– Я знаю, что в преступных делах ты куда более сведущ, чем я, но сегодня у тебя особенно подозрительный вид. Далеко ты меня везешь?

Карета, в которой находился один из Казимиров, ехать в штаб-квартиру Рогатой Стражи явно не могла.

– О, неужели ты не знаешь? – Джин понизил голос. – Тебя арестовали, потому что ты очень, очень плохо себя вела.

У Флик вспыхнули щеки. А потом она чуть не воспламенилась целиком – Джин принялся расстегивать мундир.

– Для того чтобы увидеть, как я раздеваюсь, придется приложить побольше усилий, милая, – тихо усмехнувшись, сказал Джин и снял форму Рогатой Стражи, под которой обнаружились плотно сидящая рубашка и черные подтяжки. Ему вообще стыд неведом?

Джин нагнулся и вытащил из-под сиденья черный зонт и элегантный пиджак, затем дернул за рычаг, расположенный между дверью и краем сиденья с его стороны. Карета остановилась с ужасным звуком, будто что-то сломалось. Снаружи раздались крики. Флик услышала голос одного из стражей – тот велел остальным ехать дальше.

Джин широко улыбнулся.

– Нас с тобой ждет приключение.

– У тебя есть задание для меня, да? – спросила Флик. – Если я не в тюремной камере…

– Такая умница и так покорно принимаешь мысль о тюрьме,– протянул Джин.– Помни, Казимиры умеют сотворить нечто из ничего. Тебя уже ждет камера с решеткой, нарами, баландой и надзирателем, который подтвердит твое заключение под стражу. Вот только тебя в камере не будет.

И ценой такой роскоши, как уже догадалась Флик, будет выполнение задания, о котором Джин заикнулся, но подробностей пока не рассказал. В предвкушении сердце затрепыхалось, как птенчик.

– А если мама явится за мной – что тогда? Она ведь захочет вызволить меня, знаешь ли.

У Джина на лице отразились те же сочувствие и неловкость, что и у ее горничной, и Флик поняла, что сейчас он скажет то, что ей совсем не хочется слышать.

– К тому времени, когда мамочка оформит все документы и прошагает по коридорам со своим зонтиком от солнца, мы успеем упрятать тебя обратно, – сказал он, чем удивил Флик, и от этих слов ее сердце запело.

– Как? – спросила Флик, хоть и знала, что у него есть связи. Таков был Джин: смертоносные улыбки, ловкие руки, голос преступника.

Он распахнул дверь кареты и подал ей руку, и Флик мысленно задалась вопросом, не разозлилась ли бы мать еще сильнее, увидь она сейчас дочь. Разрушил ли он ее жизнь вконец? Словно прочитав мысли Флик, Джин сказал:

– Если тебя это успокоит, на следующей неделе тебя действительно собирались арестовать. Мы с Арти воспользовались связями, чтобы это произошло сегодня, а потом договорились еще кое с кем, чтобы нам позволили ненадолго тебя одолжить.

Флик умерила охватившее ее облегчение. Она, разумеется, была благодарна за подаренную ей Казимирами свободу – пусть и временную, – но следовало все же сохранять настороженность. Особенно если Арти тоже в деле.

Флик подала руку Джину. Тепло его ладони грело даже сквозь перчатки: его – кожаные, ее – атласные. Боги, как бы не забыть дышать.

– Одолжить меня для чего? – натянуто спросила она.

– Чтобы кое-кто подделать, конечно же. Если ты согласна – работа твоя. Если нет – что ж… – Джин швырнул фуражку Рогатой Стражи в карету и тряхнул головой – иссиня-черные пряди волос блестели на солнце, – работа все равно твоя.

Закинув сумку с вещами Флик, он потянул ее в сторону утренней толчеи в переулке Кладовщиков. Кучер в серой форме стража, который правил каретой, хмуро посмотрел на них с Джином.

– Мистер Джим…

– Ну, Олли, я все-таки как Джин скорее выгляжу, нет? – поправил тот и, склонившись к Флик, пробормотал: – Вот так всегда с именами, которые не похожи, ну, скажем, на сэра Арчибальда Корнелиуса. Что нужно сделать, чтобы тебя в этом городе уважали? Собрать группу и спеть о любви к себе и сливочному маслу?

Он говорил так быстро, что Флик едва понимала, о чем вообще речь.

Страж смутился.

– Я лишь хотел сказать, что мой капитан спросит, почему я поехал другим маршрутом, и…

– Как твоя сестра поживает, кстати? – спросил вдруг Джин, словно они со стражем были давними друзьями. Тот недоуменно нахмурился, но про капитана, похоже, забыл. – Я тут слышал, что ее взяли репетитором в ту школу – как она там называется? Эштон или что-то такое.

