Кафель на стене потрескался, и несколько кусков упали на пол, разлетевшись на мелкие осколки. Я посмотрел на свою руку – по ней текли струйки крови, но раны быстро затягивались. В стене же зияла темная дыра в пустоту.

– Там есть что-то. – произнес я, заглядывая в темноту.

Вдруг мне в шею, точно в область артерии, что-то резко укололо. Схватив рукой за шею, я почувствовал там крошечный металлический дротик. В тот же момент Иероним превратился в алатиса. Я обернулся и увидел доктора Дженкинсона, стоящего в дверях операционной с тонкой трубочкой в руке.

– Добро пожаловать в мою лабораторию! – торжественно произнес он – Скоро вы присоединитесь к своим товарищам!

– Не думаю, что это случится скоро. – ответил я, надвигаясь к нему.

– Не так быстро. – спокойно ответил он – Видишь ли.... То, что теперь у тебя в крови – сказал он, ехидно улыбаясь и держа в руках другой дротик, каким попал в меня – …не позволит тебе превратиться в алатиса и угнетет все твои способности. А со временем и вовсе убьет тебя. Твои друзья послужили мне подопытными чтобы испробовать его и подобрать дозу. К сожалению, первый исследуемый не выдержал первоначально дозировки. А вот вторая попытка была успешной – он умирал долго и мучительно.

И вдруг он испуганно попятился назад. Я внимательно следил за ним, и спустя несколько секунд мне удалось понять, что он испугался Иеронима. Прежде он его не замечал, пока тот не приблизился к нему. Чем ближе становился Иероним, тем быстрее пятился Дженкинсон. Еще мгновение, и он помчался бы к выходу с подвала, и, возможно, мы упустили бы доктора и попали бы в ловушку. Быстро решившись, я бросился к нему, но превратиться в алатиса я действительно не смог. В это время Дженкинсон схватил один из скальпелей со стола. Набросившись на него, я повалил доктора на пол. Раздался звон металла, стук инструментов об кафель и глухой стук железного подноса.

С одного удара удалось его вырубить. Я встал, подняв за воротник Дженкинсона, но сильная боль в боку буквально сковала меня. Я отпустил доктора, и он рухнул обратно на пол. На моей накидке была кровь. На полу я увидел скальпель, ранее схваченный доктором Дженкинсоном. До половины скальпель был в крови. Поняв, в чем была моя ошибка, я зажал рану рукой.

– Ты ранен? – спросил Иероним, подходя ко мне.

– Да. – недовольно ответил я – Но важно другое – Дженкинсон у нас. И его преступление налицо. Мы должны наказать его.

– Здесь достаточно доказательств, чтобы его посадили в тюрьму.

– Нет-нет! Абсорбс Глобал Индастри с легкостью освободит его оттуда. Мы сами должны его судить.

– Брось эту мысль. Мы не можем… – задумчиво ответил Иероним – Но важно сейчас другое – перевяжи рану, и пойдем разыщем его документы.

Я взял ватные тампоны и приложил их к ране, вытерев кровь. Хирургические приборы были здесь, и я смог зашить рану и перебинтовать. Кровь остановилась, но всё же страшная боль сковывала все движения. Дженкинсон был прав: мое тело отказывалось регенерировать, как это было прежде.

– Давай найдем его наработки, и решим наконец, что делать с этим уродом. А пока привяжи его ремнями к столу.

Иероним молча выполнил приказ. Я направился к дыре в стене чтобы выяснить, что там скрыто. Там находилась еще одна комната, замаскированная от всех. В ней были спрятаны изобретения Дженкинсона, которые даже он побоялся кому-либо показывать. Отобрав документы для изучения, решено было поджечь подземную лабораторию.

– Что будем делать с доктором? – спросил Иероним – Времени у нас мало, скоро рассвет.

– Ты прав – убить его мы не можем, мы же не наемные убийцы, а стражи справедливости. Нужно доставить его на совет Старейшин, а все его наработки – уничтожить.

– Как ты собираешься добираться в монастырь?

– Я с этим разберусь. Ты забирай Дженкинсона, а я сожгу здесь все и догоню тебя.

