Бабушка разогревала сухой тампон или костяшку и прикладывала ко лбу детей, чтобы из головы у них вышел дурной дух. Дом оглашался криками детей. Их держали за ноги и за руки, а бабушка прижигала им лоб.

Дети пускали воздух и становились желтыми. У них не было желания играть и бегать. У них текли слюни изо рта. Они стекали двумя струйками на подушку и на грудь. Сколько они ни ели, не наедались. Бабушка давала им грибы. Она знала, какие надо давать грибы. Из домов больных детей ей приносили тазики и горшки, в которые наливали горячую воду. Детей заставляли есть грибы и потом сажали голыми попами в горячую воду. Ребенок кричал, ему жгло тело, и он пытался встать. Мать брала ребенка за плечи, целовала его и успокаивала, чтобы он привык к горячей воде. В это время мать давала ребенку что-нибудь съестное, рассказывала интересные истории, пела местные шуточные песни и стучала по кастрюлям. Мать обычно рассказывала ребенку всякие забавные истории, чтобы его развлечь, пока в таз не падали белые, толстые мертвые глисты. Глисты в желудке и кишках умирали, наевшись грибов, и выходили наружу. Иногда яда в грибах было слишком много, и дети теряли сознание. Тогда бабушка давала им молоко, чтобы их вырвало грибами. После этого им становилось лучше.

В дни поедания грибов в нашем доме было столпотворение. Дети сидели в тазиках и на горшках рядами и слушали интересные истории. Когда у них не хватало терпения, и матери их не видели, они вскакивали со своих горшков и начинали бегать за петухами и курами, а из попы у них свисали белые длинные хвосты.

Когда хмурилось небо, приходила гроза и гремел гром, на мокрой земле и под деревьями появлялись грибы; бабушка шла в сад и собирала грибы, выросшие на корнях деревьев. Она знала, какие грибы нужно собирать. Она определяла это по цвету, размеру и виду грибов.

Я садился и наблюдал за всем этим. Меня самого несколько раз так лечили.

Больных мужчин, женщин и детей свозили и сносили к бабушке со всей нашей деревни, с окрестных деревень, из дальних мест и из-за гор.

Пришло письмо от дядюшки Асадуллы вместе с мешочком сахара и чая. Он писал, что не знает, где Казем. Вроде бы он был болен и хотел вернуться в Сирч к своему сыну.

Бабушка молилась о своих детях и жалела моего отца. Хотя она и говорила: «Никогда ему не удавалось обеспечить себя. Он на нас надеется. Не думает о том, что его ребенка надо кормить и одевать. Так вот бросил его, оставил на милость Господа». Дедушка закуривал папиросу и говорил: «Жена, угомонись. Наступят и для этого нашего сына хорошие времена». Бабушка отвечала: «Ты своими делами нас всех извел. Пустил детей по миру. Все из-за твоих пирушек и показного гостеприимства». Начиналась ссора. То дедушка ругался, то бабушка.

Выхожу из дома на улицу. Иду вслед за Йадуллой, который приходит каждое утро, забирает нашу корову и пасет ее вместе с другими у реки. Йадулла сделал мне свистульку. Он срывает молодые побеги тростника и аккуратно отделяет их друг от друга – он вынимает из них тонкие листочки. Между листьями образуется пустое пространство. Это похоже на дудочку. Я прикасаюсь губами к кончику этой трубочки, дую в нее, и раздается протяжный звук «ф…г…ф…г…». Мне становится смешно. Я радостно бегу вдоль реки среди трав по грязи, топи, песку и камням.

Глава 12

Из округа Шахдад, где родилась моя мать, нам привозят финики из ее сада. Мягкие желтые финики укладывают в бидон, а сверху кладут листья апельсина и мандарина. Когда из бидона вынимают листья, накрывающие финики, с них капает сок фиников. Я обожаю лизать эти листочки и есть этот сок от фиников. Я так облизываю эти листья, что они истончаются и готовы прорваться. Губы, щеки, кончик носа и даже лоб становятся сладкими и липкими. Вокруг головы и лица кружат и гудят осы. Я боюсь ос, они несколько раз на меня нападали. У нас водятся разные осы: маленькие желтые, большие желто-черные, которых называют «персиковыми». Желтых ос называют «зару» («тощие»). Есть еще другие осы, но я не знаю, как они называются.

Однажды сидела оса «зару» на листочке апельсина, пропитанного виноградным соком. Я очень люблю лизать эти листочки, и однажды не заметил, как слизнул и осу. Оса ужалила меня в язык. Я испугался, открыл рот, и она улетела.

Я бросил апельсиновый листок и стал бегать по двору, кричать и подпрыгивать.

Дедушка, во рту у которого мягкий финик, говорит:

– Хушу, что случилось?

Я не могу говорить. Язык горит, опухает все больше, и я его уже не чувствую. Язык так распух, что я не могу дышать. Прибегает бабушка. Я продолжаю бегать по двору, но уже не кричу, а хриплю. Бабушка и дедушка не знают, что делать. Бабушка причитает:

– Боже, что делать? Господи, только на тебя надежда!

Дедушка говорит:

– Ты же доктор, что нам делать?

