При встрече мацяоские старики интересуются здоровьем друг друга с помощью следующей формулы: «Что, почтенные твои лета, как гниешь?» Слова «гнить», «гнилой» и «гнилье» вообще часто используются в разговорах о пожилых, например: «Мать у Яньцзао еще погниет, зараз две чашки риса съедает».
В мацяоском наречии старость называется гнилухой: чем дольше человек живет, тем меньше ценится каждый прожитый год. И все равно некоторые люди надеются пожить подольше – пусть глаза ослепнут, уши оглохнут, зубы выпадут и рассудок угаснет, пусть тело будет приковано к постели, пусть домашние превратятся в незнакомцев, а жить все равно хочется.
Диалектное значение иероглифа «гнить» почти не зафиксировано в словарях – вероятно, лингвисты, собиравшие материал по местным говорам, записывали его схожим по звучанию иероглифом «жить». Вопрос «как живешь?» звучит куда более привычно и выглядит обыкновенным приветствием, но в таком случае из него вымывается столь свойственная жизни жестокость.
Если пользоваться местными понятиями, дольше всех в Мацяо гнил один хромоногий старик, находившийся на обеспечении коммуны, никто уже не помнил его настоящего имени, поэтому звали старика «Цзышэнов отец». Он и сам не мог сосчитать, сколько прожил на свете. Но все сыновья у него умерли, внуки умерли, правнуки умерли еще в младенчестве, а старик ковылял себе да ковылял. Он давно был не рад такой жизни, решил повеситься, да веревка порвалась, хотел утопиться – пруд оказался мелок. Как-то вечером Цзышэнов отец постучался в дом Чжихуана, чтобы попросить у хозяев пустую плошку. Шуйшуй вышла на стук с керосинкой в руке, сначала увидела старика, потом присмотрелась и разглядела позади него два светящихся шара, будто два фонаря. Она подняла керосинку повыше и обмерла: да это не фонари! За спиной Цзышэнова отца хрипела большая мохнатая голова, в темноте виднелась шерсть, вздыбившаяся на загривке.
Тигр! А фонари – батюшки! Да это глаза!
Шуйшуй не помнит, кричала она тогда или нет, помнит только, как затащила старика в дом, со всей силы навалилась на дверь, заперла ее на засов, а для верности просунула над засовом еще две мотыги.
Отдышавшись, она выглянула в окно – на улице было пусто, только бледный лунный свет дрожал в темноте. А фонари исчезли.
Тигра в окрестностях больше не видели, скорее всего, он забрел в Мацяо случайно. Цзышэнов отец ничуть не радовался своему чудесному спасению, а горько вздыхал:
– Полюбуйтесь, до чего гнилая жизнь у старика. Даже тигр моим мясом побрезговал, шел за мной через всю деревню и укусить поленился. Вот и скажите, на кой черт сдалась такая жизнь?
Шуйшуй была родом из далекого уезда Пинцзян, но вышла замуж за Чжихуана и уехала в Мацяо. Говорили, ее младшая сестра в Пинцзяне была знаменитой хуадань[50] и дивно пела, а ступала по сцене так грациозно, что публика только языками прищелкивала. Еще говорили, что Шуйшуй в свое время превосходила сестру талантами и красотой, но после родов стала мучиться поясницей, да и голос испортился: вместе с наскоро слепленными словами изо рта Шуйшуй рвался такой хрип, что, казалось, воздух выходит наружу прямо из трахеи. С тех пор она и одеваться стала как попало, ходила растрепанной и неумытой, с черными разводами на щеках, в кофте, застегнутой не на те пуговицы, словно только что подскочила с кровати. Шуйшуй проводила много времени в компании деревенских старух, вместе с ними ткала, просеивала рис, собирали ботву свиньям, наслушалась, как они кашляют, плюются да сморкаются, и поняла, что ей больше незачем наряжаться, незачем оживлять тусклые будни.
После котловин, а тем более после родов мацяоские женщины становятся хозяйками дома, становятся бабами и перестают заботиться о своем внешнем виде. Но неопрятность Шуйшуй выглядела уже нездоровой – казалось, она нарочно решила обходиться с собой как можно хуже, как будто взяла себя в заложники и пытается кому-то отомстить. Шуйшуй частенько выходила из дому в старых мужниных калошах – переваливаясь с ноги на ногу, выносила помои свиньям, хриплыми окриками гоняла кур с огорода: «А ну кыш, кыш, кыш!», и каждому прохожему были видны красные пятна от месячных на ее штанах. Такое трудно списать на обычную небрежность.
