Входя во внешние ворота дворика Председателя, она подняла свой пропуск. Два охранника не убрали рук с автоматов, чтобы согласно порядку проверить ее удостоверение. Они вообще не шелохнулись, лишь коротко посмотрели на нее исподлобья. Эти смиренные мальчики были действительно мудры; они знали, что не стоит ей перечить.
В кабинке привратников старшие охранники сидели на стульях, поджав ноги, курили и свободно болтали. Увидев ее, они тут же затушили сигареты и вскочили.
– Солдаты, – обратилась она к ним, – ваши умы заняты заветами Мао Цзэдуна? Кажется, что вы сплетничаете, как женщины.
Заполняя формуляр посетителя, она напевала, довольная собой.
Солдаты молча слушали, как она мурлычет мелодию под названием «Плавание по морям зависит от Кормчего».
Она передала формуляр, чтобы на нем поставили штамп. Один из солдат достал из запертого ящика печать и прижал ее к нижнему углу листа. Затем, неся заполненный бланк, он вышел из кабинки и по крытому коридору, огибавшему двор, проводил ее в подземный туннель, который вел в заветное место – здание 202, резиденцию Председателя.
По пути она воспользовалась шансом взглянуть на лицо солдата. До нее дошли слухи, что один из охранников Председателя изображал ее перед остальными. Как говорили, он надевал соломенную шляпу вроде той, что она носила в саду, и расхаживал в ней, поворачиваясь из стороны в сторону и выкрикивая приказы низким мужским голосом. Должно быть, этот рассказ прошел через сотню ушей, прежде чем дошел до нее; услышав его, она судорожно расплакалась. Виновника она еще не нашла. Может, этот?
– Это был ты? – спросила она.
– Командир? – переспросил он.
– Не придуривайся, ты понял, о чем я.
– Извините, командир, не понял.
Солдат нажал на стене кнопку. Из динамика отозвался голос. Солдат прокричал в решетку микрофона, словно обращался к нации:
– Командир Цзян к Председателю.
Дверь с жужжанием открылась. Солдат взялся за нее, чтобы пропустить Цзян Цин.
– Кто наши друзья, солдат? – спросила она, поднимаясь по лестнице. – И кто наши враги? Это вопрос первоочередной важности для революции.
– Да, командир.
– Не смотрел ли ты когда-нибудь на Комплекс и не думал: все ли, кто здесь работает, революционеры? Двуличные контрреволюционеры, размахивающие красным флагом и одновременно выступающие против него, могут спать рядом с тобой. Даже здесь, в центре операций, в темных углах могут скрываться мерзавцы-реакционеры, ждущие, когда смогут выскочить на свет и перейти к открытым действиям.
– Да, командир.
– Я сама в последнее время заметила перемены в поведении товарищей в Комплексе. Они стали вести себя как вельможи, впали в заблуждения и стали много о себе думать, это, несомненно, следствие такого изолированного образа жизни. Они много работают, но их работа сопровождается постепенным усилением цинизма. Ты тоже это видел? Злобный тон? Нотки сарказма в голосе? Эти мелочи быстро перерастают в рак, который пожирает движение изнутри.
– Да, командир. Сюда, командир.
Солдат проводил ее через дверь и за угол современного побеленного коридора.
– И мы должны наблюдать не только за другими, верно? Крайне важно оставаться внимательными к самим себе. Контрреволюционное влияние скрывается в наших самых потаенных уголках. Наш долг как коммунистов – находить это влияние и очищаться от него. Ты когда-нибудь думал, настолько ли ты революционер, насколько о себе заявляешь? К примеру, замечаешь ли ты, как шутишь? Отличаются ли твои шутки от того, что ты говоришь на партсобраниях? Противоречат ли они тому, во что ты, на твой взгляд, веришь?
– Я стараюсь не шутить, командир.
Солдат открыл дверь и встал напротив. Дал Цзян Цин формуляр посетителя и направил ее в приемную здания 202.
– Я буду ждать, чтобы отвести вас обратно.
Она сложила формуляр вдвое и сжала линию сгиба двумя пальцами, чтобы сделать ее необратимой. Весь день к ней относились с уважением, но чувства людей были неглубоки, как лужа; никому до нее не было дела.
– Солдат… – она понизила голос, чтобы ее не услышал охранник за столом приемной, – …напусти лужу и посмотри в нее. Что ты увидишь? Ты заслуживаешь здесь находиться?
Она поднесла губы к его уху.
– Чем это воняет? Это твоя душонка? Смердит, как пизда твоей мамаши.
Широко улыбаясь – в конце концов, лучше быть субъектом имитации, чем объектом, – она ушла. Подала охраннику в приемной формуляр. Тот ответил кивком. Поднимаясь по лестнице, она услышала, как позади он поднимает телефонную трубку и крутит диск.
