Неужели я мог в течение стольких лет в чём-то обманываться?… У этого дома, где я оказался на развилке перед НЕОБХОДИМОСТЬЮ выбора, для меня стало важным выяснить, что в какую же сторону могли продолжаться ДАЛЬШЕ эти путеводные знаки, что в какую же сторону могла продолжится путеводная нить. Что это за нить? Не нитью ли Ариадны она была, благодаря которой Тесей смог выбраться из Лабиринта? Разве он с этой нитью не был ЗАЩИЩЁН?

Когда мой взгляд останавливался на книге с мифами Древней Греции, она начинала вызывать такую горечь, словно из-за неё я что-то потерял. Что я мог потерять? Время, которого у меня оставалось совсем немного. Я стал бояться, что оказался в плену чьих-то ПУСТЫХ фантазий, чьего-то богатого воображения, в плену чьих-то выдумок, что нет и не может быть, на самом ДЕЛЕ, никакой нити Ариадны?

Но я точно знал, что мгновения уже виденного были. Они же были. Мне приходилось снова и снова пробегать в ПАМЯТИ отрезки прошлого по жемчужинам уже виденного, перебирая их как чётки. Я начинал просматривать и просматривать всё то, что было до обнаружения очередной жемчужины, пытался представить себе то, что где-то мог себе позволить поступить иначе, так, как поступали многие. Мне нужно было утвердиться в понимании того, что с чем же я себя оставлял. Когда мне приходилось представлять себя поступившим где-то и в чём-то иначе, то сам себе становился отвратителен, и тут же понимал, что нить тогда уже могла оборваться. Все жемчужины рассыпались, и всё пропадало, всё гибло, и всё становилось бессмысленным. Продолжение пути выглядело гибельным, но страх перед непоправимо худшим, перед жутким беспутьем заставлял меня держаться за эту нить. Я понимал, что без этой нити лишался в жизни и ОПОРЫ, и ЗАЩИТЫ.

Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему.

Библия, Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова 15:17

Получалось так, что мне уже день за днём приходилось выбирать между гибелью тут же или чуть позже, чтобы НЕ СДЕЛАТЬ так, чтобы всё пройденное оказалось напрасным, чтобы не дать ЗАТЯНУТЬ себя в бездну мрака, беспутья, бесчестья. Этот отрезок времени между гибелью тут же или чуть позже выглядел совсем коротким. Моя жизнь оставалась только на этом очень коротком отрезке. И такая жизнь обещала мне только продлить мои мучения. У меня уже не было надежды на то, что долго смогу так продержаться.

Наша жизнь и так выглядела безнадёжно испорченной. Я представил себя уже наполовину умершим и оставшимся жить для того, чтобы было кому наблюдать со стороны за собственными мучениями, чтобы самому стать свидетелем печального конца. Я собрался жить так, словно уже умер. Жить оставлял я себя и для того, чтобы отец не остался один, чтобы быть ему хоть какой-то ОПОРОЙ и ЗАЩИТОЙ. Мне нужно было ещё выяснить, что почему же что-то так настойчиво побуждало увидеть тот дом. И это стремление найти объяснение тому настойчивому побуждению оставляло какой-то смысл в моей жизни. То понимание, которое ОТКРЫЛОСЬ в отношение чего-то одного, может ОТКРЫТЬ понимание чего-то другого.

«Нет, Антиной, неприлично мне с вами надменными вместе

Против желанья сидеть за столом, веселясь беззаботно;

Будьте довольны и тем, что имущество лучшее наше

Вы, женихи, разорили, покуда я был малолетен,

Ныне ж, когда, возмужав и советчиков слушая умных,

Всё я узнал и когда уж во мне пробудилася бодрость,

Я попытаюсь на шею вам Парк неизбежных накликать,

Так ли, иначе ли, съездив ли в Пилос иль здесь отыскавши

Средство. Я еду – и путь мой напрасен не будет, хотя я

Еду попутчиком; ибо (так было устроено вами)

Здесь мне иметь своего корабля и гребцов невозможно».

ОДИССЕЯ, песнь II, стих 310—320

Когда натиск сомнений и «грохот волн похоронных, не умолкавших в душе» начинали сносить меня к границам поражавшего меня отчаяния, я вспоминал о самой крупной жемчужине, о том, что как её старался обнаружить, и затем в ПАМЯТИ пробегал по другим жемчужинам – путевым знакам, которые были обнаружены мной до и после неё. Так мне приходилось убеждаться в том, что своей ОПОРЫ в жизни ещё не лишился. Так мне приходилось убеждаться в сохранности путеводной нити.

