6
Джин

Джин без всякого удовольствия доел тарталетку с ежевичным джемом и допил чай. Потерянная поставка, бумажная волокита, конкуренция с другими чайными – накатило все, с чем они с Арти могли и умели справляться – и всегда справлялись. Ему было не свойственно такое уныние. Если немного покопаться в душе и на время забыть об опасностях, поджидавших на улице, там могла бы даже найтись толика оптимизма. Но не сегодня.

В его мыслях Овен представал мрачной фигурой, объятой пламенем. Сначала Джина лишили родителей, и вот на очереди «Дрейф».

Когда-то давным-давно Джин оказался лучшим из учеников Академии Адли для мальчиков. Иначе его бы туда не приняли. Ему было восемь лет, когда родители привели его в ту школу. Они отсчитали точное количество дувинов на обучение Джина и взяли деньги с собой, но это не имело никакого значения. Секретарь бросил взгляд на их чужеземные лица и брезгливо поморщился.

Джин предпочел бы уйти, но мать продемонстрировала секретарю его табели из предыдущей школы, и Джин изумился тому, как презрение, написанное на лице служащего, медленно уступило место заинтересованности, и она только возросла, когда секретарь узнал, что они живут в одном из богатейших районов Белого Рева – Адмиральской роще. Их громадный особняк с двускатной крышей, выстроенный из кирпича цвета чая с молоком, внушал больше уважения, чем его обитатели.

Школьная жизнь Джина началась в ту же неделю; мать неустанно повторяла, как важно получать хорошие отметки, а отец – как важно одеваться со вкусом. Джин взялся за дело: заучивал слова, перемножал числа, записывал факты, пока те не стали отскакивать у него от зубов.

Он погрузился с головой в учебу, а родители погрузились в свои исследования. Средств для проведения экспериментов у них было предостаточно – благодаря грантам, полученным от предыдущего монарха. Джин сотни раз слышал ту историю: научные достижения родителей произвели на Орла такое впечатление, что он пригласил их на личную аудиенцию.

Отец и мать Джина воспринимали эту похвалу и денежную помощь со всей серьезностью – даже после того, как правлению Орла пришел конец и на трон сел Овен. Мать не поднимала глаз от микроскопа, а отец, тот еще мечтатель, не сводил взгляда с небес. «Мы на пороге открытия», – любил говаривать он, хоть и работал над совершенно иными задачами – в частности, связанными с вампирами. Его увлекал мир живых, завораживала идея нежити, и ему хотелось облегчить существование для всех.

Джин тешил себя мыслью, что отцовская пылкость передалась ему по наследству.

Когда Джину было одиннадцать лет и восемь месяцев, его мир рухнул. Он уже считал дни до того момента, когда ему исполнится двенадцать и он станет достаточно взрослым, чтобы посещать джентльменский клуб вместе с отцом. Карета Академии Адли прогрохотала по брусчатке и, остановившись у въезда в Адмиральскую рощу, извергла из себя голодных мальчишек с перепачканными травой коленками и распущенными галстуками. Джин повесил сумку на плечо и зашагал домой, прочь от ребят, которые стояли посмеиваясь и перешучиваясь, – Джин часто завидовал их духу товарищества. Он тяжело вздохнул и подумал: как странно, что пахнет дымом. Адмиральская роща – отнюдь не маленький Маленький Восток (до которого отсюда ехать и ехать), где запах дыма ассоциируется с вкусной едой.

Он навсегда запомнил мысль, которая крутилась у него в голове перед тем, как он увидел свой дом: ему хотелось есть, впереди были выходные, и это означало, что кухарка приготовит любимые мамины блюда.

Но дом Сивангов оказался объят огнем.

Дым струился из окон отцовского кабинета и валил с балкона материнской уборной. Пламя ширилось, как хищные челюсти. Замешательство Джина сменилось шоком, шок уступил место страху, и прежде чем тот успел лишить Джина воли, на него накатил прилив отваги.

И Джин рванул к дому.

Он взбежал по крыльцу к парадной двери. Та была не заперта, но стоило только Джину распахнуть ее, как он немедленно закашлялся. Он оглянулся на улицу в поисках кого-то взрослого, кого-то большого, кто знал бы, что делать в такой ситуации. Но увидел Джин лишь девчонку, которая стояла в тени на другой стороне дороги.

– Ма! Па! – завопил он и опять закашлялся. Огонь обжигал. Дым был куда хуже – Джин вспомнил усвоенное в академии, – но только если его вдыхать. Набрав как можно больше воздуха в легкие, одиннадцатилетний Джин бросился внутрь.

В хаосе пожара вестибюль казался длиннее, чем был на самом деле. Пол усеяли рухнувшие балки и обломки мебели, которые горели желтым и рыжим пламенем; все застилал дым. В огне трепетал полосатый платок, свисавший с остатков лестничных перил: он привлек внимание Джина, но служанки, которой платок принадлежал, было не видать. Выглядело это жалко – полоса яркой ткани посреди пустоты. В горле набух всхлип.

– Ма! – вновь закричал Джин, и голос у него сорвался. – Па!

