Письма к Милене

Может, это нечестно, но я люблю чужие письма.
Нет-нет! Сама я ни в коем случае никогда не лазила по почтовым ящикам и не вскрывала чужих писем.. Но если кто-то по неосторожности или не обращая внимания, выбрасывал письмо не разорвав..то мои любопытные детские глаза не могли оставлять его лежащем на земле. Как будто кто-то «подбрасывал» мне очередную историю..Жаль, что тогда, в далёком детстве, когда люди писали ещё живые письма, я не разгадала себя, не «накопила» этих историй, что бы потом записать..Но речь сейчас не обо мне.
Великолепный язык Кафки. Интересный факты не только из его жизни, но из жизни того времени. Это особая история. Ведь история сама по себе очень субъективна, разные взгляды на одно и тоже- и вот два разных мнения (сейчас вспомнилась ранее прочитанная мной «Мама, не читай». Брат и сестра- одна ситуация и каждый пишет по-разному).
Прослеживается какое-то трогательное одиночество Кафки..Он одинок, да. Но и одинока и Милена. Они живут только письмами. И очень-очень жаль, что невозможно почитать письма Милены (Как у Каверина «Перед зеркалом»). Только из писем Кафки можно догадаться, что ему писала его дорогая госпожа.
Какую рецензию можно написать на письма? Это же письма..Если интересно – читают, если неинтересно, то не читают. Это настолько личное, что надо отважиться на публикацию..Но на то они гении эти великие писатели, они не могут оставаться в стороне, потому что о них интересно всё, вплоть до писем. И каким надо быть человеком, талантом, что бы так писать эти письма!!! Что бы было интересно их читать..(я же правильно понимаю, это действительно личные письма, и писались они для Милены). Красивый язык, интеллигентность, без пошлости, но искренне и от души..
О письмах не принято писать, поэтому мне сейчас трудно. На письма следует отвечать.. Но если это чужие письма?
Просто Кафка, наверное очень хотел, что бы их прочитали…

Совсем не думала, что эта книга, небольшая "стопка писем" будет читаться и восприниматься мною так тяжело, так неоднозначно.

Вполне возможно, я использовала неверный метод для осуществления заведомо недостойной затеи - перечитать личные письма (и лишь одной стороны), чтобы постараться понять, что за чувства испытывал такой неоднозначный, изломанный человек. Любовная переписка не предназначена для чужих глаз. Сильные эмоции всегда тяжело передать словами. Но, раз уж и они стали книжным печатным текстом, им уготована стандартная книжная судьба - быть обсуждаемыми.

При чтении я не хотела делать акцент на красивые и изящные любовные фразы, которые растасканы на цитаты до меня. Это не было моей целью. За всем этим я старалась разглядеть настоящего Франца Кафку, его чувства. В первой половине книги мне это фактически не удавалось - да, есть восхищение от талантливо сплетенного текста, но получить такое в качестве письма я бы не хотела. Потому что эти письма...все же безлики. Это "эмоции ради эмоций", я не вижу в них реальной ситуации, я не могу увидеть Милену глазами Кафки. Они кажутся просто набором удачно подобранных метафор. Видимо, сама Милена тоже это ощущала, и не преминула упрекнуть в этом возлюбленного:

Вы жалуетесь, Милена, что из некоторых моих писем, как их ни верти, ничего не вытрясешь, а ведь это все, если я не ошибаюсь, как раз те самые письма, в которых я был так близок к Вам, так укрощал свою кровь (и Вашу тоже).

Либо я, как и Милена, слишком приземлена, чтобы увидеть истину, скрывающуюся за строками письма, либо сам Кафка был в тот момент слишком поглощен собственными эмоциями, чтобы трансформировать их в слова. Или же опять, это не эмоции в сторону конкретной женщины, а просто голод души, который вырвался на свободу при встрече с Миленой лишь по стечению обстоятельств.

В любом случае, их четырехдневная встреча тет-а-тет перевела эти чувства на абсолютно новый уровень - окрыленный Кафка разрывает помолвку и готов дождаться решительного шага от возлюбленной. Правда, недоумение вызывают его намерения своеобразно "подружить" бывшую невесту с Миленой, одобрение их возможной переписки. То ли крайняя черствость, то ли предельная наивность.

Период радостных предвкушений недолог, можно угадать, что Милена находится в постоянной нерешительности, у нее нет сил порвать с мужем, нет сил изменить свою жизнь, хоть она и безрадостна. Кафка без обиняков отмечает, что единственная преграда - не ее муж, а она сама. Мало что может стать на пути истинного желания, но, возможно, Милене не нужен был Кафка, ей нужны были перемены к лучшему.

Я ведь не борюсь с твоим мужем за тебя. Борьба совершается только в тебе. Если бы решение зависело от борьбы между твоим мужем и мною, все было бы давно решено.

Твое письмо ничуть не противоречит моему предложению, наоборот, ведь ты пишешь: «Nejradeji bych utekla treti cestou, ktera nevede ani k Tobe ani s nim, nekam do samoty». «Больше всего мне хотелось бы убежать каким-нибудь третьим путем, который не ведет ни к тебе, ни к нему, куда-нибудь в одиночество» (чеш.).

Была ли Милена влюблена? Их соединению мешала лишь ее нерешительность, или же эта нерешительность была знаком того, что единение не нужно и невозможно? Нельзя в полную меру судить об этом по стопке писем, но...