Ещё об одной довольно-таки крупной жемчужине мне часто приходилось вспоминать. У моего отца время от времени возникало желание выходить за ПРЕДЕЛЫ обжитого людьми пространства, чтобы походить по полям за городом. Мы жили тогда на окраине города на ПЕРВОМ этаже пятиэтажного дома. На такие прогулки он брал меня с собой с раннего моего детства. В то время за городом поля засевались пшеницей. Поле начиналось сразу за рядом гаражей под ЛЕГКОВЫЕ автомобили. Мы от гаражей шли мимо посевов пшеницы по тропинке, которая вела к военной части. Сначала она подходила до канала, который был вырыт в земле. По нему текла грязная мутная вода с пятнами мазута. Когда мы переходили на другую его сторону, там начинался небольшой подъём. Когда преодолевали подъём и шли ДАЛЬШЕ, можно было увидеть саму военную часть с самолётами и вертолётами.

С августа 1972 года мне пошёл уже четвёртый год. Мы в очередной раз отправились походить за городом. Недалеко от военной части я принялся ловить кузнечиков среди невысоких полевых цветов. Потом мы стали поворачивать в сторону города. Мы СДЕЛАЛИ КРУГ, когда стали подходить к городу со стороны завода «Строммашина», где работал мой отец. Через канал мы перешли по большой толстой трубе, и недалеко от неё, в ложбине, увидели огромную лужу мазута. Пшеница уже была скошена. Земля осталась покрытой щетиной от срезанных стеблей пшеницы. Местами виднелись подпалины. Кто-то ради забавы поджигал эту сухую щетину. Мы увидели, что эта сухая щетина вплотную подходила к огромной луже мазута.

На следующий день, вечером, я ВПЕРВЫЕ увидел, как поехали тушить пожар несколько пожарных машин. Они понеслись в ту сторону, откуда поднимались огромные клубы чёрного дыма. Мне и отцу сразу стало ясно, что загорелась та большая лужа мазута, которую мы видели. Ночью мне приснилось место, которое было хорошо известно мне. Когда я проснулся, то был уверен в том, что мне ОТКРЫЛСЯ вид на тот подъём, к которому мы подходили со стороны гаражей. Когда же я с отцом снова отправились прогуляться по полю за городом, для меня какой-то неожиданностью оказалось то, что это место в действительности выглядело совершенно по-другому. НЕ ХВАТАЛО каких-то домов. Сначала я подумал, что когда увидим военную часть, тогда обнаружиться увиденное во сне. Но и тогда я увидел что-то совершенно другое.

Потом я решил, что эти дома мог увидеть с другого места. Ряд гаражей ТЯНУЛСЯ до самой заводской стены. Гаражи примыкали к стене там, где она образовывала угол. Несколько раз мы подходили к этому месту, чтобы перебраться через крышу примыкавшего к стене гаража на другую сторону и отправиться ДАЛЬШЕ прогуляться по полям. Отец поднимал меня на крышу гаража, поднимался сам, затем спускался и снимал меня с крыши с другой стороны. Я и подумал, что какие-то дома мог увидеть с высоты того гаража.

Когда я стал отправляться на такие прогулки вместе с одноклассниками, чьи отцы как раз и служили в той военной части, то решил проверить своё предположение. Когда я залез на крышу этого гаража, мне и на этот раз ОТКРЫЛСЯ совершенно другой вид. Больше не было другого подходящего места, с которого я мог увидеть то, что увидел во сне. И для меня эта попытка оставалась ОТДЕЛЬНО от тех, которые предпринимались мной с тем, чтобы ОБЯЗАТЕЛЬНО увидеть тот одноэтажный дом.

Мне сначала пришлось прослужить полгода в Опочке, небольшом городке, расположенном в Псковской области. Потом меня отправили служить за тысячи километров в Душанбинскую бригаду, в Туркменистан, в город Керки, расположенный на берегу реки Амударья. Затем через пару месяцев меня отправили в командировку на четыре месяца в Ташкентскую бригаду, в город Янгиюль. Было это уже в 1988 году.