После смерти сына Шуйшуй стала сонехой, то есть душевнобольной, на лице ее блуждала рассеянная улыбка, а еще она не выносила вида картофельной ботвы, вырывала ее вместе с клубнями, словно верила, что Сюнши прячется под землей и если потянуть за ботву, можно вытащить его наружу. Обычно по утрам Шуйшуй чувствовала себя лучше, чем вечером, а в погожие дни – лучше, чем в пасмурные. По утрам Шуйшуй глядела ясно, вела себя нормально, хлопотала по хозяйству, разве что стала немного молчаливой, а так – от здоровой не отличишь. Хуже всего сонехе приходилось дождливыми вечерами. Чем гуще набегали тучи, тем тяжелее становилось ее дыхание, и любая мелочь могла вызвать приступ: стук капель по крыше, сухой лист, залетевший в окно, пропитанные сыростью стены, волглая постель, сумрак, наплывающий на лица соседей, резкий тоскливый крик домашней птицы. Еще хуже сонеха выносила лунный свет: увидев луну за окном, начинала трястись всем телом, заматывала голову узорчатым платком, тут же его срывала, потом снова наматывала на голову, и так до бесконечности.
Чжихуану приходилось связывать Шуйшуй руки, иначе она могла всю ночь провозиться с этим платком. Срывая платок, сонеха твердила, что он чужой. Потом начинала жаловаться на холод, говорила, что без платка ей никак нельзя, и снова наматывала его на голову.
В конце концов Чжихуан развелся с Шуйшуй, и ее забрали к себе родственники из Пинцзяна. Приехав в Мацяо много лет спустя, я поинтересовался, как ее дела. Деревенские очень удивились моей неосведомленности, как если бы я признался, что не знаю, кто такой председатель Мао. Неужели ты ничего о ней не слышал? Совсем ничего?.. Одних возмущала моя дремучесть, у других вызывала сочувствие. Оказалось, Шуйшуй теперь настоящая знаменитость, возле ее дома не протолкнуться от машин, мопедов и велосипедов, а вдоль улицы стоит целый строй лоточников и бродячих торговцев. Люди из самых дальних деревень едут в Пинцзян, чтобы Шуйшуй подсказала им выигрышный номер в лотерее. В те годы билеты благотворительных и спортивных лотерей расходились, как горячие пирожки, это было настоящее помешательство: народ перестал ездить на ярмарки, чайные и кабачки стояли пустыми, люди спускали все свои деньги на лотерейные билеты. Волостное начальство забило тревогу: этак деревенские даже химикаты с удобрениями перестанут покупать, и как тогда быть с производством? Как прикажете деньги зарабатывать?
В те годы все разговоры крутились вокруг того, как угадать выигрышный номер в лотерее. А самыми популярными фигурами были не чиновники, не бизнесмены и уж тем более не интеллигенция, а душевнобольные. Люди выведывали друг у друга адреса душевнобольных, лебезили перед ними и заискивали, не скупились на подарки и красные конверты, умоляли безумцев назвать выигрышный номер, чтобы одним росчерком пера обеспечить себе несметное богатство. Люди верили, что дети угадывают выигрышные номера лучше взрослых, женщины лучше мужчин, неграмотные лучше образованных, а самое главное: душевнобольные лучше здоровых.
И Шуйшуй не было равных среди остальных душевнобольных – говорили, она ни разу не ошиблась, все номера, которые она называла, выигрывали в лотереях, и благодаря Шуйшуй многие счастливцы за ночь стали сказочно богаты. Само собой, и слава о ней разошлась далеко за пределы уезда Пинцзян.
В уездном центре я познакомился с редактором местной радиостанции и очень удивил его своим знакомством с Шуйшуй. Оказывается, редактор тоже обращался к сонехе за консультацией. И этот человек, четыре года получавший высшее образование, принялся во всех подробностях рассказывать мне, как отправился на рейсовом автобусе в Пинцзян, там прождал в очереди без малого пять часов и наконец удостоился аудиенции Шуйшуй. Никакого номера она ему не назвала – сонехи не открывают людям небесный промысел так легко. Шуйшуй взглянула на гостя и молча указала ему на стену с плакатом, где было нарисовано встающее из-за гор солнце. Редактор был человек сообразительный, он сразу понял ее намек и дома вписал в лотерейный билет номер 5562 – первые ноты знаменитой песни «Алеет Восток»[51]. Но несколько дней спустя, когда объявляли результаты лотереи, редактор едва в обморок не упал: выигрышным номером оказался 1162!