А вдруг родители не могут выбраться? Джин поспешил в сторону кухни, где дым был не такой густой, потому что оконные стекла уже лопнули и торчали в рамах, как острые зубы.

Удивительным образом это всколыхнуло у него в голове мысль о парадной двери, ведь до чего странно: та была отперта и приоткрыта. Что-то здесь было не так, но Джин не мог понять, что именно. Мать часто говорила ему, мол, результатами их исследования могут воспользоваться с дурным умыслом и поэтому очень важно держать все связанное с ними в тайне.

– Дурные люди совершают дурные поступки, – твердила она.

– Кто может оказаться таким человеком, мама? – однажды спросил Джин.

Мать стянула с рук перчатки и отерла ладони о лабораторный халат.

– Хм. Всех и не перечислишь. Любой человек, способный на злодеяние, – от наших коллег в больнице до Овна на троне.

– Сам Овен? – поразился Джин. О том, кто такие монархи, он знал из уроков и газет – примерно столько же, сколько о географии и истории. Да, родители даже виделись с одним из них – но это было задолго до появления Джина на свет.

Отец Джина кашлянул, привлекая внимание матери. Тогда Джин не догадался, что к чему, и сейчас жалел об этом. А вдруг кто-то вломился к ним и его родителям грозила опасность? В Белом Реве они были довольно известными фигурами. Джин знал об этом не понаслышке – как-то раз он козырнул родительской фамилией, чтобы без очереди получить свою порцию в кафе-мороженом. А вдруг мама с папой опасались самого Овна? Джин должен их спасти. Он огляделся – ему нужно какое-нибудь оружие.

Внутри нарастала паника, от которой сжимались легкие и сужалось поле зрения. Пистолеты Джин не любил, поскольку их не любил отец. Надо добыть нож. Где кухарки хранят ножи? Джин порылся вокруг, но ничего не нашел. Он старался не мешкать. Изо всех сил напряг разум. Он ведь никому не разболтал родительские секреты?

Мама с папой вроде бы вели себя как обычно, но, задумавшись, Джин понял, что накануне вечером отец о чем-то тревожился. Возможно, это было связано с тем, кто посещал их раз в неделю, – стариком с добрым лицом и золотой серьгой в ухе. Отец хорошо о нем отзывался, поэтому Джин удивился, когда услышал их перебранку в кабинете и джентльмен ушел, не угостив Джина гвоздичной карамелькой, как поступал всегда.

Вот оно. Суетясь в попытках отыскать нож, Джин нашел кое-что другое. Из кокосов получаются не только питательные напитки, но и отличное оружие, как-то раз сказал отец. Он работал над теорией, связанной с кокосами, и дома их всегда было много. Джин взял из корзины кокос – гладкая зеленая скорлупа оказалась прохладной на ощупь, – набрал в грудь свежего воздуха из разбитого окна и поспешил обратно в вестибюль.

– Ма! – крикнул он, ринувшись к лестнице.

Голос здравого смысла твердил ему, что это небезопасно, что мать не разрешила бы ему туда соваться, что эта затея возмутила бы ее так же, как его манера называть маму «ма», а не «матушка».

Джин к голосу здравого смысла не прислушался. То и дело спотыкаясь, он взбежал на второй этаж, прижимая к себе кокос. Внутри пульсировал страх. От дыма зрение помутилось, становилось все труднее дышать. Ему нужно было на воздух. От потолка с оглушительным треском оторвалась деревянная балка, и Джин повалился с лестницы вниз. После этого установилась тишина – столь же оглушительная, – но тут Джин услышал какой-то шорох – кажется, чьи-то шаги.

– Па?

Что-то чиркнуло – звук был отчетливый. Спичка. Джин всмотрелся в тени, уверенный, что различил мужской силуэт. Рядом с ним виделся еще один, более фигуристый. Ма! Глухой удар привлек его внимание к еще одной фигуре – куда более грозного вида. Джина охватил ужас. Овен! Разглядеть его сквозь дым было невозможно, но это не имело значения. Джин должен был предупредить родителей. Спасти их. Он позвал маму с папой, завопил во всю глотку, но опоздал.

Взрыв сотряс дом, Джина отбросило вниз. Вокруг с новой силой взметнулось пламя. Джин прижал к себе кокос словно щит и устыдился собственной слабости. Он же вот-вот станет взрослым.

Бояться было нельзя.

Огонь ревел, со стен срывалась деревянная обшивка и портреты в рамах. Голодное пламя пожирало все на своем пути, разрасталось и раскидывалось – вот-вот поглотит дом. Вестибюль, казалось, был в нескольких милях от Джина, парадная дверь – сияющий прямоугольник – где-то вдали, вне досягаемости.

Джину стало очень, очень страшно.

Нужно было выбираться отсюда. Джин шагнул в приемную, и его брюки занялись огнем, но он схватил отцовский зонт, стоявший рядом, и проворно сбил пламя. Раскаленная зола попала ему на волосы, но Джин смахнул и ее. Он оказался между двумя горящими стенами, но тут с гардины рухнула пылающая штора, и огонь перекинулся на него.