– Аллан, – ответил Иероним – я знаю этот взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ты не забыл, что у тебя в крови какая-то дрянь, медленно убивающая тебя.

– Да, я знаю. Я чувствую ее в своем теле. Но это не меняет дела. Выполняй мой приказ.

Он сжал губы, сдерживая себя. Иероним связал Дженкинсона и, взвалив его на плечо, вышел из лаборатории. Когда я убедился, что Иероним покинул поместье, я направился к столу с химическими пробирками, но почувствовал такую сильную боль, что рухнул на попавший под руку стул. Рана, нанесенная доктором, стала сильно кровоточить. Все тело ослабло и по рукам пробегала дрожь. К счастью, я заметил, что, когда я буквально рухнул на стул, он немного отъехал – это говорило о том, что это был обычный офисный стул на колесиках. Собрав последние силы, я покатился на стуле к кладовой. Прежде, осматривая ее, я видел там несколько пакетов с раствором глюкозы, а также барбитураты и седативные препараты.

Пошарив в кладовой, я нашел упаковку шприцов с иглами, упаковку глюкозы и новокаин. Вколов их по очереди, я откинулся на спинку стула и стал ждать ожидаемого эффекта. Спустя какое-то время я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, и смог встать со стула. Незаметно утихла и боль, но по телу пробегала дрожь и судороги. Собрав папки с документами доктора Дженкинсона, я уничтожил все его препараты, ампулы и пробирки, а затем поджег лабораторию.

В сарае Дженкинсона пылился старый черный "Ягуар". В нем было немного бензина, но мотор рычал как настоящая дикая кошка. Машина была на ходу и ничего не мешало на ней покинуть город. Забросив документы в багажник, я направился в дом за второй стопкой документов и в надежде найти немного денег для заправки "Ягуара". Найдя то, что нужно, я включил газ в плите, и оставил горящую свечу в гостиной. Забросив вторую стопку бумаг в машину, я сел за руль и надавил на газ. Мимолетное чувство восторга, ностальгия и эйфория охватили меня, как только машина выехала на шоссе и помчалась вперед со всей мощностью и прытью ее двигателя.

Несколько километров спустя на дороге нашлась заправка, и, заполнив бак, я, полный уверенности, направился в Джерси.

Однако, чем ближе я становился к монастырю, тем хуже я чувствовал себя. В итоге слабость, головокружение и раздвоение в глазах привели к тому, что я съехал на обочину дороги. Спустя несколько минут, свинцовая тяжесть сковала мое тело, я стал терять рассудок. Меня ужасно мутило и все тело пронзали судороги. Мне показалось, что позади на обочине кто-то остановился, ярко осветив фарами мой автомобиль. Рев двигателя замолк, хлопнули двери, послышались шаги возле машины. Кто-то постучал в окно – я повернул голову к окну и увидел двух бородатых молодых парней и девушку в очках с толстыми стеклами и двумя белоснежными косичками. Но ответить им я уже не смог.

Спустя несколько мгновений, я почувствовал, как девушка тормошит меня за плечо. Она наклонилась ко мне проверяя, дышу ли я.

– Пожалуйста… – прошептал я из последних сил.

– Он что-то говорит! – воскликнула девушка – Замолчите, я не слышу!

– Позвоните по номеру…Я заплачу…

Девушка внимательно слушала. Я прошептал номер телефона. Что было далее, я не помню. Все закружилось, потемнело и зазвенело, словно тысячи разбивающихся стекол, взрывающихся от пронзительного звона колокола.

«Лишь бы они не обманули.» – была моя последняя мысль.

Я очнулся в лазарете братства. Белоснежные стены, простыни, занавеси на окнах, сверкающие стерильные инструменты, штативы с капельницами и больничные койки. Ко мне подошла медсестра Натэль. Не заметив, что я очнулся, она проверила мой пульс и записала показатели с прибора возле моей кровати.

– Натэль – прохрипел я, чувствуя, что во рту все пересохло, словно я нажрался песка – Что со мной?

– Ох! – воскликнула она – Вы очнулись. Сейчас-сейчас! Я позову Марию.

