Цитаты из книги «И эхо летит по горам»

Она ищет его лицо, но оно бежит ее, ускользает всякий раз, когда она за ним поворачивается. Пари чувствует, как внутри разверзается пропасть. В ее жизни – всю ее жизнь – было у нее внутри великое отсутствие. Она почему-то всегда это знала. – Брат, – говорит она, не замечая, что вслух. Не замечая, что плачет. Внезапно на языке возникают строчки из песни на фарси:   Я знаю грустную феечку, Ее ветром ночь унесла.   Есть там еще строки, вероятно – перед этими, она уверена, но они тоже ускользают от нее.

Тьери, который, быть может, на каком-то темном неосознанном уровне чувствует, что его не ждали, не планировали, не звали. Тьери выказывает склонность мучительно молчать, прищуриваться, возиться и мешкать, когда Пари его о чем-нибудь просит.

Чем я должна была стать, возникнув в твоей утробе, – если в твоей утробе я вообще была зачата? Семенем надежды? Билетом, по которому ты выедешь из тьмы? Повязкой на рану, какую ты носила в сердце? Если так, меня не хватило. И близко даже. Не бальзам я для твоих страданий, а лишь еще один тупик, еще одно бремя, и ты это увидела еще вначале. Ты это наверняка осознала. Но что ты могла сделать? Не могла же ты пойти в ломбард и заложить меня.

Я не вижу себя в тебе. Я не знаю, кто ты.

Когда руки перестают трястись, открывает книгу. Это не автограф. Написаны две фразы на английском. Он закрывает книгу – и глаза. Ожидает облегчения. Но что-то в нем желает другого. Может, чтобы она состроила ему рожу, сказала что-нибудь детское, исполненное отвращения и ненависти. Взрыва презрения. Может, было бы лучше. А тут – чистенькое дипломатичное отвержение. И эта надпись. «Не волнуйся. Тебя здесь нет». Деянье доброты. Или, быть может, точнее – деянье милосердия. Ему должно стать легче. А ему больно. Он чувствует этот удар – как топором по голове.

Я уже один раз сбежал от человека, нуждавшегося во мне, и раскаяние в этом я унесу с собой в могилу. Проделать это повторно я не мог.

Нет ее. Исчезла. Ничего не осталось. Ничего не сказано. Если не считать слов Парваны: Пришлось ее. Прости, Абдулла. Пришлось именно ее. Отсечь палец, чтобы спасти руку.

Чтоб быть храбрым, нужно иметь что терять. А мне терять нечего. У тебя есть жизнь, – сказал дэв. – Ты уже отнял ее у меня.

Она сказала, что в незыблемости математических истин есть утешение, в отсутствии условности, двусмысленности. В знании, что ответы могут быть неуловимы, но досягаемы. Они есть, они ждут – в скольких-то меловых штрихах от тебя.