Рождественские праздники в Монреале волшебные. Снежинки в это время года огромные. Они такие белые, что у детей болят глаза, когда они на них смотрят. Повсюду царит удивительная белизна. Повсюду царит поразительная чистота.
Под Рождество в приюте надо было провести большую работу. Там всегда готовились к представлениям для публики в мэрии. К примеру, в 1926 году показывали пьесу о пророке Данииле во рву львином. Головы детей украшали гривы, сделанные из ермолок с пришитыми желтыми нитями. Им приходилось тщательно следить за тем, чтобы перед представлением эти желтые нити не упали в их суп. В этом спектакле принимала участие Роза, зрители громко смеялись, когда она неподражаемо рычала и покачивала головой.
На следующий год, когда Пьеро и Розе исполнилось тринадцать лет, художественный комитет приюта, состоявший из монахинь, собравшихся за обеденным столом, принял решение о постановке представления о зиме. Вечером перед началом представления все дети оделись снежными ангелами. На них были крылья, сделанные из белых перьев, с тесемками, чтобы надевать их на плечи, и маленькие проволочные нимбы, приделанные сзади к их одеяниям с таким расчетом, чтобы они парили у детей над головами. Когда все спешили к повозке, которую лошадь должна была довезти до места выступления, они приподнимали руками одежды, чтобы не испачкать полы и подолы в слякоти и грязном снегу. Цокот лошадиных копыт чем-то напоминал звуки, раздающиеся в комнате, полной детей, которых мучает икота.
Дети прошли на сцену. Все они молитвенно сложили руки. Их взгляды были устремлены в пол, губы сжаты. Они боялись смотреть на собравшихся, потому что при этом могли рассмеяться. Все они старались поскорее выстроиться в одну линию. Одна девочка повернула голову и взглянула на зрителей. На пару секунд она замешкалась, спешившие за ней дети толкнули ее, и она упала.
Они пели песню о зиме. Дети повторяли вууууу, вууууу, вууууу, подражая вою ветра. Они тянули вверх ручонки с растопыренными пальцами и раскачивали ими из стороны в сторону, как будто это были не руки, а ветви деревьев. Некоторые совсем маленькие дети вышли на сцену и стали бить в металлические барабаны, имитируя звуки бури. Внезапно грохот стих, и все дети взглянули вверх. И тут к восторгу зрителей с «небес» над детскими головками посыпались бумажные снежинки.
Пока они падали, дети пели «Тихую ночь».
Когда Пьеро поднимался на сцену, Роза с нее спускалась. Он сильно сжал ей запястье:
– Стой здесь. Я хочу сыграть эту мелодию для тебя.
Снежинки еще падали, когда Пьеро вышел из-за занавеса. Он прошел к большому коричневому фортепиано, которое выкатили на середину сцены. Раньше Пьеро никогда не видел этот инструмент. Он устроился на табурете, чуть склонил голову к клавиатуре и провел рукой по клавишам, не нажимая на них, как будто хотел их согреть. Когда он на них нажал, Пьеро тут же в удивлении отдернул руки – настолько клавиатура этого инструмента была мягче, чем у приютского пианино. Этим клавишам гораздо больше хотелось быть его соучастниками, чем тем. Этот инструмент любил, когда на нем играют, в отличие от того, упрямого и своенравного. Он пробежал пальцами по клавишам, очаровав и себя, и собравшихся в зале. Его игра звучала как смех в школьном дворе. Поначалу он играл сумбурно, но вскоре присутствовавшие стали улавливать ненавязчивую, изящную, трогательную мелодию, которую он исполнял, импровизируя и развивая ее прямо тут, перед ними. Ее звучание производило такое впечатление, как будто только что раскрыли шкатулку с самым магическим драгоценным украшением.
Эту мелодию он впервые играл, когда Роза стала под нее танцевать. С тех пор Пьеро работал над ней каждый день. Вспоминая о том, что она не смогла устоять перед его музыкой, он хотел соблазнить Розу снова. Девочка закрыла глаза, слушая мелодию и наслаждаясь ею, в эти мгновения весь мир утратил для нее значение. Она начала танец, перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, двигаясь за кулисами в ритме музыке. Внезапно сзади раздался взрыв смеха. Ей казалось, что она находится в безопасности за черным занавесом, непроглядным, как ночь в безлунном лесу. Но когда Роза открыла глаза, оказалось, что она стоит на сцене лицом к этому занавесу. Она очень медленно повернулась – зрители смотрели только на нее.