– И принеси воды. – прохрипел я ей вслед, когда она, бросив блокнот с записями, бросилась прочь из комнаты.

Мария – заведующая лазаретом – буквально прибежала через несколько минут. Высокая светловолосая женщина, всю себя посвящающая медицинской науке и исследованиям, с приятной улыбкой – теплой и слегка смущенной – и темными глазами. Мария всегда ходила в белом халате, говоря этим, что она всегда остается в первую очередь врачом. Порой я думал, что в мире людей от нее было бы больше пользы, чем здесь. Но она была до последней фибры души предана братству. Она протянула мне стакан с водой, и я его мигом осушил.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, прощупывая пульс – Какие показатели? – спросила она у Натэль.

– Показатели пришли в норму, но функции почек еще не восстановились.

– Что? Что случилось? – удивленно произнес я, бросая взгляд то на одну, то на другую женщину.

– Мы приняли вас на грани смерти, вернее будет сказать на грани жизни, так как вы были скорее мертвы, чем живы. Отказали почти все органы. Но переливание крови помогло ослабить влияние сыворотки. А остатки сыворотки Дженкинсона в вашей крови дали возможность выяснить, что это было за вещество и нейтрализовать его.

– Можно будет сделать противоядие?

– Нет. Нельзя. Но мы узнали, как оно действует: это нейролептик, нейтрализующий участки мозга, отвечающие за превращение в алатиса и иммунную защиту. Так же мы обнаружили в нем вещество, которое нейтрализует защитную реакцию нашей крови – то есть оно делает сыворотку незаметной для иммунной системы, и та свободно достигает нужных органов, уничтожая их.

– Значит, у Дженкинсона были образцы крови алатисов, чтобы сделать это вещество?

– Думаю да.

– Тогда мне нужно узнать где он ее взял. – решительно произнес я, пробуя подняться с кровати. Но увы! Мне не хватило сил чтобы поднять свое тело с койки. Вдобавок аппарат рядом с моей кроватью начал испуганно пищать.

– Что с ним? – удивился я.

Мария усмехнулась.

– Этот аппарат очищает ваш организм от последствий действия сыворотки (я сама его проектировала). Пока что вы не можете без него полноценно функционировать. И, как вы уже поняли, Аллан, вы еще слишком слабы, чтобы вообще вставать с кровати.

– Я понял: мне предстоит еще несколько дней проваляться без дела в этой кровати.

– Совершенно верно! – улыбнулась Мария – Ведь если я вас переведу в вашу комнату – вы останетесь без присмотра и будете работать исподтишка.

– Вы так хорошо меня знаете?

– Я внимательна. А все признаки у вас налицо.

Она забрала записи и, велев Натэль принести мне графин с водой, ушла прочь. До конца дня я ее не видел. Натэль же каждые полчаса приносила то одни то другие настойки, микстуры и таблетки, назначенные Марией.

Спустя три дня – три ужасно скучных и мучительных дня – я был освобожден! Я вернулся в свой кабинет. Я надеялся сесть за бумаги, увезенные из дома доктора Дженкинсона, но, к моему огромному удивлению, их не оказалось на моем столе. На моем столе вообще не было ни одной новой бумаги, которую мне стоило бы прочитать или подписать. Я догадался, что этой бумажной волокитой занялась Авем. Но всё же, обидно было чувствовать себя настолько заменяемым.

– Я рад, что с тобой все в порядке. – раздался голос Иеронима за моей спиной – Но я же говорил, что ты то и дело попадаешь в передряги со своей самоотверженностью.

– Хорошо, – ответил я, оборачиваясь к нему, – следующий раз я не буду звать никого на помощь.

– Следующего раза могло бы не быть, если бы ты не позвал на помощь. Но, может быть, стоит, всё же, продумывать свои действия? – ответил он, улыбаясь.

– Ты насмехаешься надо мной. – нахмурился я.

– Никак нет. – ответил Иероним, похлопывая меня по плечу – Я действительно рад, что ты позвонил нам, и мы смогли тебя спасти. Однако, советую тебе выше ценить собственную жизнь.

– Я постараюсь прислушаться к твоему совету.