Трёхлетнюю девочку одного лейтенанта отказывались брать в детский сад по той причине, что мест там уже не было. Но заведующая детским садом согласилась принять эту девочку в ответ на обещание что-то им там нарисовать. И меня отправили в тот детский сад, чтобы для детишек на какой-нибудь стене что-нибудь нарисовать. И сильно знакомым для меня оказалось то, что как я с женой этого лейтенанта и с его маленькой девочкой ранним утром отправились в этот детский сад. В тот день я заметил несколько путевых знаков. Мне не хотелось лишний раз попадаться на глаза тем, кто был одет в военную форму прапорщиков и офицеров, но вечером, всё же решил вернуться назад по той же дороге, по которой шёл из военной части.

Утром я отправился напрямик к детскому саду. Мне пришлось идти мимо хлопкового поля. Коробочки хлопка уж начали РАСКРЫВАТЬСЯ. Назад я тоже решил возвращаться напрямик. Мне нужно было пройти мимо нескольких трёхэтажных домов, чтобы спуститься затем на ровный участок земли. На этом участке земли вечером какие-то подростки играли в футбол. Когда я прошёл мимо игравших в футбол, заметил, что всё происходившее вместе с ощущением тёплого вечера и душистым запахом травы, оказалось очень хорошо и в точности для меня знакомым.

Когда я с отцом отправлялись прогуляться за городом, то сначала мы по диагонали пересекали школьное футбольное поле, расположенное, через дорогу от пятиэтажного дома, в котором мы жили. На этом поле дети, жившие в соседних пятиэтажках, часто собирались поиграть в футбол. И через это футбольное поле ходили солдаты, служившие в той военной части.

ДАЛЬШЕ мне нужно было подниматься в ту сторону, где протекал канал «Джун». Его русло было выложено из бетонных сегментов. Бетонное русло удерживалось толщей земли, которая была насыпана с ДВУХ сторон. Я поднялся по крутому склону насыпанной когда-то земли к каналу, который преграждал мне путь. Даже не стоило пытаться его перепрыгнуть. Он был слишком широк для этого. Если бы я попытался его перепрыгнуть, то скорее всего даже не смог руками УХВАТИТЬСЯ за другой его край. По гладкой бетонной поверхности НИЧЕГО не стоило соскользнуть вниз, где сильному течению оставалось только ПОДХВАТИТЬ меня и унести. Оказавшись в канале с такими гладкими и высокими стенками, я бы не смог выбраться из него.

Сначала я посмотрел налево, затем направо в поиске какого-нибудь мостика, и тут что-то заставило меня обернуться. Когда обернулся назад, увидел с абсолютной точностью всё то, что тщетно надеялся обнаружить за окраиной нашего города у завода, в Армении. Я увидеть те трёхэтажные дома, мимо которых шёл из детского сада, и склон, по которому затем спустился. Через шестнадцать лет я увидел эти дома в Узбекистане.

«…Он тот (путь), который находит подтверждение внутри тебя, те истины, которые ты всегда знал».

Слова, которые сказала Леди Озера из Авалона в книге Дугласа Монро «Практическая магия друидов»

И запах, и вкус того сливочного масла, которое выдавали в солдатской столовой, был настолько поразительно мне знаком, что сначала я был твёрдо уверен в том, что точно такое ел в Армении где-то в начале семидесятых. Когда я после службы в армии вернулся в Армению, то принялся расспрашивать об этом масле, душистый запах и замечательный вкус которого для меня точно был знаком с раннего детства. Но нигде, ни от кого я так НИЧЕГО о нём не смог узнать. Но я же сам всё никак не мог вспомнить того, что где именно и когда именно его ел. Мне оставалось только СДЕЛАТЬ вывод, что такого масла в детстве я не ел, и что такое масло мне только предстояло отведать.

Когда месяц март подошёл к своему ЗАВЕРШЕНИЮ в 1993 году, у меня появилась возможность вспоминать ещё об одной жемчужине. Где-то в 1978 году, когда веяло такой же прохладой и когда так же запахло наступившей весной, мы поздно вечером вернулись из «старого дома». Было уже темно как ночью. И этой же ночью мне приснилась какая-то безлюдная улица с одноэтажными домами, которые были похожи на те, мимо которых мы шли. И небо в том сне было ночным. Вдалеке на высоте большей, чем уличные фонарные столбы, горели несколько ярких огней. Когда я проснулся, то решил, что во сне увидел ту улицу Алавердяна, по которой возвращались домой, что за кинотеатром «Ширак», на такой высоте могли гореть электрические лампочки в окнах пятиэтажных домов.