Все в зале мгновенно успокоились в тот момент, когда увидели бледное, потрясенное лицо Розы. Они не могли отвести от нее взгляд. Она выглядела такой удивленной оттого, что была еще жива. Никто не мог взять в толк, почему они все находят ее такой красивой. Что заставляет их смотреть на нее неотрывно? Огромные глаза, казавшиеся необычайно темными? Или темные волосы? Или рот, подобный розовому бутону? Порозовевшие щеки?
Пьеро продолжал играть. Он играл как бы в нерешительности, будто сама мелодия тоже удивилась и тревожилась оттого, что звучала перед собравшимися. Роза улыбнулась зрителям. Чтобы выйти из положения, в котором она оказалась, девочка взмахнула руками, словно пытаясь взлететь к небесам, но при этом оступилась и упала на попу.
Всех рассмешило обаятельное выражение ее лица и то, сколь эксцентрично она продолжала стремиться улизнуть со сцены. Роза ощутила восхищение публики. Казалось, она стояла у огня, который обдавал жаром. И каждое ее движение вызывало у нее такое ощущение, что она в этот огонь подбрасывала хворост.
В этот момент на сцену выбежала сестра Элоиза. Ей было необходимо прекратить происходившее перед зрителями. Но она не смотрела себе под ноги. Монахиня споткнулась о веревку, привязанную к наполненному искусственными снежинками ведру, которое по какой-то таинственной причине раньше не опрокинулось. Теперь оно получило возможность наверстать упущенное. На сцену обрушился буран бумажных снежинок. Роза втянула голову в плечи и сама себя обняла, как будто оказалась в эпицентре снежной бури.
Она качнула головой, стряхивая с волос бумажные снежинки. Потом сильнее обхватила себя руками, как делают люди, когда мерзнут на автобусной остановке. Она стала переминаться с ноги на ногу, якобы пытаясь согреться. А потом начала исполнять танец снежного ангела. Она делала вид, что земля морозит ей ноги, а ветер такой сильный, что в вихре своем ее кружит. Она встала на одной ноге на цыпочки, а другую подняла выше головы, но быстро опустила, прежде чем платье соскользнуло вниз. Под ним мелькнули белые штопаные чулки и высокие черные ботинки на шнуровке.
А Пьеро продолжал играть, аккомпанируя Розиному танцу. Их дуэт выглядел настолько гармоничным, что зрители не могли понять, то ли музыка Пьеро сопровождает ее танец, то ли Роза танцует в ритме его музыки. Всем казалось, что они без устали репетировали этот номер на протяжении многих лет.
Пьеро стал играть так быстро, что Розе ничего не оставалось, как сделать сальто с заложенными за спину руками. Она подалась всем телом вперед, словно намеревалась нырнуть. На мгновение действительно показалось, что она вот-вот взлетит. Потом девочка наклонилась, раскинула руки как крылья, перекувырнулась и оказалась прямо у ног Пьеро.
Мальчик доиграл последние ноты своей мелодии. Девочка протянула вперед руку. Пьеро ее взял, помог Розе подняться; они вышли на середину сцены и поклонились публике.
Рядом с матерью-настоятельницей сидела очень богатая дама. Она приходилась двоюродной сестрой бывшему премьер-министру. На ней красовалась шляпка из состаренного бархата. Дама выглядела так, будто ее только что ранили в голову на поле брани и вся голова у нее перевязана. Шляпку она так низко надвинула на лицо, что о его выражении можно было судить только по тонким губам, которые она обычно презрительно поджимала. На плечи ее был накинут норковый палантин, совершенно не умевший себя вести, потому что он постоянно соскальзывал и вступал в борьбу с пекинесом сидевшего рядом с дамой с другой стороны зрителя. Она склонилась к матери-настоятельнице.
– Эти двое просто бесподобны, – сказала она по-французски и перешла на английский: – Мне необходимо, чтобы эти дети выступили у меня. Я сделаю значительное благотворительное пожертвование.
Эти ее слова изменили жизнь сирот.