– Это не просьба. – строго ответил Иероним, и его глаза загорелись ярким огнем.

– Ладно, ладно. Не злись. – ответил я, вздергивая плечами – Лучше расскажи, что тут происходило без меня.

– Аллан, я говорю серьезно! Не относись к своей жизни так безответственно. Хотя бы потому, что за тебя волнуются другие.

Его слова заставили меня призадуматься. Я почувствовал, как мое лицо изменило выражение. Я ужасно хмурился. Я почувствовал неприятный холодок внизу живота.

– Не думал, что моя жизнь так много значит на фоне достижения общей цели. – вновь принимая простодушное выражение лица, хмыкнул я, разводя руками. Мне было проще сыграть дурачка и закончить этот разговор, чем вытягивать все чувства наружу.

– Аллан, во-первых, ты – моя семья, и я действительно не хочу потерять близкого человека. Во-вторых, ты глава братства. А в-третьих, самый ценный ресурс нашего братства.

– В каком смысле?

– Во всех. С твоим приходом началось возрождение братства и восстание алатисов против Абсорбс Глобал Индастри. Твои решения революционны, ты "свежая кровь". Именно ты ввел нас в эру технологий, что только улучшило положение алатисов на арене сражений алатисов и Абсорбс. Именно поэтому я прошу тебя быть осторожнее и не принимать непродуманных решений.

– Я прислушаюсь к твоим словам и постараюсь быть осторожней. А теперь расскажи мне, что тут происходило во время моей болезни! – ответил я, присаживаясь в кресло –Ох, я совсем и забыл – что с Дженкинсоном? Где он?

– Он в темнице, внизу. – ответил Иероним.

– Надеюсь, вы не забыли о мерах осторожности?

– Да, мы, на всякий случай, сожгли его одежду и просканировали его самого.

– Что же, это действительно строгие меры. Пойдем к нему?

– Идем. Мы его допросили уже. По дороге зайдем в мой кабинет – я предоставлю тебе всю информацию.

– Что с его лабораторией и домом? Они сгорели?

– Да. От них ничего не осталось.

– А его исследования?

– Их изучили. Расшифровали.

– Мы знаем, что есть у Абсорбс, а что он не успел передать им?

– Нет. Этого говорить он не хочет.

– Идем же, чего нам ждать! – ответил я, подгоняя его – Надо скорее узнать у него эту информацию и разработать план.

Мы быстро сошли на этаж ниже, где находился кабинет Иеронима. В отличие от моего, его кабинет и спальня были в разных помещениях. В кабинете царила атмосфера строгого порядка, иерархичности и структурированности буквально всего, даже воздуха. Огромный кабинет, строго, но роскошно украшенный фресками и лепниной, деревом и гобеленами, вмещал в себе рабочий стол, широкий комфортный стул, два кресла, кофейный столик, шкаф для документов, шкаф для книг, светильники, напольные часы и несколько старинных богато украшенных стульев и старинную копию устава.

Он вручил мне папку с записями допроса Дженкинсона, результатами изучения исследований вещества в моей крови и разбора его наработок. Я с жадным интересом принялся их изучать, слепо следуя за Иеронимом. Когда же мы снова остановились, что произошло довольно быстро, я обнаружил, что мы стоим у дверей его комнаты.

– Что мы здесь делаем? – удивился я.

– Хочу отдать Авем кое-что. – ответил он, доставая бумажный пакет из внутреннего кармана мантии – Она так любит выпечку из соседнего поселка. Я не мог ей отказать в этой радости. Но я не часто бываю в городе! – объяснил он.

– А, конечно. Ты бы сразу так сказал. Ничего страшного. – отмахнулся я.

Он постучал в двери и вошел. Я остановился у двери, вчитываясь в текст документов.

– Ох, привет Аллан! Рада тебя видеть. Как ты? – послышался голос Авем.

Я поднял глаза и не поверил им. Авем словно подменили: передо мной стояла круглолицая, румяная и радостная женщина с круглым животиком.

– Привет, Авем. – ответил я, не в силах отвести глаз от нее.

– Что ты смотришь? Ты разве не знал?