Она поднялась на два пролета достаточно быстро, чтобы застать одну из второстепенных секретарш Председателя с телефоном у уха. Заметив ее, секретарша тихо сказала пару слов и положила трубку. Цзян Цин молча встала перед ней – та положила локти на стол, переплела пальцы и стала их рассматривать. Два охранника, стоявших за двойными дверями, уставились в неопределенную точку над головой Цзян Цин. Через минуту, в течение которой каждая участница этого спектакля неизменно сохраняла принятую позу, двойные двери открылись и вышла личная секретарша председателя Чжан Юфэн.
– О, сестра Чжан, – сказала Цзян Цин.
– Командир, – отозвалась Чжан Юфэн с церемонным жестом: не пожелаете ли войти?
Здание 202 было новым. Со времени последнего визита Цзян Цин в кабинете Чжан Юфэн появилась новая мебель. Цзян Цин выразила восхищение выбором Чжан Юфэн: все было рационально, функционально и современно, хотя комната все еще выглядела так, как будто ею никто не пользовался. Открытые книжные шкафы, которые в прошлый раз стояли пустыми, теперь были заполнены книгами и журналами. Появились узкие приставные столики, на которых стояли чаши, чайные принадлежности и вазы с цветами. На северной и южной стенах висели карты Китая и мира, а еще какой-то свиток. У восточной стены стоял ряд из четырех больших, обитых старой розовой парчой кресел с пуфами, рабочий стол Чжан Юфэн был покрыт сукном и походил на стол настоящего ученого. В углу комнаты, похожей на фотоснимок, была переговорная – два дивана и журнальный столик. Чжан Юфэн проводила Цзян Цин туда и похлопала по подушке, приглашая присесть.
– Могу предложить вам чаю? – спросила она.
Цзян Цин покачала пальцем:
– Не хочу ничего стимулирующего.
Чжан Юфэн уселась на один из диванов и устроилась поудобнее.
– Если не чаю, то просто горячей воды?
Цзян Цин не садилась:
– Сестра Чжан, я не задержусь.
Чжан Юфэн нажала на звонок. Вошла ассистентка, неся поднос с душистым чаем. Пока она накрывала на стол, Цзян Цин взглянула на дверь в спальню Председателя, которую закрывал охранник. Он сжимал рукоять меча, будто готовясь его выхватить.
Чжан Юфэн налила чай в две чашки. Одну взяла себе. Другую подвинула к Цзян Цин.
– Может, вы передумаете, – сказала она.
Под мышками Цзян Цин выступил пот, она почувствовала, как что-то подступает к горлу. В общении с товарищами важно определить положение – никакого полезного взаимодействия без этого быть не может. Если два товарища говорят друг с другом, не зная и не почитая ранги друг друга, они ничего не добьются. Она немного оторвала пятки от пола и встала ровно там, где стояла – бросающаяся в глаза, доминирующая.
– Это для вас, – сказала она, доставая подарок из кармана униформы.
– Ох, – произнесла Чжан Юфэн, протянувшись через стол.
Она осторожно, чтобы не порвать, открыла упаковку.
– Вы сами это сделали? – спросила она, раскрыв подарок.
– Я сама ее засушила, – ответила Цзян Цин. – Но на рамку претендовать не могу. Это работа моего телохранителя.
– Хризантема.
– Если вам нравится, можете где-нибудь ее повесить. На стенах еще много места.
– Хорошая идея.
– Еще я сфотографировала этот цветок. Сейчас я проявляю снимок и в следующий раз принесу вам копию. Может быть, элегантнее было бы показать их вместе, цветок и фотографию. – Я определенно посмотрю. Вы добры, спасибо.
– Не более чем вы того заслуживаете.
Чжан Юфэн положила гербарий на подушку рядом с собой и снова взяла чашку. Цзян Цин увидела в этом не намек на благодарность, а скорее нежелание принимать подарок.
– Пожалуйста, – сказала Чжан Юфэн, указав на блюдо с экзотическими овощами.
– Нет, спасибо, – ответила Цзян Цин.
– Не присядете?
– Не хочу вас задерживать.
– Для вас всегда найдется время, командир Цзян.
Цзян Цин, со своей стороны, пыталась помнить о том, что надо быть доброй, утром, днем и вечером; она чувствовала необходимость совершать щедрые поступки каждый день. Радость дарения заключалась в том, чтобы видеть радость получателя. Отказывать в этом дарящему – своего рода жестокость. – На самом деле мне надо только заскочить к Председателю, – уточнила она. – Сказать пару слов. Потом я уйду и не буду вам мешать.
Чжан Юфэн отхлебнула из чашки, затем поставила ее на колени и погладила.
– Председатель сейчас стрижется, – сказала она.
Лежит под клизмой.
– Он будет рад отвлечься.
– Пожалуйста, не мешайте ему. Мы долго уговаривали его сесть в кресло.
– Я точно знаю, что сказать, чтобы он расслабился.
– Он увидится с вами в другое время. Пришлите заявку, и мы запишем вас в дневник.
Не обращая внимания на слова Чжан Юфэн, Цзян Цин подошла к охраннику. Оказавшись в полушаге от него, достаточно близко, чтобы почувствовать запах немытой кожи под безупречно чистой формой, она взглядом попросила его отойти в сторону. Когда он этого не сделал, она обратилась к Чжан Юфэн:
– Пожалуйста. Я на минутку.