По дороге домой Роза приложила к щеке снежок в том месте, куда ее ударила сестра Элоиза, когда девочка сошла со сцены. Она сидела в задней части повозки вместе с другими девочками. Мать-настоятельница сидела впереди, а рядом с ней – сестра Элоиза.
– Думаю, как только мы вернемся, Розу надо будет посадить в чулан на неделю, – сказала сестра Элоиза.
– Она уже достаточно наказана.
Сестра Элоиза поразилась. Мать-настоятельница повернулась и сурово на нее посмотрела:
– Я не хочу, чтобы ты снова била ее по лицу. У нее теперь две недели синяки не сойдут.
– Мне кажется, уже пора послать Розу работать. Чтобы она не довела нас до беды.
– Не теперь, сестра Элоиза. Не теперь.
На следующее утро после выступления Пьеро стянул из платяного шкафа пару крыльев. Он надел их и на цыпочках вышел в коридор. Мальчик не собирался их снимать. Прошлый вечер оказался для него триумфальным, потому что ему удалось добиться того, что Роза для него танцевала.
Сестра Элоиза позволила ему носить крылья. Она не могла себя заставить отказать ему в этом, потому что крылья его очень красили. Все в приюте считали, что для него было совершенно естественно ходить с этими крыльями. Казалось, Пьеро излучает свет – настолько яркой была их белизна. Но на самом деле им двигало другое желание – он хотел, чтобы на крылья обратила внимание Роза. А она даже взглянуть на Пьеро боялась, потому что на ее скуле лиловел большой синяк.
Когда он проходил рядом с ней по коридору, Роза прислонила швабру к стене и не могла удержаться от того, чтобы коснуться пальцами перьев.
– Как думаешь, какой птицы эти перья? – спросила она.
– Не знаю. Лебединые?
– Тогда тебе лучше их не носить. Лебедь мог бы в тебя влюбиться. А ты, наверное, знаешь, что лебеди влюбляются на всю жизнь.
– Забавная ты, Роза.
Сестра Элоиза поймала его, когда он бежал за Розой. Роза подумала, что ей достанется на орехи, но избиения не последовало. Вместо этого Элоиза назло Пьеро отняла у него крылья. Она убрала их обратно в шкаф, где им положено было храниться до следующего Рождества, когда они пригодятся для поклонения тому, кто поистине был Божьим любимцем, – Иисусу.
Но их снова позвали на представление задолго до этого. Благотворительное дамское общество было настолько впечатлено представлением Пьеро и Розы в мэрии, что рекомендовало его посмотреть другим благотворительным организациям. Двоих детей просили выступать по всему городу.
Когда мать-настоятельница сказала об этом сестре Элоизе, та пришла в ярость. Лицо ее так побледнело, точно ей сообщили об ужасной болезни.
– Помяните мои слова, – сказала сестра Элоиза матери-настоятельнице, – это будет иметь ужасные последствия. Таких детей нужно учить скромности. Они должны смириться с мыслью о том, что, когда вырастут, им придется работать на фабриках или прислугой. А если они привыкнут к красивой жизни, с ними все будет кончено. Они не смирятся с долей, выпавшей им по жизни, и встанут на путь преступлений.
Мать-настоятельница пожала плечами.
– Мы нуждаемся в средствах, сестра Элоиза.
– Но вы же всегда говорили мне, что этих двоих нужно держать порознь.
– Иногда такие вещи невозможно предотвратить.
Элоиза выскочила из комнаты как ошпаренная. По пути она пнула черную кошку. Розе и Пьеро было суждено полюбить друг друга. Для нее это было ясно как божий день. Все это знали. Но теперь никого это не заботило. Деньги были не абстрактной идеей, как Бог, и потому они одерживали верх над всеми суетными соображениями. В ту ночь она разбудила Пьеро, сильно его встряхнув. Когда семя мальчика оказалось у нее во рту, она немного успокоилась.
Начав вместе путешествовать по городу, Пьеро с Розой удивились, выяснив, что умеют делать одинаковые трюки. Он снимал с ее головы бумажный цветок, а она с его – полосатый мячик. Они удивленно смотрели друг на друга. Они оба умели стоять на руках. У него все высыпалось из карманов. У нее платье спадало ниже головы. Они смеялись, стоя вверх тормашками и глядя друг на друга.
О проекте
О подписке
Другие проекты