Последняя подруга Милены Маргарет Бубер-Нойман, подружившаяся с ней в концлагере Равенсбрюк, в книге "Подруга Кафки Милена", написала:

Милена была полна противоречий. В ней соединялись женская нежность с мужской решительностью. Она скоро поняла, что ее любовь к Кафке не имеет будущего. Любовные отношения были закончены по желанию Кафки. Он был тяжело болен и страдал от Милениной жизнерадостности, с которой она требовала от него любви физической, а это его и отталкивало.

Решение не было для Милены простым. Эта женщина уже к моменту встречи с Кафкой достаточно измучалась морально, и в письмах Максу Броду она писала:

Я на краю безумия. Я знаю, кто такой Франк (так она называла Кафку), и не знаю, что случилось, это моя вина или не моя? Напишите мне простую, голую, пусть и жесткую правду. Если бы я поехала с ним в Прагу, я осталась бы для него тем, кем была. Но я не способна была оставить своего мужа и, может быть, я слишком женщина, чтобы иметь силу подчиниться его жизни, о которой я знала, что она будет означать самый строгий аскетизм на всю жизнь. Желание жить земной жизнью победило во мне все остальное - любовь к нему, восхищение им. А потом было поздно. Потом эта борьба во мне была слишком заметна, и это его испугало. Сердце у меня разрывается и висит, как на удочке. И так тоненько, так раздирающе больно болит.

Как бы то ни было, я давно пришла к выводу, что Кафка, как и многие люди, чей эмоциональный мир усложнен до предела, что усиливается стремлением и талантом к творчеству в какой-либо сфере, в качестве возлюбленного - сущее проклятие. Да, таково мое мнение и я нисколько не преувеличиваю - разлад в голове одного из пары, помноженный на интенсивную рефлексию в режиме нон-стоп, неизменно повлияет на второго, и, скорее всего, сделает его несчастным. Если, конечно, второй партнер - не совсем поверхностный и прагматичный чурбан. Посему я не могла не пофантазировать, были ли бы Милена счастлива в союзе с Кафкой. Весь его душевный раздрай, отвержение почти полностью плотской составляющей отношений...для реальной женщины, а не просто воспеваемого в письмах образа это кошмар, и ничего более. Неудовлетворенная потребность быть любимой обжигает влюбленную женщину похуже кислоты. В их совместное счастье я тоже поверить не могу. А когда понимаешь, что при любом варианте развития событий счастье невозможно - руки опускаются. Или пропадает вера в возможность союза между двумя талантливыми людьми.

После чтения и написания рецензии меня не оставляет ощущение, что я сделала что-то недостойное, постыдное. Поворошила слшком личное, то, что должны были видеть только глаза двоих. Но я не удержалась. Мне искренне жаль и Кафку, и Милену, мне жаль всех людей, которых тянет друг к другу, и, в то же время, они слишком разные кусочки паззла, чтобы зацепиться друг за друга.

"А эти письма - одна только мука, они рождены мукой, и причиняют лишь муку, неизбывную муку, и к чему все это - да оно еще может и усилиться - в эту зиму?"

Прага, Иосифштадт, Францу Кафке

Некто лежит в грязи и вони смертного одра – и приходит ангел смерти, благословеннейший из всех ангелов, и смотрит на него. Смеет ли этот человек вообще умирать? Он переворачивается, зарывается еще глубже в постель, умереть ему невозможно. Словом, я не верю в то, что Вы мне пишете, Милена…

Чтоб лучше слышать, такие Вам уши, Франц?
Поставьте ж, как в вазы, моих комплиментов охапки
в их чудную пару. Позвольте на этот раз
другим пописать – надписать на записках: «Для Кафки».
Нарциссы не вянут пусть в Ваших милейших ушах.
Абсурд? До абсурда Вы сами охочий до жути
читателя. Как тот мифический юноша, я, чуть дыша,
смотрю на озерную глубь. Ваших глаз. И да будет
чуть-чуть нарциссизма – чуть-чуть Вам едва повредит! –
в клубке из сомнений спасительной ниточкой тонкой.
Еврейский галчонок, не каркающий иврит,
гнездящийся в Праге. Ах, в ней бы и встретить галчонка!
На Ваш ежедневный проход между улочек… нет –
на Ваш ежедневный полет меж дерев любоваться
сперва издалека, но вдруг в многолюдстве, в обед
залезть в оперенье – рукою пробраться под лацкан.
(Я? Нет, не влюбилась. Ну вот еще, бремя меня
на хрупкую шею! Ему – одного со мной веса!)
На звон колокольный походят пусть, тише звеня,
с лекарствами склянки, а я медсестрой – на невесту.
Нет, я не пророчу, но сами пророчите – Вы!
Позвольте мне, Франц, прошептать опосля «аллилуйа!»
Избавлены - да, но зачем же так скоро мертвы?..
И веки навечно закрыть чередой поцелуев.

P.S. Пофантазировала на тему своего (не)возможного общения с Кафкой; пофантазировала давненько, еще до «Писем…», после биографии; но после «Писем…» именно и поняла, как верно получилось: с ним и его нежнейшими, но сомненьем исходящими письмами нельзя быть женой – можно быть вечной невестой, и только.

P.P.S. Нейтральная оценка - потому, что те же, оцененные тоже на 3 из 5, «Письма к Максу Броду» понравились больше, зато корреспондентом Милены Франц открылся, конечно, с новой стороны; кроме того, все так же сложно иметь дело с одним адресатам ведомыми деталями - «Писем к Фелиции» , боюсь, уже не потяну.