Когда мы в следующий раз возвращались по этой улице, за кинотеатром не было видно тех ярких огней, которые были во сне. И всё выглядело намного темнее, чем я ожидал увидеть. И ширь ночного неба была не такой, как в том сне. Если с этой улицы не получалось увидеть то место, которое мне приснилось, то никакая другая улица для этого уже не подходила. Я даже не стал пытаться где-то ещё увидеть то, что ОТКРЫЛОСЬ мне в этом сне.

В марте 1993 года на дороге в сторону леспромхоза коллея, которую оставляли колёса грузовиков, становилась всё глубже в толще снега и льда. Днём в этой коллее уже протекала и скапливалась талая вода, а ночью она ПОКРЫВАЛАСЬ тонкой коркой льда. В это время я, наконец-то, обнаружил то место, которое мне нужно было увидеть.

Небо начало уже темнеть, когда я решил, что за час КУЧА дров, заброшенных в печи, НЕ УСПЕЮТ ПОЛНОСТЬЮ, что сам за это время УСПЕЮ сходить домой, поесть и вернуться назад. Мне нужно было ещё отнести домой пару таких заготовок, которые распиливали на штакетник. Из этих заготовок можно было СДЕЛАТЬ ножки для кровати. Назад, к леспромхозу, я возвращался по улице Береговой, на которой ДВАДЦАТОГО сентября 1991 года обнаружил тот дом, который тщетно искал в нашем городе. Затем с этой улицы спустился по небольшому переулку на Набережную. Там дорога расходилась в три стороны. На этой развилке мне пришлось идти через развороченное колёсами грузовиков крошево из льда, которое уже было СХВАЧЕНА морозцем. Талая вода, которая местами скопливалась в коллее, уже УСПЕЛА ПОКРЫТЬСЯ корочкой льда. Уже стало темно, как ночью.

С этой развилки одна дорога поворачивала налево, на Набережную. Мне нужно было взять чуть правее и пойти по той улице, на которой с ДВУХ сторон построили дома для тех, кто работал в леспромхозе. И тут я обнаружил то, что увидел во сне пятнадцать лет назад. Вдалеке горели высоко над землёй яркие огни прожекторов. Они были укреплены на вышках и подъёмных кранах леспромхоза. Я в очередной раз получил лишнее подтверждение тому, что всё, что происходило со мной вплоть до самых этих пор, ДОЛЖНО было случиться. Выходило так, что ещё пятнадцать лет назад, было уже ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО, что мне придётся оказаться в Сибири и работать кочегаром в этом леспромхозе.

ДВА года службы в армии были худшим отрезком в моей жизни до того, как мне пришлось переезжать в эти края. И мне часто приходилось просматривать этот отрезок пройденного мной пути со всеми его жемчужинами. На этом отрезке была уже проверена верность силы моего внутреннего СОПРОТИВЛЕНИЯ. У меня уже был ЗАВЕРШЁННЫЙ опыт относительно того, что как мне и ДАЛЬШЕ следует держаться. Шёл уже ВТОРОЙ год службы в армии, когда я почувствовал в себе УПЛОТНИВШЕЕСЯ желание написать такую книгу, которая поможет другим не обманываться и не понести таких потерь, какие мне пришлось нести. Когда мне стало хуже, чем в армии, я стал писать. И начал я писать у того опасного края, когда у меня осталось совсем немного времени до падения с него.

С самого начала это выглядело какой-то напрасной затеей. С самого начала я боялся, что НЕ УСПЕЮ ЗАВЕРШИТЬ свою книгу. С самого начала я страшился пасть слишком рано. Но НЕОБХОДИМОСТЬ написать о том, что могло исчезнуть вместе со мной, заставляла меня продолжать свою работу. Я не собирался оставить себя СОУЧАСТНИКОМ всего того, что сживало нас со света. Я старался писать так, чтобы ОТРАЖАТЬ зло, которому СОПРОТИВЛЯЛСЯ, чтобы не дать ему ПОЛНОЙ и окончательной победы над собой. Этот труд только усиливал и обострял во мне борьбу между надеждой и отчаянием.

Свет низошёл на меня: не к народу должен говорить Заратустра, а к спутникам! Заратустра не должен быть пастухом и собакою стада!

Сманить многих из стада – для этого пришёл я. Негодовать будет на меня народ и стадо: разбойником хочет называться Заратустра у пастухов.

У пастухов, говорю я, но они называют себя добрыми и праведными. У пастухов, говорю я, но они называют себя правоверными.