Бабушка уходит и приносит молоко. Дедушка берет меня под мышку, открывает мне рот и вливает в меня молоко. Теперь язык не так сильно жжет. Молоко через свободное пространство во рту попадает мне в глотку.

Затем мне дают цветок фиалки, брызгают водой и велят взять в рот. Я беру.

Я мучаюсь два дня, не могу говорить. Дедушка и бабушка вздыхают с облегчением – теперь им не надо отвечать на мои бесконечные назойливые вопросы. Но они переживают за меня. Они дают мне всякое прохладительное, пока боль и опухоль постепенно не проходит, и я, слава Богу, выздоравливаю.

Летом нас донимают осы. Когда ходишь в уборную, то осы кружат сверху и снизу вокруг обнаженных частей тела и жужжат. С опаской делаем или не делаем свои дела и выбегаем наружу. От страха тяжело дышать. Когда мы там сидим и слышим жужжание ос под собой, то душа уходит в пятки. Не осмеливаемся издать звук или пошевелиться. Все думаем, вот сейчас одна их ос захочет нас ужалить и вцепиться в самое неподходящее место. Неудобно будет даже об этом кому-нибудь рассказать. Придется только терпеть боль. Сердце будет обливаться кровью, пока опухоль не пройдет и не полегчает. Поэтому мы быстро натягивали штаны и убегали.

На каждой улице и в каждом переулке старые стены дуванов были полны осиных гнезд, которые мы называли «осиный трон».

Поспели и сладкие фрукты. Поспел виноград, и его гроздья были полны ос. Осы были также и на инжире и персиках, которые мы сушили на крышах домов. Осы во всю пировали.

Одна из проделок нас, мальчишек, состояла в том, чтобы засунуть палку в осиное гнездо и разворошить его. Обозленные осы вылетали наружу и нападали на прохожих. Люди боялись ходить по улицам, а мы смеялись при этом, заблокировав таким образом улицу.

Когда деревенским жителям становилось уже невмоготу от ос и их гнезд, они привязывали по вечерам к палкам тряпки, смоченные бензином, и поджигали их. Затем они шли к осиным гнездам, которые обычно были в щелях старых глиняных стен, окружавших участки. Осы в то время спали, и сначала охотники на ос расширяли киркой щель, ведущую в гнездо, потом совали туда горящий факел и убегали. Спящие осы не успевали проснуться и выбраться наружу и погибали от огня.

Каждый день мы видели закопченные и развороченные в разных местах стены. Закопченные стены, обгоревшие тряпки и палки говорили о том, что вечером состоялась битва с осами.

У нас, детей, была очень дурная привычка. Если осиное гнездо располагается низко у основания стены, то мы становились и писали на улей, а потом убегали.

Однажды мы собрались группой сверстников, мальчики и девочки, чтобы найти осиное гнездо и пописать в него. Один из нас присел и начал медленно и осторожно расширять вход в осиное гнездо. Неожиданно осы вылетели наружу. Мальчик испугался и хотел убежать, но запутался в своих штанах и упал на землю. Осы впились ему в попу и в спину, и он начал кричать. Пришла мать и спасла его, а мы убежали. У мальчика раздуло всю спину, и он несколько дней не мог сидеть.

Мать мальчика пришла и пожаловалась моим дедушке и бабушке:

– Этот ребенок отравил нам всю жизнь и каждый день заставляет нас мучиться. Его надо поучить уму разуму.

Дедушка посадил меня в большой пустой глиняный горшок и закрыл его крышкой. Внизу горшка была дырка, и я мог через нее дышать. Горшок с дыркой предназначался для хранения грецких орехов. Осенью собирают орехи, очищают их, и когда они высыхают, то насыпают в этот горшок и снизу затыкают отверстие тряпкой. Когда нам были нужны орехи, мы вынимали тряпку, и орехи высыпались через отверстие в горшке. Мы брали орехов сколько было нужно, и потом опять затыкали тряпкой отверстие.

Я умещаюсь внутри этого горшка и смотрю на мир через отверстие внизу горшка. Отсюда мне видны ноги дедушки и его обувь. Шаркая ногами, он удаляется и закрывает дверь амбара. Становится темно. Через щель в двери я вижу куриц и петухов, которые входят внутрь. Отличная игра. Я начинаю думать о змее, пугаюсь и кричу. Дедушка, который стоит за дверью амбара, возвращается и вынимает меня из горшка.

– Даешь слово, что так больше не будешь делать?

Осень – время сбора грецких орехов. Приходит Машлашу, чтобы залезть на дерево и обтрясти с него орехи. Машлашу – человек худой и ловкий. У него длинная палка. По словам дедушки, он как ворона перелетает с ветки на ветку большого дерева грецкого ореха. Он отыскивает на ветках и под листьями зеленые грецкие орехи, бьет по ним концом палки, и они падают на землю. Орехи падают на траву и в воду ручья перед отверстием внизу стены, через которое вода вытекает в соседский сад. Мы ставим перед отверстием решето или дуршлаг, чтобы ловить уплывающие орехи. Мы собираем орехи отовсюду, куда они упали, складываем в кучу и сверху прикрываем листьями, пока через несколько дней скорлупа не затвердеет.

Осенью отовсюду доносится стук палок по деревьям во время сбора грецких орехов.