Джин закричал. Никогда прежде он не слышал запаха горящей плоти. Он побежал сам не зная куда – ноги сами его несли. Мысленно взмолившись, чтобы кто-то его нашел – ма или па, кто угодно, хоть кто-то, – он увидел перед собой человека – но совсем не того, кого ожидал.

Это была та девчонка с улицы.

Огонь расступался перед ней. Ее лицо было бесстрастно, черные глаза сверкали. Она чем-то шлепнула его по руке, сбивая пламя, а затем засунула это что-то ему в рот. Тряпка. Дыши, кажется, сказала она, но тут у него в глазах потемнело.

А потом Джин оказался снаружи. Все произошло очень быстро; он лишь помнил, как с облегчением повалился в траву – тело было как сломанный механизм, мысли в голове взметнулись так, будто кто-то бросил булыжник в кучу перьев. Джин натужно кашлял, легкие горели, как если бы пожар был у него внутри. Девчонка принесла ему воды. В грязной чашке плавали серые хлопья, но Джин выпил все, а потом вернул чашку своей спасительнице, словно та могла дать ему добавки.

– Я – Арти, – сказала девчонка звонким сильным голосом, в котором слышался какой-то иноземный акцент.

– Джин,– просипел он. Его тело и разум словно онемели, не отдавали отчета, что сейчас произошло. Потрясение. Взрыв. Родители.

Руку охватила жгучая боль, настолько сильная, что Джин подумал: будет легче, если ее просто отрубить. Арти опустилась на колени, выложила из своей потрепанной сумки всякую всячину и разномастные притирки, а затем, скривившись, принялась обрабатывать его ожог. Когда она закончила, боль, похоже, усилилась. Арти пожала плечами.

– Сейчас некогда. Попозже как следует перевяжу.

Джин не сводил глаз с дома. Это был Овен. Овен все это устроил. Джин утер лицо, и его рука намокла. Он плакал.

– Но вдруг они все еще там, внутри? И живы?– спросил он, хотя в глубине души знал, что это не так. Отрицание – так это называлось, но Джин выяснил это гораздо позже.

– Это вряд ли, – ответила Арти с таким безразличием, словно читала утреннюю газету.

Джин заплакал в голос. Арти вытащила из кустов пыльный пакет. Внутри были пирожные, она протянула одно Джину. Угощение было свежим, напоминало те, которые мать покупала ему, когда он сдавал экзамен на отлично. На вкус пирожное было как пепел.

Девчонка наблюдала за ним. Джин не понимал, почему она проявила к нему такую доброту – и зачем вообще спасла. Она встала – Джин не понимал, что будет дальше, но одному ему оставаться не хотелось.

– Бежать сможешь? – спросила Арти.

Сквозь шум пожара Джин услышал крики с другого конца улицы: «Вон она!» И кивнул.

Девчонка сунула в карман серебряную шпильку.

– Хорошо. Потому что я только что стащила эту штуку у мерзкого мужика, и нам надо бежать изо всех сил – иначе мы умрем. Больно.

Джин подхватил зонт, Арти как ни в чем не бывало взяла его за руку, словно проделывала это уже сотни раз, и потащила за собой. Джин прежде не встречал никого столь же бесстрашного – хребет у нее выступал, будто ребро меча. И все же она увидела в нем что-то, сочла Джина достойным спасения. Эта востроглазая чужачка, которая ничего о нем не знала, вдруг превратилась в самого близкого для него человека, и потому Джин не отставал. Ее жажда жизни передалась ему. С тех пор он мог увлечься чем угодно, если это не давало ему вспоминать о том, почему он все еще жив. Чем угодно, если это мешало Джину сигануть в темную бездну, которая однажды уже чуть не поглотила его.

Так было до появления «Дрейфа».

Чайная стала воплощением их с Арти единодушия – задолго до того она вычитала в книге фамилию и объявила, что теперь это их фамилия. Работа над чайной и домом крови полностью захватила Джина. Он подгонял трубы, резал стекло, прокладывал провода к лампам. Обставлял комнатки, где вампиры и люди могли бы уединиться на время кровопития. Придумал коктейль на основе кокоса, чтобы предложить гостям нечто новенькое.

Этажом выше хлопнула дверь, и Джин вернулся в действительность. «Дрейф» подарил его жизни смысл, которого так не хватало, стал полотном, что накрыло и затушило тлеющие угольки прошлого. Он бы скорее согласился умереть, чем вернуться туда. Джин поднял голову и обнаружил перед собой Арти – она пристально на него смотрела. Вид у нее был слишком довольный и взбудораженный для новости, которой огорошил их хозяин помещения.

– Прекращай терзать себя мыслями, – сказала она едва ли не благодушно. – Однажды это тебя погубит.

Джин в этом сомневался. Забыть, какой сегодня день недели? Это он может. Забыть, что уже выпил шесть чашек чая? На это он тоже способен. Но погубить себя излишними размышлениями? Нет уж.

– Я знаю, как мы спасем «Дрейф», – заявила Арти.