Посмотри на добрых и праведных! Кого ненавидят они больше всего? Того, кто разбивает их скрижали ценностей, разрушителя и преступника – но это и есть созидающий.

НИЦШЕ, «Так говорил Заратустра»

Самые ПЕРВЫЕ строки были написаны в четверг 26 марта 1992 года. Заботы и ТЯГОТЫ повседневности отнимали столько сил, что время от времени приходилось прерывать труд, за который я взялся и не мог уже бросить. Этот труд словно помогал мне самого себя доводить до ПОЛНОГО истощения. Из-за постоянного безденежья, временами я не мог покупать ни ручки, ни бумаги. То, что происходило ВОКРУГ, и даже то, что как нас УЧИЛИ в школе, только мешали мне осуществить задуманное. Раз за разом мне приходилось обращать на это внимание.

Несколько раз я приниматься писать с самого начала из-за того, что мне всё труднее становилось продолжать ДАЛЬШЕ и приходилось, в конце концов, останавливаться. Раз за разом у меня всё не получалось добиться нужной мне убедительности и как доказательности написанного. Мне нужно было добиться какой-то ПОЛНОТЫ.

Шло время, а я раз за разом оказывался всё на том же месте, с которого всё нужно было начинать сначала. И для меня, которому оставалось жить совсем немного, в том совсем уже коротком отрезке времени между гибелью тут же или чуть позднее, времени уходило недопустимо много. Сам неумолимый ход времени просто чудовищно увеличивал мои потери и ДЕЛАЛ меня ещё более бессильным что-то УСПЕТЬ изменить.

У меня всё не получалось ЗАВЕРШИТЬ труд, за который взялся. Моя работа ТЯНУЛАСЬ. Недопустимо долго и безрезультатно она ТЯНУЛАСЬ. Все мои усилия всё больше и больше выглядели какими-то бесполезными. Они выглядели такими же бесполезными, какими могли выглядеть мои усилия остановить ход времени.

Меня мучила постоянная неудача. Меня ОХВАТЫВАЛ ужас, когда в очередной раз оказывалось так, что времени потрачено было больше, чем у меня оставалось, когда мои потери только продолжали расти. И моё неотступное упорство начинало вызывать во мне только всё больший ужас, потому что оно только помогало продлевать и продлевать бесплодность такого труда, за который я взялся и не мог бросить. Моё упорство выглядело гибельным.

Когда меня, ОХВАЧЕННОГО отчаянием и сомнениями, ужас начинал сносить в ПУСТОТУ, мне уже НИЧЕГО не оставалось, как вспоминать о последних обнаруженных жемчужинах, по которым я начинал пробегать в глубинах ПАМЯТИ, где ХВАТАЛСЯ за отрезки пройденного мной пути, которые были усеяны этими жемчужинами. Я ХВАТАЛСЯ за нить, которая через многое меня провела, которая помогала мне идти ДАЛЬШЕ. Меня всё это привело к пониманию, что мне основой моего труда нужно СДЕЛАТЬ то, что мне пришлось самому пережить. Только это могло быть известно мне во всей своей ПОЛНОТЕ, без каких-либо ПРОПУСКОВ.

Но и после этого я всё продолжал мучаться постоянной неудачей, борясь с бессильными страданиями угнетённого ума. Мне НЕ ХВАТАЛО каких-то слов, без которых у меня не получалось постоянно удерживать на виду всё то, о чём собирался написать. Без этих слов всё начинало тонуть в многословии и исчезать. И эти слова я стал отыскивать, просматривая и перебирая прошлое и уже написанное мной.

10 ноября 1992 года я обратил внимание на то, что у меня ПОВТОРЯЛОСЬ слово «ПУСТОТА». Затем я обратил внимание на тождественность его смыслового значения с такими словами, как «НОЛЬ», «НИЧТО», «КРУГ», и пришёл к пониманию того, что только с такими словами смогу добиться НЕОБХОДИМОЙ УПЛОТНЁННОСТИ того, о чём собирался написать. К 1995 году я обнаружил все нужные мне слова. Для этого мне пришлось долго и много рыться в прошлом, вскапывая его всё глубже и глубже, пристально просматривая пласты пережитого. Я так перепахал поле своего прошлого, что оно не могло НЕ ОТКРЫТЬ свои могилы. А я только продолжал превращать себя в сплошную РАНУ. И как из РАНЕННОЙ