Флик не впервые сотрудничала с Казимирами; они предпочитали выяснить все, что возможно, о тех, с кем имели дело, и Джин произнес «Эштон» таким тоном, будто точно знал название школы, но намеренно изображал обратное.

– Эм-м, нет. Вообще-то, это Адли, – поправил его страж. – Академия Адли для мальчиков. Большая школа, расположена…

– Да, точно, – согласился Джин. – Настоящий успех и повод, который стоит отметить, правда? Скажи ей, чтобы заглянула в «Дрейф». Мы ее побалуем вкусненьким.

Страж, похоже, начисто позабыл о своих тревогах.

– Это было бы по-настоящему…

– Мы угощаем, – добавил Джин с улыбкой, из-за которой Флик запамятовала, о чем думала, – а та улыбка, между прочим, была адресована не ей.

Из кареты, томившейся за каретой стража, донесся недовольный крик, и кучер по имени Олли вдруг заторопился.

– Поеду я, – сказал он, совершенно сбитый с толку. – Но это… очень любезно с вашей стороны. Я обязательно ей передам. Спасибо.

– Не за что, – кивнул ему Джин. И, развернувшись, бросил через плечо: – Рад был повидаться, Олли. Приятно иметь с тобой дело.

Прежде чем страж успел что-нибудь ответить, Джин зашагал прочь, постукивая зонтом по брусчатке. Флик не знала, как быть, и засеменила вслед за ним. Она оглянулась на стража – тот подстегнул лошадей и вежливо козырнул ей, будто видел впервые.

– Он… Как тебе это удалось? – поразилась Флик.

– Не имею ни малейшего представления, о чем ты, Фелисити, – сказал Джин и обернулся, прежде чем их поглотила толпа в пышных юбках и фраках, но его улыбка сообщила Флик, что он прекрасно знает, о чем она спрашивает.

Флик работала с подделками на заброшенном складе уже три года, но с Казимирами познакомилась всего несколько месяцев назад, когда Арти понадобилось письмо, написанное рукой одного из множества чиновников Эттении.

Видимо, работа Флик пришлась хозяйке «Дрейфа» по вкусу, потому что после того случая они с Джином к ней зачастили. Арти всегда была угрюма и неразговорчива, но Флик нравилось видеться с Джином, и задания Казимиров она выполняла с удовольствием. Они не считали ее труд позорным или гнусным. Воспринимали его как работу. Или даже талант.

Преступление, прозвучал у Флик в голове голос матери. Та правила своей ОДК, как Овен правил Эттенией. Днями напролет разбиралась с вопросами добра и зла, когда ее люди устраивали беспредел в колониях, когда они разворовывали товар, которым были посланы торговать. Мама узнавала обо всем.

В конце концов Джин стал захаживать один. Засиживался надолго, дабы удостовериться, что Флик ничего не забыла. Она, разумеется, ничего не забывала и терзалась вопросом: а вдруг ему так же нравится проводить время с ней, как и ей – с ним? Она разглядывала Джина в те моменты, когда не стояла, уткнувшись носом в работу, пока он перечитывал написанное ею несколько раз и прощался. До свидания, Фелисити или постарайся не сильно по мне скучать.

Но она всегда по нему скучала. Когда дело касалось беседы с Джином Казимиром, решимость Флик ускользала. Все без исключения женщины в городе его знали – какие шансы могут быть у Флик?

Кто-то дернул ее за юбки, и Флик, опустив глаза, увидела чумазого мальчишку в изношенной кепке.

– Чего тебе? – спросила она.

– Прошу, мисс! – пискнул он, выпятив губу. – Подайте денежку, мисс. Литейная Лавлинов утаила мое жалованье.

– Ах ты, бедняжечка.

Флик принялась рыться в карманах, но Джин нагнулся и стиснул ей локоть. Его перчатка едва задела ее рукав, но Флик окатило жаром, по всем фибрам души словно пробежал электрический ток.

– Рассказать тебе секретик, а? – предложил Джин мальчишке.

Глаза у того вспыхнули. В ладошке он катал карамельку.

Джин указал на кого-то зонтом.

– Видишь вон тот переулок? Там у двери стоит женщина с полным мешком сокровищ. Скажи ей: ответ на загадку – слово «ошарашенный».

– Ошарашенный? – переспросил мальчишка.

Джин кивнул.

– Скажи ей это слово – и получишь за это подарочек. Понял?

– Понял! – воскликнул мальчишка и убежал.

– Ты…– начала было Флик. Солгал. Она была уверена, что Джин солгал, но говорил он с такой искренностью, что Флик сама почти купилась. – Он тебе поверил!

– Это мастерство, милая, – выпрямившись, сказал Джин.

– Но ведь ты солгал ему! Это решительно дурно. Ты отравил ему день! – отчитала его Флик, и Джин что-то бросил в нее. Это оказалась мальчишкина карамелька. – Джин! Ты украл у него конфету!