Удача была так близко!
Он отнюдь не винил Шуйшуй, наоборот, говорил, что сам виноват в таком недоразумении. Он сглупил, как же он сглупил! Забыл, что в первой строчке знаменитой песни всего два слова: «алеет восток», а солнце появляется только во второй строке, и если записать цифрами следующие четыре ноты, получится как раз 1162!
К концу рассказа мой собеседник сделался мрачным и поминутно вздыхал.
После разговора с редактором, ни на миг не сомневавшимся в провидческих способностях Шуйшуй, я понял, какие смыслы скрываются за словом «сонеха»: люди, которые считаются далекими от высот интеллекта и здравомыслия (дети, женщины, душевнобольные), обыкновенно воспринимаются обществом как слабые и достойные сочувствия, но в отдельные судьбоносные моменты именно они вдруг оказываются ближе всех к истине, именно в них видят самых верных и надежных советчиков.
Должен признать, что интеллект и здравомыслие действительно не способны решить все жизненные проблемы. Но меня поражает, насколько сильнее подчас оказывается сила отрицания интеллекта и здравомыслия. Австрийский ученый Зигмунд Фрейд в свое время дал этому феномену точное и системное обоснование при помощи терминов психоанализа. Он ставил под сомнение силу нашего рационального начала и не особенно доверял человеческому сознанию, уделяя куда больше внимания власти подсознания: Фрейд был убежден, что подсознание с его бардаком и грошовыми тайнами отнюдь не бесполезно. Наоборот, будучи первоисточником и движущей силой сознания, подсознание скрывает в себе куда более важные истины, которые нам предстоит осторожно разведывать.
Фрейд считал, что подсознание выступает на поверхность в тех случаях, когда рациональное начало человека подавлено или разрушено: подсознательному проще всего манифестировать себя во сне, а наяву ему оно чаще выходит наружу у женщин, детей и безумцев. Книга «Толкование сновидений» превратила Фрейда в настоящего мастера гадания по снам. Он считал, что во сне подсознание проступает из скрывающего его тумана, а сны – важнейший ключ в изучении душевных болезней. Фрейда бы наверняка порадовал тот факт, что в Мацяо безумие тоже прочно связывают со сновидениями, а помешанных женщин называют сонехами. И он бы наверняка понял, почему мацяосцы относятся к сонехам то с жалостью (когда здравый смысл берет верх), то с благоговением (когда проявляется непостижимость небесного промысла).
Само слово «сонеха» весьма метко и лаконично обобщает сделанное Фрейдом открытие: сны нормальных людей – не что иное, как глубоко упрятанное безумие, а безумие – отчетливый сон, преследующий человека наяву.
Особое положение «сонех», по-видимому, также поддерживает ключевые позиции распространенного в Мацяо антиинтеллектуализма: самое чистое знание скрывается там, куда нет входа ученым.
Не знаю, встречается ли что-то подобное в других языках. Английское слово lunatic, которое используется для обозначения умалишенных, восходит к корню luna (луна). Иными словами, безумцы – люди луны. Луна выходит на небосвод по ночам, в то самое время, когда мы спим и видим сны. И читатель, конечно же, помнит, что приступы у Шуйшуй всегда случались вечером или ночью, при свете луны или керосиновой лампы. Возможно, разум и интеллект любят ясный свет и боятся туманных сумерек, а может быть, луна – естественный фактор, провоцирующий психические расстройства (первое значение слова «сонеха») и дарующий просветление (второе его значение). Человек, очарованный лунным светом, который подолгу любуется луной и одиноко бродит по лунным тропинкам, уже переселился из обыденного мира в царство стихов и грез, и его психика имеет склонность к некоторым отклонениям.
Выходит, психиатрические больницы должны защищать свои стены от лунного света, как от страшнейшего вируса.
По той же логике, последователи всевозможных духовных учений, которые ставят свои прозрения выше научного знания, должны охотиться за лунным светом как за источником высшего просветления.
О проекте
О подписке