Чжан Юфэн провела рукой по лбу, убирая челку на одну сторону. Без нее лицо показалось мягким и добрым.
– Председатель уже стар, у него слабое здоровье, – сказала она. – А вы совсем о нем не думаете.
– А вы, маленькая Чжан?
Цзян Цин повернулась к солдату и поискала сочувствия в его глазах.
– Вы относитесь к Председателю, как к покойнику на похоронах. Он достаточно здоров, чтобы повидать свою жену.
– Он больше не хочет с вами ссориться.
– Я здесь не для того, чтобы ссориться. Я хочу спросить у мужа совета по политическому вопросу. Вопросу чрезвычайной важности для Культурной революции. Мне что, одной в Пекине все еще интересно, что скажет наш Великий Спаситель?
Чжан Юфэн подвинулась вперед на диване, поставила чашку на стол, затем положила руки на колени. Глядя вперед и прямо держа голову, она была похожа на одного из множества спокойных Будд старого Китая.
– Хорошо, командир, – сказала она. – Если вы настаиваете. Солдат, вольно.
Солдат отдал честь и шагнул вправо.
Выразив остатки разочарования вздохом, Цзян Цин шагнула к двери. Приоткрыла ее. Оттуда потянуло таким запахом, словно она очутилась в русской больнице. Она остановилась. Повернулась к Чжан Юфэн, не сдвинувшейся с места:
– Вы меня не сопроводите?
Полным белым пальцем Чжан Юфэн перебирала овощи, притворяясь, что ищет среди них что-то конкретное.
– Вы можете войти, командир. Я не могу вас остановить. Но вы должны идти одна. Я не буду способствовать этому необоснованному беспокойству.
Цзян Цин напряглась и сильнее сжала дверную ручку. Она не осмеливалась войти одна. Различные болезни сделали речь Председателя такой неразборчивой, что Цзян Цин его больше не понимала. Если еще недавно его слова звучали как боевой барабан, были различимы, как лето и зима, и дороже золота, то теперь он постоянно пускал слюни, с трудом дышал и общался исключительно хрюканьем и хрипом, которые не понимал никто, кроме Чжан Юфэн. Чжан Юфэн, находившаяся рядом с Мао со времени, когда здоровье его стало ухудшаться, единственная умела расшифровывать издаваемые им звуки. Она стала его переводчиком. Цзян Цин сказала бы – чревовещателем.
– Вы не поможете мне, сестра? – спросила Цзян Цин.
– Сожалею, командир, – ответила Чжан Юфэн, – нет.
Цзян Цин опустила подбородок на грудь. Она не войдет без Чжан Юфэн. Слишком велик риск неправильно понять Председателя и разозлить его. Она прижалась лбом к двери и успокоилась, потом закрыла ее и отошла. Оперлась на спинку дивана. – Сестра Чжан, умоляю вас…
Чжан Юфэн подняла ладонь:
– Прежде чем продолжите, командир, прошу, послушайте меня.
Она знаком попросила Цзян Цин сесть, подождала, пока Цзян Цин устроится, и только потом убрала руку.
– Я хочу рассказать вам, как я провела эту ночь, – сказала Чжан Юфэн.
– Что случилось ночью?
– Ничего такого, чего не случается каждую ночь, командир. Для меня это была обычная ночь, в которую у меня не было ни мгновения, чтобы отдохнуть. Как вы знаете, я должна оставаться у кровати Председателя, пока он не заснет. Я единственная, кого он терпит. Он отказывается оставаться с кем-то… – Вы жалуетесь, сестра Чжан?
– …другим. Когда он лежит, ему трудно дышать, поэтому он должен лежать на боку. Когда ему надоедает, а перевернуться он не может, он просит помочь ему встать на ноги и пройтись по комнате…
– Вы в самом привилегированном положении.
– …я ему нужна в качестве костыля. Когда он хочет есть, я должна кормить его куриным бульоном…
– Самым привилегированным в Китае.
– …с ложки. Конечно, глотать ему трудно, и бульон часто проливается, а значит, надо менять пижаму. Когда он хочет опорожниться, и я должна держать его, пока он это делает, и подтирать…
– Хватит!
Чжан Юфэн замолчала.
Цзян Цин взяла чашку с чаем и сделала глоток.
– Вы преувеличиваете, сестра Чжан, – сказала она, поставив чашку на стол. – Вы говорите о Председателе. Одного тона достаточно, чтобы вас арестовать.
Чжан Юфэн тщательно контролировала себя, чтобы не выдать огорчения:
– Нашего Великого Вождя любят во всем мире, но никто не любит его так, как я. Никто не сделал для него столько, сколько я.
– Вы так думаете?
– Это факт.
Цзян Цин поджала губы и закрыла глаза. В ее жизни был один только Мао. Служа ему, она избавилась от индивидуализма, как осенний ветер избавляется от опавших листьев, и теперь она стала никем. Она согласилась быть никем. Существовал только он. Он может потребовать от меня чего угодно. Истина моей жизни – не во мне, а в нем.
О проекте
О подписке