– К руке прилипла, прости, – ответил на это Джин без тени раскаяния.

– Ты… Ты…

Джин вскинул брови.

– Восхитительно хорош собой? Или дерзки умен? Тот мальчишка – карманник. Работает на одну небольшую банду.

– Он же ребенок, – возмутилась Флик; ей стало досадно, когда Джин утомленно вздохнул. – И я… Я больше не занимаюсь подделками.

Эти слова сами сорвались с ее губ, чему удивились оба.

Джин наморщил лоб.

– Но у тебя замечательно получается.

Искренность в его голосе поразила Флик. Получается и правда замечательно. Всю жизнь она искала сама не зная что. Когда Флик начала заниматься фальшивками и ее услуги стали востребованы, ей показалось – вот оно, ее призвание, но сейчас, придерживая на ветру берет, она думала, что это, вероятно, не так.

Они с Джином остановились у перекрестка. В двух кварталах отсюда – ее старый склад. «Дрейф» стоял чуть дальше, там, где начинались городские трущобы с домишками, липнущими друг к другу.

– Почему ты остановилась? – спросил Джин у Флик, вернув ее из размышлений в действительность.

– Потому что… – осеклась она, не зная, стоит ли отвечать, но навязчивое внимание Джина выпустило ее раздражение на волю. – Потому что это незаконно. Неправильно.

Флик не ждала от него понимания, но Джин слушал ее вполуха. Он разглядывал пассажира в проезжающей мимо карете – проводил пожилого мужчину с темными волосами и узким разрезом глаз долгим, отнюдь не мимолетным взглядом. Возрастом тот годился Джину в отцы. Как-то вечером Флик отважилась задать Джину несколько вопросов и узнала, что его родители пропали. Не умерли, не очень уверенно уточнил тогда он.

Глупо было думать, что он ее не поймет.

– Может, ты и права, Фелисити, но мне по силам сделать так, чтобы время твое было потрачено не зря,– произнес Джин голосом, от которого ее бросило в дрожь, и протянул ей сиреневую ленту. Они были в двух шагах от женщины, торговавшей галантереей. Флик могла поклясться, что Джин даже не взглянул в сторону того лотка.

А потом он махнул в сторону переулка Кладовщиков и «Дрейфа», дома Казимиров.

Джин так ничего и не рассказал ни о работе, ни о том, как вознаградит ее за потраченное время, и все же Флик последовала за ним. Она замедлила шаг, когда они приблизились к темно-красному зданию. Флик уставилась на витиеватый шрифт, которым была выполнена надпись на матовом стекле входных дверей «Дрейфа», – у нее тоже получались превосходные вензеля, пока однажды талант к изящному письму не завел ее куда-то не туда.

Флик уже бывала здесь – как-то раз днем, когда мать наконец-то дала на это добро. Ей до сих пор помнился вкус невероятного чая, ради которого в «Дрейф» стекались посетители со всех концов города.

«Дрейф» несложно было принять за респектабельное столичное местечко. Именно такое впечатление он и производил. Светлый элегантный интерьер, убогость улицы теряется за скоплением дорогих карет и одетых с иголочки посетителей в блестящих цилиндрах и богато расшитых платьях. Словно это был особняк какого-нибудь лорда и все съехались сюда на великолепный бал. Словно чайная вовсе не ютится между литейными мастерскими, публичными домами и ночлежками. Словно здесь не угощают кровью нежить.

Неспособность видеть дальше своего носа всегда была одной из главных отличительных черт состоятельной публики.

– А если меня заметят и кто-то донесет матери, что я здесь? – спросила Флик.

Джин посмотрел на нее с тем же выражением, что и прежде.

– На нас работает много стукачей, Фелисити, но никто из них не доносит леди Линден.

Двери «Дрейфа» распахнулись под звон колокольчика, и из чайной вышел темнокожий парнишка во фраке и черных перчатках; он отвесил им поклон.

– Рени, мальчик мой! – поздоровался с ним Джин.

Парнишка передал сумку Флик девчонке внутри и, крутанувшись на месте, раскинул руки в приветственном жесте и чинно прошествовал в заведение.

– Миледи, – поздоровался с Флик Рени.

– Благодарю, юный сэр, – ответила она и завороженно уставилась на сцену, что разворачивалась прямо перед ней: «Дрейф» в движении.

В том, как команда Казимиров лавировала по залу, чувствовалась гармония: один принимал заказы, другие сновали между столиков с полированными подносами в руках. Пахло чаем – насыщенно и ярко, терпко и свежо. Стены были обшиты деревом и вдоль потолка отделаны темными обоями, тонко позвякивал фарфор, гости щебетали, печенье хрустело, сахар, как волшебная пыльца, ложился на чайную гладь, черную как ночь, – все это создавало ощущение уюта. Звуки складывались в мелодию, зрелище – в пир для глаз.